Жестокая красота
Шрифт:
— Сомневаюсь, что я наилучшая кандидатура…
— Ты — единственная кандидатура, — заверила я его. — Мне нужно, чтобы ты принял свою истинную сущность. Ты — Небесная Гончая, а не Пес Смерти. Отчасти твое призвание состоит в том, чтобы убивать демонов — исключительно для защиты невинных. Здесь же нам суждено выполнить свое предназначение. Вспомни, с какой целью изначально были созданы Урбат. Мы с тобой способны на многое, потому что мы не утратили свое умение любить. Именно это мы и должны отдать миру.
Я догадалась, что внутри Дэниела идет борьба. Он жаждал принять мои слова, но
— Ты — не монстр. Ты перестал им быть. Ведь ты изменился. И, по-моему, в глубине души ты знаешь, кто ты такой.
Ангел.
Я потянулась и нежно поцеловала Дэниела в губы. Когда я отстранилась, он на мгновение зажмурился, и я не смогла определить, продолжается ли эта битва или нет. Спустя секунду он распрямил плечи и открыл глаза.
— Думаю, ты права, — решительно произнес он.
— Ты согласен?
— Да, — и он перевел взгляд на папу. — Ради него.
Дэниел вытянул вперед руки, и я положила их на грудь отцу.
— Сконцентрируйся на положительном настрое. Ты должен направить на папу всю свою энергию добра и любви.
Дэниел опять закрыл глаза. Я последовала его примеру и погрузилась в самые счастливые семейные воспоминания. Спустя несколько мгновений я ощутила прилив силы. Она нарастала и пульсировала. Неожиданно перед моим внутренним взором предстала картина, которую я никогда не видела. Дэниел сидел на стуле напротив папы — по другую сторону письменного стола в кабинете. Они находились в комнате одни, и я поняла, что воспоминание принадлежало Дэниелу. «Ясно, — подумала я, — теперь между всеми нами вновь установилась связь». Видение было нечетким, но я слышала голос отца. Он говорил Дэниелу, что поддержит его и найдет способ преодолеть проклятье вервольфа. А я вдруг почувствовала благодарность, которую Дэниел испытывал в тот момент. А после этого передо мной прокрутился коротенький «ролик» из его жизни. Там была и я. Конечно, я сразу же отругала себя за то, что позволяла себе сомнения насчет Дэниела и его чувств.
Мое сердце переполняла любовь, мощная энергия проникала в каждую клеточку моего тела. Когда я больше не смогла удерживать ее, она огромной волной пронеслась во мне, прокатилась по рукам Дэниела и ворвалась в папу. В следующее мгновение я выпустила руки Дэниела и рухнула на пол рядом с койкой. Дэниел кинулся ко мне.
— Ты как? — обеспокоенно спросил он.
— Нормально, — еле слышно пролепетала я.
По барабанным перепонкам ударил хор каких-то звуков. В конце концов я осознала, что пищат и надрываются мониторы, установленные в палате. Значит, случилось нечто ужасное.
— Проклятье, — прошептал Дэниел.
А я была уверена, что все сработает. Неужели я ошибалась?
— Проклятье! — закричал Дэниел. — Смотри, Грейс!
Я с трудом открыла глаза. Какой же урон я нанесла отцу, если мониторы одновременно спятили? Однако я отважилась взглянуть на койку. И обомлела.
Папа сидел на кровати и стягивал с лица кислородную маску — оказывается, его действия и привели к тому, что зазвучали сигналы тревоги.
— Грейс? — произнес он. — Что случилось? Где я?
Я не могла в это поверить. Папа бодрствовал. И разговаривал. Фиолетовые синяки исчезли с его лица и рук.
— У нас получилось, — выдавила я и расплакалась. — Правда…
Дэниел усадил меня на койку, и я бросилась к папе на шею.
— Ты жив, — проговорила я между радостными всхлипами.
Отец тоже обнял меня.
— Конечно. Но что случилось? Почему я здесь?
Прежде чем я успела ответить на его вопросы, послышался шорох отодвигаемой двери, и в палату ворвалась целая армия медиков.
— Что здесь творится? — заорала на меня какая-то медсестра.
— Отойди от него, — потребовала другая и вдруг ошалело уставилась на моего отца, здорового и невредимого.
Она что-то прошептала и перекрестилась. А затем заговорила по-испански, однако смысл ее слов я смогла уловить.
— Это чудо, — бормотала она.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
СТОЛКНОВЕНИЕ МИРОВ
Утро четверга.
Было бы логично предположить, что исцеление вызовет бурную радость в отделении интенсивной терапии. Однако на меня обрушился град вопросов, а на папу — ряд не очень-то приятных анализов и процедур. Удачно закончившийся процесс передачи энергии полностью лишил меня сил. Следующие несколько часов мы с Дэниелом провели на кушетках в комнате ожидания, дрейфуя между состояниями сна и бодрствования.
Думаю, сестра из приемного покоя учла экстремальные обстоятельства. Она разрешила нам задержаться дольше чем на двадцать минут. В общем, было уже начало восьмого утра, когда мой папа заявил, что хочет уйти домой.
— Я предпочла бы оставить вас для обследования, — заявила врач, которая внимательно изучала результаты лабораторных анализов.
— Пожалуйста, хватит, — застонал отец. — Я чувствую себя подушечкой для булавок.
Врач снова заглянула в карту.
— Мы не можем найти никаких отклонений. Следовательно, мы не вправе задерживать вас, если вы хотите выписаться. Но я бы не советовала…
Папа снял с пальца монитор сердечного ритма.
— Грейс, ты все слышала. Теперь я свободен.
Прежде я бы возмутилась тем, что папа поступает вопреки советам медика, но сейчас я сама прекрасно знала, каково его состояние.
Я встала, и Дэниел поддержал меня. Я до сих пор ощущала слабость в ногах, и у меня подгибались колени.
— Тогда нам пора, — произнесла я, беря отца за руку.
Несколько дней назад я и не предполагала, что можно испытывать такое счастье.
— Я хочу, чтобы сперва ты сделала одну вещь, — заметил папа, когда мы остановились у лифтов.
И он нажал кнопку «вверх» вместо «вниз». Я сразу поняла, что он затеял.
— Папа, — пробормотала я. — Я не уверена…
— Не волнуйся, Грейс. Вы с Дэниелом вылечили меня, так почему вам не попробовать исцелить твою маму?
— Я не знаю, применимы ли мои способности при душевных заболеваниях, — вздохнула я.
Пока что я на собственном опыте проверила, что после моей «практики» исчезают лишь физические раны.
— А вдруг мама впала в подобное состояние потому, что такова Божья воля?