Жеводанский зверь
Шрифт:
– И вы не знаете, что сделалось с этим человеком?
– Он, наверное, вернулся в свои Мезенские горы, которых никогда не должен был оставлять… После его отъезда здесь стало безопасно, если б не этот проклятый волк. Что это значит? – вдруг сказала Кристина совсем другим голосом.
Это восклицание вырвалось у нее от неожиданного открытия.
Во время разговора они дошли до края оврага и находились прямо напротив хижины, в которой прежде жил Зубастый Жанно. Впрочем, судя по тому, что дверь хижины была открыта, а на пороге стоял сам Жанно, то он по-прежнему продолжал
Это был сильный мужчина лет пятидесяти, наружность которого нельзя было назвать приятной и вызывающей симпатию. Он был высокого роста, но худощав; его костлявое лицо имело весьма неприятное выражение: большой рот, всегда приоткрытый, с отвисшей нижней губой, обнажавшей желтые редкие, но острые, словно звериные, клыки, из-за которых он получил свое прозвище. Глаза его были глубоко посажены, а взгляд их казался пронзительным и острым. Седые взъерошенные волосы и косматая борода завершали этот образ свирепого дикаря. Одежду его составляла холщовая рубашка и такие же панталоны. Наверное, другая женщина, при виде этого человека упала бы в обморок или издала бы оглушительный визг.
В ту минуту, когда графиня и барон показались на краю оврага, Зубастый Жанно стоял, как мы сказали, при входе в хижину, однако стоял он не на двух ногах, как полагается взрослому трезвому человеку, а на четвереньках, словно младенец или выползающий из кабака пьяница. Взгляд его был устремлен на тот конец оврага, который примыкал к Сожженному лесу. При шуме шагов он поднял голову, но страха на его лице не появилось. Напротив, он встряхнул головой и глухо заворчал, как рассерженный бульдог.
Кристина, со своей стороны, вовсе не испугалась такого в высшей степени странного поведения. Она, как хозяйка имения, была крайне рассержена, обнаружив, что кто-то – а тем более это презренное подобие человека! – осмелился нарушить ее приказ.
– Как ты смеешь появляться здесь, несмотря на мой запрет? Что ты здесь делаешь? Разве я тебе не говорила, что, если ты осмелишься ступить на мои земли, я поступлю с тобой как с бешеным зверем? Но я узнаю, кто из моих лесничих позволил тебе оставаться в моем лесу и не уведомил меня об этом! Это, должно быть, Фаржо, негодный пьяница! Ничего, он мне ответит! Эй, разве ты не слышишь, что я тебе говорю? Уходи сейчас же, я тебе приказываю!
Но Жанно не трогался с места, будто не слыша или не понимая слов Кристины. Он продолжал издавать невнятное ворчание и лишь смотрел на девушку так, будто собирался броситься на нее. Ларош-Боассо поспешил зарядить свой карабин.
– Будьте осторожны, графиня! – сказал он. – У этого негодяя такое лицо, что я бы и лицом-то его не назвал!
– Не вмешивайтесь в это дело, барон, – повелительно сказала Кристина, заряжая свое ружье. – Ради бога, дайте мне действовать так, как я хочу… Этот негодяй не напугает меня, я сумею быть госпожой на собственной земле. Прочь отсюда! – обратилась она снова к Зубастому Жанно. – Ты принес нам слишком много вреда, чтобы я могла относиться к тебе снисходительно… Уйди, и чтобы я больше никогда тебя не видела… Как ты смеешь так смотреть на меня?
Тут
– Вот охотники пришли… все… все… но волк не боится… Волк растерзает их своими острыми зубами… Волк хитер, волк силен… Волк не боится охотников!
Он сопровождал эти слова, едва внятные, прерывистым и судорожным хохотом. Кристина не могла удержаться от легкой дрожи; однако она продолжала, все еще прицеливаясь в Жанно:
– Не испытывай мое терпение и беги… беги сию же минуту, черт побери, или я убью тебя!
На этот раз безумец как будто понял, чего от него ожидали. Он медленно отступил, но не оборачиваясь, и довольно внятно произнес:
– Волк бежит, когда охотники приходят… но волк возвратится ночью, когда те будут спать… Он растерзает молодую девушку… Волк любит, когда бывает много мертвых и много крови. Вот они, вот они! – прибавил он после краткого молчания. – Скорее, волк, в лес, в лес… Вот они!
Он побежал вдоль оврага, чтобы добраться до леса. Он бежал то на двух ногах, то на четвереньках. Причем одинаково быстро передвигался обоими способами. Трудно было бы узнать человека в этом существе, которое как будто летело над скалами и кустарниками. Кристина нажала на спусковой крючок в ту минуту, когда Жанно поворачивал за угол рва. Раздался выстрел, а затем – хриплый хохот безумца.
– Вы не попали в него, – сказал барон. – Он бежал слишком быстро…
– Неужели вы думали, что я целилась в него? – удивленно спросила Кристина. – Зачем мне убивать этого безумца? Я хотела только достаточно напугать его, чтобы он не смел больше являться сюда, потому что он внушает мне отвращение, как гадюка или жаба. Но, – прибавила она, прислушиваясь. – Что это за звуки?
Оглушительный шум раздался в долине.
– Это начинается охота, – ответил Ларош-Боассо. – Ваш выстрел приняли за сигнал, который я должен был дать в начале охоты…
– Поспешим же встать на наши места! – с пылкостью заявила Кристина. – Теперь, когда этот странный Жанно ушел из хижины, мы можем притаиться в ней, и надеюсь, что нам первым удастся выстрелить в зверя.
Говоря это, она направлялась к хижине. Ларош-Боассо сначала как будто сомневался, следовать ли за нею, как будто доверие, с которым относилась к нему эта девушка, как-то смущало его, но эти сомнения длились недолго. Он улыбнулся своим мыслям и поспешил присоединиться к графине.
Эта хижина, собственно говоря, была не что иное, как впадина в скале, к которой приделали грубый фасад из глины и древесных стволов. Внутри не было никакой мебели, кроме деревянного обрубка, исполняющего функции стула. Ни домашняя утварь, ни одежда не обнаруживали постоянного пребывания хозяина. Связка папоротника распространяла приятный запах; но это скромное ложе еще использовалось по назначению, как можно было судить по свежести растений, которые за несколько часов до этого еще украшали горы.