Жеводанский зверь
Шрифт:
– Да, да! – дико завопил Фаржо. – Я был в нескольких шагах и не мог протянуть руки, не мог вскрикнуть, чтобы отогнать зверя! Я смутно помню, что она звала меня на помощь, но свинцовый сон сковал мои члены; притом я был пьян… О, горе мне, проклятому пьянице! Жена моя умерла с горя, а моя дочь, моя милая Марион… Почему же дикий зверь не взял меня вместо нее, меня, от которого нет никакой пользы на земле! Как мне теперь жить? Как мне умереть? Как взгляну я в глаза своей жене и Марион?
Его искреннее отчаяние поразило всех присутствующих, как и страшная весть о гибели девушки. Все смотрели на Фаржо с сочувствием, потому что ни у кого недоставало сил осудить человека, казнящего себя. Графиня, которая прониклась к Марион симпатией, горевала всем сердцем. Но ее ум был обеспокоен обстоятельствами произошедшей катастрофы.
– Уверены ли вы, – начала она, – что там был один зверь…
– На этот раз – да, – сказал Гран-Пьер, угадавший ее мысль. – Сегодня утром, когда нашли тело, мы начали осматривать окрестности. Земля была влажна, и со всех сторон виднелись следы широких лап, но человеческих следов не было. В нескольких шагах от того места, где случилось несчастье, мы заметили следы голой человеческой ноги возле следов волка. Мы преследовали их, но скоро потеряли в лесу; человек и волк шли смело, как будто решились совсем оставить эту местность.
Фаржо слушал эти объяснения с мрачным видом.
– Милосердный Боже! – вскричал он. – Какое человеческое существо захотело бы причинить вред моей милой Марион? Она была такой тихой, такой кроткой… Ее все любили… Говорят о Жанно, моем бывшем слуге, но Жанно совершенно безвреден; он только сам себя считает волком; я мог делать с ним, что хотел, когда говорил с ним ласково и потакал его помешательству. Жанно знал Марион с детства! Она никогда не обижала его! Скорее он защитил бы ее от этого ужасного зверя… Да, да, это волк – виновник несчастья… Графиня, вы богаты и могущественны, неужели вы не отомстите за мою дочь и не освободите ваши владения от зверя, опустошающего их?
Эти последние слова довели до крайней степени гнев и отчаяние графини де Баржак.
– Что же мне делать? – воскликнула она. – Мои друзья и слуги постоянно страдают от этого проклятого зверя! Каждый день я узнаю о каком-нибудь новом несчастье, о какой-нибудь новой потере! Я сама вчера подвергалась опасности и была на краю могилы. Сегодня мне говорят, что великодушная девушка, у которой я нашла убежище, погибла самым страшным образом… И я не могу сделать ничего… ничего! Все предпринятое для того, чтобы освободить страну от этого бешеного зверя, пошло прахом; он расстраивает все хитрости, пули охотников отскакивают от него, охотничьи ножи не могут проткнуть его шкуру; будто сверхъестественное могущество делает его неуязвимым. Он избежал преследования нескольких тысяч человек!.. Да что я могу сделать? Что может бедная испуганная женщина, потерявшая терпение, силу и мужество?
Она замолчала. Молчали и все присутствующие. Наконец, подумав несколько минут, графиня вдруг произнесла твердо и спокойно:
– Я могу кое-что сделать. То, что расстроит планы всех, кто думает распоряжаться моей судьбой. То, что заставит всех приняться за поиски проклятого чудовища! Слушайте меня все, – продолжала она торжественно, – правительство обещало почести и денежную сумму тому, кто убьет жеводанского зверя, а я клянусь, что отдам свою руку и свое состояние тому человеку, разумеется, только не простолюдину, который докажет мне неоспоримым образом, что он убил жеводанского зверя!
Эта слишком опрометчивая клятва испугала саму графиню, едва она ее произнесла. Кристина побледнела и стиснула зубы от странной боли, вдруг пронзившей ее сердце.
Присутствующие сначала онемели от удивления, а потом наперебой стали выражать свое отношение к поступку девушки. Люди были потрясены невиданной смелостью этого поступка, многие качали головами, как бы намекая, что девушка может сильно пожалеть о своих словах.
Приор вскричал громче всех:
– Кристина, что вы наделали?! Откажитесь от этого нелепого обета, от этой необдуманной клятвы, пока можно. Подумайте о неизбежных последствиях…
Но слова приора только ожесточили сердце графини де Баржак.
– Я не откажусь! – упрямо сказала она. – Напротив, я повторяю эту клятву!
– Ах, Кристина, Кристина! – с отчаянием бросил Леонс. – Стало быть, вы не любите? Стало быть, вы никогда не любили?
Этот вопрос смутил графиню, губы ее дрогнули, но она промолчала.
Между тем все собрание находилось в сильном волнении; кто знает, сколько честолюбия и соперничества возбудили слова прекрасной владетельницы замка, посулив неслыханную удачу всем, кто услышал их. Посреди этого шума один, голос из глубины комнаты спросил:
– А мне, а мне? Позволено ли мне будет добиваться драгоценной награды, ожидающей победителя зверя?
Этот вопрос задал барон де Ларош-Боассо; он даже приподнялся на кровати, глаза его загорелись азартом охотника.
– Я не исключила никого, – отвечала Кристина глухим голосом.
– Раз так, я хочу выздороветь и выздоровлю! – вскричал барон.
Кавалер де Моньяк подошел к нему.
– Прежде чем вы снова отправитесь на розыски этого проклятого зверя, – сказал он шепотом, – вспомните, что вы обещали драться со мной на дуэли… Я очень этого желаю, уверяю вас.
Но Ларош-Боассо его не слушал.
– Если я вас хорошо понял, графиня, – говорил кто-то возле него, – ваша клятва не исключает буржуазию… словом, тех, кто не дворянского происхождения, но и не простолюдин?
– Я исключаю, мосье Легри, только вассалов.
Но тут же возле предприимчивого Легри возник кавалер де Моньяк.
– Вы знаете, милостивый государь, – сказал он шепотом, – как только ваш друг не будет нуждаться в вашем попечении, я намерен поубавить вашу спесь… Не советовал бы вам претендовать на Меркоар!
Кристина вышла из комнаты, и толпа начала расходиться.
Приор пошел за графиней вместе с Леонсом и сестрою Маглоар, почтенный монах был сильно расстроен.
– Какая досада! – говорил он. – Я уничтожил все препятствия, все опасности, а эта пагубная клятва расстроила все мои планы!
– Я ожидала, – говорила сестра Маглоар, плача, – какого-нибудь неприятного возвращения прежних причуд, но кто мог предвидеть такое?
А Леонс лишь шептал с отчаянием:
– Она не любит меня… Она для меня потеряна…