Жестокое милосердие
Шрифт:
Эта мысль наполняет меня ужасом, я отлепляюсь от двери и устремляю свои чувства вовне, выискивая присутствие Смерти и страшась его обнаружить. Когда этого не происходит, я позволяю себе вздохнуть посвободнее — в самый первый раз после того, как переступила порог своей спальни. Чуть ободренная, я пробираюсь на то место, где Чудище споткнулся о ноги Дюваля. Больно думать о нем и о де Лорнэе, и я усилием воли гоню эти мысли прочь. Спасти Дюваля — вот моя главная цель!
Дважды кажется, что я заблудилась, но вот слабенький огонек свечи выхватывает из потемок край одеяла. Я падаю на колени,
— Господин мой… — окликаю я шепотом.
Он перекатывает голову, веки вздрагивают.
«Только бы не было поздно!» — отдается у меня в груди. «Только бы не было поздно!» — поет в жилах кровь. Я сама не знаю, что это. Мольба? Молитва? Властный приказ?
Беру в ладони его лицо, изможденное, совсем заросшее колючей бородой. Наклоняюсь и целую в губы.
Какие они потрескавшиеся и горячие!.. Но самое главное — я по-прежнему ощущаю на них вкус яда. Накрываю их ртом и целую Дюваля, как целовал меня Чудище, — глубоко и развратно. Я словно пью старое вино из роскошного серебряного кубка. Дюваль вздрагивает. И мое сердце взлетает на крыльях надежды.
Его губы приоткрываются, я встречаю язык и впускаю к себе. Мои руки на его щеках устали и онемели, как и губы, но я не отнимаю их, стремясь выпить до капли весь яд, перелить гибельную отраву из его тела в свое. Когда наконец он открывает глаза и пытается выговорить мое имя, я смеюсь, и мой восторг перетекает в его рот, в его горло, прокладывая путь к сердцу. Мне нужно посмотреть на Дюваля, увидеть его лицо, и я отстраняюсь — но, конечно, недалеко.
Его глаза застилают желание и радость; даже кожа кажется мне чуть менее бледной, чем раньше. Он тянет руку и закладывает за ухо непокорную прядь, упавшую мне на лицо.
— Вот уж не ждал, — произносит он хрипло.
Я не сразу понимаю, что он имеет в виду вовсе не мое возвращение в Геранд. Он думает, что уже оказался в сумрачных краях Смерти.
— Ты жив, господин мой. — И опять я смеюсь, не в силах сдержать переполняющего меня торжества.
Он напряженно хмурится, вспоминая, потом пробует сесть.
— Герцогиня цела и находится в безопасности, — рассказываю я ему. — С ней добрая половина гарнизона Ренна, и все благодаря тебе, господин мой. Франсуа вовремя добрался до нас. Ты спас ее!
Он снова закрывает глаза, у него вырывается глубокий вздох:
— Теперь я могу умереть спокойно.
— Ты больше не умираешь.
Он озадаченно глядит на меня, и я вновь склоняюсь над ним.
— Я спасу тебя, — шепчу, касаясь губами его губ.
Торопливо стаскиваю крестьянское платье. Я даже отдаленно не представляю себе, каково это — быть с мужчиной. Тем не менее я выскальзываю из сорочки и заставляю Дюваля улечься. А потом накрываю его тело своим, прижимаясь к нему как можно плотнее. Моя голова покоится у него на груди, мои ступни касаются его лодыжек. От него пышет лихорадочным жаром, каждая жилка в нем дергается и болит. Моя рука гладит шрамы у него на груди, те, что над сердцем. Оно бьется мне прямо в ладонь — куда ровней и уверенней прежнего.
Когда я с ним рядом, он делается сильнее.
Его
Проходит много, много времени, и я первая начинаю шевелиться. Я лежу, наслаждаясь мощным ритмом его сердца у самой своей груди. Открываю глаза и вижу, что сероватая бледность, предвестие конца, оставила его кожу. Я вся в капельках влаги, словно только что вышла из густого тумана, однако это не пот. Это крохотные бисеринки яда, который я приняла в себя и обезвредила, словно живой безоар.
Потом я обнаруживаю, что способна думать не только о Дювале. Я испуганно подхватываюсь:
— Изабо!..
Рука Дюваля обнимает меня за талию и притягивает обратно.
— С ней все в порядке, — бормочет он.
Я смотрю на него сверху вниз:
— Откуда ты знаешь? Ведь Крунар…
Его палец прижимается к моим губам.
— Она уже не здесь.
У меня сердце переворачивается.
— Она… умерла?
Он негромко смеется и качает головой:
— Нет, милая моя убивица. Она жива. Просто ее увезли из дворца, пока Крунар спал.
Я выпутываюсь из его объятий:
— Как тебе удалось?
Он закидывает руки за голову:
— В то утро, когда ты уехала, мне стало чуть получше. Я догадывался, что Крунар приготовил ловушку и она должна вот-вот захлопнуться. Поэтому я пошел к Франсуа и отправил его в Ренн, чтобы тамошний гарнизон успел защитить Анну под Нантом.
— И у него получилось, господин мой. Как же вовремя он к нам подоспел!
Дюваль улыбается.
— Хорошо, — говорит он. — Хорошо, что мы с ним снова союзники. Ну а затем я стал думать о том, как бы уберечь Изабо. — Его лицо становится серьезным. — Ведь она очень больна.
— Мне-то можешь не рассказывать, — говорю я.
— Анна знает?
— Знает, но не до конца представляет себе всю тяжесть ее состояния.
Он вздыхает и трет ладонью лицо:
— Ради Изабо я привлек к делу верную Луизу, готовую жизнь положить за любого из детей герцога, и мою высокородную мать, которая обязана твоему милосердию. Пришлось потрудиться, убеждая ее, что вассальная присяга Анне подразумевает необходимость рискнуть собой для спасения Изабо, но, увидев больную малютку, матушка тотчас решилась камня на камне не оставить от черных замыслов Крунара.
— И тогда ты вывел их по тоннелям?
— Вот именно, — самодовольно улыбается он. Ему есть чем гордиться.
— А дальше, дальше? — Я легонько щиплю его за плечо. — Я думала, ты тут чуть живой лежишь, а ты все герцогство за это время спас!
— Если бы, — вздыхает он. — Крунар по-прежнему на свободе.
— По-твоему, чего он все-таки добивается?
— Не знаю. Но выясню обязательно.
Наши взгляды снова встречаются, но теперь нам не до нежностей: мы оба слишком хотим заставить Крунара платить по счетам.