Жиган
Шрифт:
Что, если она не может позвонить? Если Лена там, на даче, тогда все становится понятным. Где-то рядом Пантелей. Если нет его самого, остаются его люди.
И вот наконец прозвучал долгожданный звонок. Он схватил трубку с такой поспешностью, как будто от этого зависела его собственная жизнь.
– Да, я слушаю.
К счастью, он не обманулся в своих ожиданиях. Снова звонила Лена.
– Костя, нам нужно встретиться, поговорить.
– Где и когда?
– Я смогу выбраться только через пару часов.
Голос ее
– Хорошо, приезжай ко мне. Ты помнишь мой адрес?
– Нет, это слишком… Лучше в каком-нибудь другом месте.
– Ты знаешь кооперативное кафе «Луна»? Сейчас там тихо, почти никого нет. Мы сможем поговорить.
– Хорошо, жди меня там. До встречи.
Времени в запасе было достаточно, но Жиган не находил себе места. Бесцельно шатаясь по квартире, он каждую минуту поглядывал на часы. Наконец это ему надоело.
Он торопливо оделся, накинул на плечи легкую летнюю куртку, захватил с собой пару сотен. Это были его последние деньги. Вообще-то надо потрясти Большакова, чтобы выплатил аванс.
Жиган наверняка знал, что бабки у шефа есть, хотя тот все время жаловался на отсутствие наличности. Несколько раз Жиган сам был свидетелем того, как перед встречами с важными людьми из исполкома Андрей Иванович укладывал в «дипломат» тугие пачки десятирублевок.
Жиган открыл дверцу шифоньера и последний раз взглянул на себя в зеркало, висевшее на внутренней стороне. Что ж, вполне приличный с виду молодой человек с коротко стриженными русыми волосами и чисто выбритым лицом.
Только взгляд из-под светлых бровей чуть тяжеловат. Но от этого, наверное, не избавиться уже до конца жизни. Да еще эти шрамы на лице.
Если бы не они, Жиган вполне бы мог сойти за человека из толпы. Во внешности ничего особенно героического. Кто может сказать, что за плечами у него афганские дороги и перевалы, кировская зона, что смерть уже много раз ходила за ним по пятам?
Он сунул руку под белье, аккуратно сложенное на полке шифоньера. Ладонь привычно обхватила тяжелую рукоятку «ТТ», который Жиган захватил на даче Пантелея. Подумав, он решил не брать с собой оружие. Зачем? В «Луне» все свои, нет в этом никакой нужды. Он оставил пистолет на полке, закрыл шифоньер.
Спустя четверть часа Жиган уже сидел в ресторане, потягивая холодное пиво из банки. Посетителей, как он и предполагал, было немного. До встречи с Леной еще оставалось время, и Жиган пригласил за свой столик Лося.
Вышибала с удовольствием принял предложение, особенно обрадовавшись возможности поговорить за жизнь.
– Ты где чалился? – спросил у него Жиган.
– Много где довелось. В Сибири зоны топтал, на Урале. Даже в Ростов один раз занесло.
– За что срок тянул?
– По рубль сорок шесть.
Иметь рубль сорок шесть на блатном жаргоне означало сидеть по сто сорок шестой статье – за разбой. Это было серьезное преступление, и сроки по нему полагались серьезные. Обычно сидевшие за разбой получали по приговору суда срок от шести до пятнадцати лет с конфискацией имущества.
– Сколько же тебе припаяли?
– Восемь.
– Что-то не очень много.
– Так ведь повезло. – Лось осклабился, показав челюсти, переполненные металлическими зубами.
Таким челюстно-жевательным аппаратом вполне можно было перегрызть металлическую решетку средней толщины.
– Как же тебя угораздило?
Вообще-то на зоне за такие вопросы вполне можно было бы схлопотать по шее. Там не любят рассказывать о себе и особенно не жалуют тех, кто лезет в душу с расспросами.
Но после отсидки, уже на воле, зеки часто становятся словоохотливыми и хорошему человеку могут рассказать обо всех своих приключениях.
Правда, Лось был парнем простым, в университетах не учился и при всем желании не мог блеснуть красноречием.
– Так чего там… взяли с пацанами хату. Торгаш был богатый и жадный. Мы к нему, мол, так и так, гони бабки. А он схватил охотничье ружье и давай шмалять. Мы пока очухались, он одного нашего пацана завалить успел. Пришлось его замочить.
– Так на тебе мокруха?
– Нет. Я его вообще не трогал. Это все Далдон. Он ружье отобрал и прикладом по черепу, мозги на стену и разлетелись.
– А где сейчас твой Далдон?
– На том свете чертей веселит. Он был пацан хоть куда. Вышак ему дали.
– Тебя, как видно, пожалели.
– Не знаю, я у них ничего не просил.
– Сам-то откуда?
– С Тамбовщины.
– На строгаче чалился?
– Где ж еще? Таким, как я, общаг не положен.
– Давно откинулся?
– Зимой.
– А как сюда попал?
– Маманя моя из этих мест. Домой возвращаться не хотел. Ты же знаешь, как на нас после отсидки смотрят. Думал в столицу податься, так ведь ближе сто первого километра не положено. Тут хорошие люди попались, пригрели. А мне что надо? Бабки есть, пайки навалом. Андрей Иванович перед ментами словечко замолвил, они меня не трогают.
– Пантелея знаешь?
– Кто ж его здесь не знает?
– Почему к нему не пошел?
Лось замялся.
– Так, не хотел.
– Ему ведь тоже такие люди, как ты, нужны. И бабок у него гора.
– Для меня Пантелей не авторитет, – чуть поколебавшись, сказал Лось.
– Другие так не думают.
– Каждый своим умом живет.
– Не темни. Мне ведь Пантелей тоже предлагал в свои «шестерки» пойти.
– Он лаврушникам в общак бабки отстегивает. Азеры у него все время крутятся.
– А тебе-то что?
– Я же русский, – не скрывая своей обиды, сказал Лось. – Под черножопыми никогда не ходил и ходить не буду. Пантелей этот сраный только делает, что задницу им вылизывает. Если бы не они, его бы даже в торпеды никто не взял. А так – авторитет.