Жестокая клятва
Шрифт:
Когда она идет в нашу сторону, я замечаю, что она движется не с той грацией, которую я ожидала. Ее тело и осанка, как у танцовщицы, но ходит она неловко, как будто не хочет, чтобы ее ноги слишком долго касались земли, быстрыми, спотыкающимися шагами. Она прижимает ребенка к себе, как будто боится споткнуться, и на ее лице появляется облегчение, когда она останавливается рядом с Лиамом, доброжелательно улыбаясь мне.
— Приятно познакомиться с тобой, Изабелла, — мило говорит она. — Ты можешь называть меня Ана, все мои друзья так называют. Я счастлива, что ты здесь. Пойдем, я покажу тебе твою новую квартиру.
Она передает малышку Лиаму, пока мы прогуливаемся, и я чувствую знакомое стеснение в груди при виде того, как Лиам души не чает в своей дочери, явно рад видеть ее после дня, проведенного вдали от дома. Я не позволяю себе смотреть на Найла, боясь того, что я могу увидеть на его лице, наблюдая за той же сценой. Я знаю, что он не хотел детей, он так прямо сказал мне в тот первый вечер, когда мы обсуждали мою беременность и что это значило для нас, но он также так же ясно сказал мне, что ему нравится эта идея и что он намерен стать настоящим отцом. Тем не менее, я не могу не опасаться, что где-то в глубине души он возмущен этим, и мной за то, что я поставила его в такое положение.
Ана показывает нам окрестности, проводит через сверкающую новую кухню с черно-стальными приборами, во вторую спальню, которая может служить детской, в главную спальню с примыкающей ванной комнатой. Она показывает все, от гардеробной до гостевой ванной комнаты, шкафа для белья и небольшой прачечной, пока мы не возвращаемся в гостиную, к стеклянным французским дверям.
— У тебя прекрасный вид, — говорит она с энтузиазмом человека, пытающегося продать мне квартиру, и я знаю, что это попытка улучшить мое положение, заставить меня почувствовать себя как дома. Я не знаю, как много Лиам или Найл рассказали ей, но я уверена, что она имеет хотя бы общее представление о том, что происходит.
— Все это очень мило. Я ценю… все это. Честно говоря, это слишком.
— Ты жена близкого друга Королей, который скоро сам станет одним из них за столом, — твердо говорит Лиам. — Это не может быть слишком много. И здесь ты в безопасности.
— Завтра мы пойдем по магазинам, — говорит Ана, улыбаясь мне. — Ты, конечно, захочешь подобрать мебель и декор.
— Но… — я оглядываюсь. — Здесь уже обставлено. — Хотя большая часть обстановки более современная, чем я бы выбрала, мебель и декор, подходящие для типового дома, а не для реального дома. Это определенно больше похоже на гостиничный номер, чем на мою собственную квартиру, и по выражению лица Аны я вижу, что это именно то, к чему она клонит.
— Ты захочешь, чтобы это соответствовало твоим вкусам, — настаивает она. — Это твое, Изабелла. Ты и твой ребенок будете жить здесь в обозримом будущем. Ты должна чувствовать себя комфортно. И тебе понадобится одежда, посуда и другие вещи, чтобы в квартире ты чувствовала себя как дома. Я знаю, что ты ничего не смогла взять с собой.
— Я не хочу доставлять никаких хлопот…
— Это не проблема, — настаивает Ана. — Я все время сижу дома с Бриджит. Девичий выходной будет чудесным.
— Говоря о доме с Бриджит, я горю желанием вернуться домой с вами обоими, — вмешивается Лиам, его рука легко ложится на спину жены. — Я думаю, мы должны дать Изабелле немного отдохнуть.
— Конечно. — Ана улыбается мне. — Увидимся завтра.
Мой желудок мгновенно сжимается от беспокойства, когда мы прощаемся, и троица направляется к двери, оставляя нас с Найлом одних. Я чувствую каждый дюйм пространства между нами, ощущаю дистанцию, и я хочу сократить ее с почти физической болью. Теперь это мой дом, а не его, и правда об этом причиняет боль, как удар. Он собирается оставить меня здесь, в мою первую ночь по-настоящему одну за всю мою жизнь, и странный страх скручивает мне грудь. Даже в ужасе каньона Хавьера я не была одинока, хотя мне определенно этого хотелось. К своему удивлению, я понимаю, что боюсь оставаться одна в квартире, когда здесь больше никого нет. Я никогда не жила одна.
Я хочу попросить Найла остаться, но я знаю лучше, что не стоит. Я знаю, что он скажет, что лучше начать с того, что мы собираемся делать дальше, что нам нужно посмотреть правде в глаза, что это, банальности, призванные утешить меня, которые только оставят меня неравнодушной. И я знаю, к чему все это в конце концов приведет…к тому, что, если бы он остался здесь, мы не смогли бы держать наши руки подальше друг от друга.
— Я должен идти. — Голос Найла напряженный. — Ана хорошо позаботится о тебе завтра. Скоро увидимся.
Когда? Я хочу спросить, слово застревает у меня в горле, но я заставляю себя проглотить его. Я с трудом сглатываю, киваю, замерев на месте. Я хочу подойти к нему и не могу. Я хочу умолять его остаться, и я не могу. Я хочу всего, чего у меня не должно быть, и в каком-то смысле я почти хочу, чтобы он ушел, покончил со всем этим, если он собирается.
Но когда он, наконец, это делает, мне кажется, что мое сердце снова вырывается из груди.
Я стою в оцепенении несколько долгих мгновений после того, как дверь за Найлом закрывается, моя грудь похожа на зияющую, ноющую пещеру. Я хочу со свирепостью, которая ощущается почти болезненно, прикосновение его губ к моим, тепло его тела напротив моего, удовольствие от его рук на мне, даже просто от его физического присутствия. Я чувствую себя так, словно что-то потеряла, пустоту и тоску, и мои ноги медленно несут меня ко второй спальне, комнате, которая достаточно скоро станет детской.
Это единственное помещение, которое не обставлено мебелью, его пустота призвана продемонстрировать многочисленные возможности дополнительной комнаты. Это может быть кабинет, или комната для гостей, или студия, или что угодно еще, но для меня цель уже определена. Я оглядываюсь вокруг, представляя детскую кроватку и кресло-качалку, закутки, полные одежды, игрушек и мягких игрушек животных, и медленно опускаюсь на покрытый плюшевым ковром пол, прижимая руку к плоскому животу.
Я не утруждаю себя попытками заглушить первый сдавленный всхлип, который срывается с моих губ, или следующий, или тот, что следует за ним. Здесь некому меня услышать, некому позаботиться, незачем быть сильной. Единственного человека, который имеет значение, которому нужна моя сила, еще даже нет здесь. Я сгибаюсь пополам, прижимая руки к животу, плача так, словно мое сердце разрывается… потому что это так.
Все в каком-то смысле правы, с горечью думаю я. Я избежала того, от чего хотела освободиться. Мне не придется выходить замуж за Диего или за какого-то другого мужчину, которого я не знаю. Я беременна от Найла, чего я невинно и ошибочно желала, не понимая последствий, к которым это приведет. Я никогда по-настоящему не останусь одна сейчас, по крайней мере, и следующие восемь месяцев, но больше всего я скучаю по своей семье, по своей сестре. Я чувствую тоску по ним так же, как я чувствую тоску по Найлу, почти физическую боль, тоску по тому, что кажется домом. Найл мог бы стать моим домом сейчас, если бы он позволил себе, если бы мы могли зайти так далеко, но на самом деле он никогда больше не будет со мной. Он так и сказал. Он хочет меня, но он будет бороться с этим, и если есть что-то, что я знаю о Найле, так это то, что, когда он вступает в бой, он намерен победить.