Жил-был коть…
Шрифт:
"Нас утро встречает прохладой!"– Пело радио.
Я всегда ждала лета, потому что начинались каникулы, – это честно. Но была еще одна причина. Летом я каким-то волшебным образом вставала по утрам с кровати с чувством необычайной легкости, как будто еще минута, и я взлечу. Природа продлила мне детство. Это чувство легкости я вкусила последний раз в 24 года. Прошло шесть месяцев, как я стала мамой, и это было последнее лето моего детства…
– Нас утро встречает прохладой! – Подпевает дедушка и сбрасывает с себя одеяло. – Вставай, Ната-батонэ!
Я натягиваю на себя кофту и бегу под кусты.
– Шторку закрывай – мухи налетят, – ворчит бабушка.
Мама со Славочкой в городе, и я наслаждаюсь одиночеством. В соседний домик заселилась хорошая еврейская семья. У них девочка Аллочка – моя ровесница. Аллочка ходит в музыкальную школу и играет на пианино. Слегка беременная мама и очень добрый папа с бородой. Да, прав классик, "все счастливые семьи счастливы одинаково". Я наблюдаю за ними по-детски бесхитростно и первый раз в жизни понимаю, что модель семьи может быть другой. Разной. Я немного завидую Алке. У нее хороший папа. А я своего боюсь. Так не должно быть.
"Нас утро встречает прохладой"… – Весело напеваю я. Бабуля кормит нас с дедулей сосисками с вермишелью, и я пулей переодеваюсь в купальник. Забегаю за Аллочкой. Она тоже готова.
– Ба, ну пошли уже на пляж! – Ною я, вернувшись в домик.
Спасательный круг царапает своим швом мне живот. Алка пританцовывает от нетерпения. И тут на дороге между сосен возникает фигура моей мамы со Славочкой в коляске. Говорят, есть детский гнев. В тот момент меня охватил именно он. "Да почему? – Крутится у меня в голове. – Почему они приехали сейчас, когда мы хотим идти на Десну?" Дальше я сделала немыслимое. После этого случая я избегала быть лидером или брать на себя ответственность. Пока не наступило мое время собирать камни.
Я схватила Аллу за руку, и мы побежали на речку. Сначала мы сбросили круги и прилегли на песок, чтобы понежиться. Мы взрослые, в конце-концов. Что хотим, то и делаем. А затем мы пошли купаться. Только еврейский ребенок надел на себя спасательный круг, а русскому – море по колено. Какой же я после этого еврей? Так, полукровка…
Сначала мы плескались у самого берега, а потом начали забираться поглубже. Брызгались и прыгали. Мимо нас проплыла моторная лодка, от которой пошла волна. Я почувствовала, как мое тельце подняла вода и раскачала в разные стороны. Я беспорядочно машу руками и ногами. Начинаю захлебываться. Запах водорослей и ракушек отвратительно входит в меня. Вода во рту и носу. Мозг на дне реки. Я отчаянно продолжаю барахтаться, тяну руки вверх и вдруг чувствую, как за них кто-то хватает меня и тащит из воды, где есть чем дышать, светит солнце и такой горячий песок. Я смотрю маме в глаза и понимаю, что она успела, несмотря на Славочку. Она кричит и хлещет меня по щекам, а потом отводит за руку в нашу бытовку.
Мы обедаем во дворе. Дедушка наливает всем, кроме меня и малого, водки.
– Мишигинэ (ненормальная), а не ребенок, – шептала в сторону бабушка.
Я сижу с поникшей головой. Мне страшно и стыдно.
После этого случая у меня появилась фобия. Нет, я обожаю плавать! Но вот опустить голову под воду меня не может заставить никто.
С тех пор, как мама со Славочкой приехали в Пырново, у нас поменялся распорядок дня. Кушать стали по часам, спать – тоже. Кроме того, брательнику надо было еще отдыхать после обеда, и мама ввела "тихий час" без всякого зазрения совести. Её поддержали Алкины родители, которым тоже надоели наши шумные игры. Поэтому после обеда нам выставлялись в тенёк две раскладушки рядом и выдавалась одна простынка на двоих.
Мы лежим с Алкой, укрытые с головой, в одних трусиках, и смотрим друг на друга. Солнечные лучи пробиваются сквозь белую простыню с черным штампом "База отдыха". Мы о чем-то шушукаемся и смеемся. И тут Алка спрашивает:
– А у тебя уже растут волосы тут?
Её загорелая ручка скользит по моему животу и залазит мне в трусы. Я съёживаюсь от неожиданности.
Конец ознакомительного фрагмента.