Жил-был кудесник
Шрифт:
– Так полетели?
– возбуждённо порхал вокруг Тенки жужил Ситка. Полетели купаться?
– Нет, - отрезала Тенка, - лети сам.
– А ты куда?
– растерялся Ситка.
– Не твоё дело.
Жужинья Тенка развернулась и полетела к холму Государыни.
– Опять к Летописцу спешишь?
– с обидой выкрикнул Ситка, заложил в воздухе крутой вираж и устремился за жужиньей.
– Вот погоди, я всё матери расскажу!
– Отстань, липучка!
– бросила на лету Тенка.
– Можешь рассказывать,
Она отчаянно замахала крыльями и резко увеличила скорость. Не жужилу Ситке тягаться с ней наперегонки.
– И расскажу!
– безнадёжно отставая, прокричал вслед Ситка.
У подножья холма Тенка оглянулась и увидела, как Ситка, прекратив преследование, присоединился к стайке жужил, летящих к озеру. Жужинья Тенка перевела дух и теперь свободно, без напряжения, заскользила по воздуху над посыпанной песком тропинкой, взбирающейся на холм. Где-то на полпути к вершине она свернула в берёзовую рощицу, посреди которой высился островерхий бревенчатый терем с деревянным петухом на крыше, и влетела в открытое окно.
– Доброе утро, кроха, - встретил её широкой улыбкой Жилбыл Летописец. Он сидел за столом в неизменной опрятной полотняной рубахе до пят и ел из миски берёзовую кашу.
– Кашу будешь?
– предложил он жужинье.
– Ещё чего!
– буркнул малец ростом с палец Друзяка, сидевший на стремянке возле котелка с кашей.
– Мы только на тебя готовим.
– Не жадничай, - урезонил мальца Жилбыл.
– Так гостью не встречают. Он снял с головы обруч и положил его на стол.
– Присаживайтесь, царевна.
Жужинья Тенка мягко спланировала вниз и аккуратно уселась на заушину обруча, широко распахнув прозрачные крылья.
– Здравствуйте, - ангельским голоском проговорила она.
Малец Друзяка недовольно засопел, перегнулся через край котелка и зачерпнул лепестком розы кашу. Держа лепесток на ладонях, он, балансируя на стремянке, спустился на стол и зашагал к жужинье.
– Угощайтесь, - неприветливо буркнул он, протягивая Тенке лепесток с кашей.
– Спасибо, - скромно поблагодарила она.
– Ложку дай гостье, - подсказал мальцу Жилбыл, усмехаясь сквозь рыжую бороду с высоты своего громадного роста.
Друзяка хмуро бросил на него недовольный взгляд.
– Если все жужилы будут сюда летать, то каши не напасёшься, пробурчал он, но ложку жужинье дал.
Ворчал Друзяка для порядка, такой уж у него характер. Еду для Летописца мальцы всегда готовили с избытком; после обеда спускали на тросах котелок со стола на пол, выкатывали его на тележке во двор, где кормили затем весь люд Светлой Страны. На пиршество слетались жужилы, летяги, стрекуны, приходили топотуны, ласки и всем хватало. Но мальцы всё равно при этом ворчали, ворчали...
– А кто радугу творить будет, если все жужилы спозаранку сюда прилетят кашу есть?
– не унимаясь, бурчал себе под нос Друзяка.
– Вкусная каша, - похвалила Тенка.
– Другой не варим, - обиделся Друзяка, будто его оскорбили в лучших чувствах.
Краешек солнца наконец показался из-за леса, окрасил верхушку холма розовым светом и коснулся лучом деревянного петуха на маковке терема. Петух встрепенулся, захлопал крыльями и хрипло закричал.
– Пора, - сказал Жилбыл Летописец, отложил ложку и встал.
– Спасибо, Друзяка. Может, помочь?
– предложил он мальцу, намекая на то, чтобы вынести котелок во двор.
– Иди уж, - замахал руками Друзяка.
– Каждый должен заниматься своим делом.
Трое мальцов на полу уже подкатили тележку к столу.
– Твоя правда, - согласился Жилбыл.
Тенка вспорхнула с обруча, но, когда Летописец, пригладив длинные волосы, водрузил обруч на голову, вновь уселась на него.
– Идём, моя диадема, - усмехнулся Жилбыл и, спустившись по скрипучим деревянным ступеням во двор, зашагал по тропинке вначале вниз, а затем, достигнув луга, вокруг холма.
По восточному склону холма к его вершине змеилась узкая мраморная лестница с ажурными перилами по левую сторону и безобразным рваным шрамом спёкшейся земли по правую. За этим шрамом холма не было. Срастаясь с лестницей, там простиралось ровное плоское поле, сплошь поросшее седым ковылём. Просто удивительно, как могло сочетаться ровное горизонтальное поле со склоном холма, но так было. Когда-то, давным-давно, Великий Кудесник разделил Волшебную Страну на две: Светлую и Тёмную, а затем сшил их так, замкнув каждую саму на себя, чтобы они никогда более не соприкасались друг с другом.
"А вот так я отделю Зло от Добра, - подумал я.
– Как ножницами - раз, и всё. И сошью страну по науке - с искривлением пространства".
Жилбыл взобрался по лестнице до половины холма и оглянулся. Тень всё ещё покрывала луг, над озером висело облако тумана, но над туманом уже играла трепещущая искрами жужильих крыльев широкая семицветная радуга. Звон крыльев жужил и весёлые восхищенные выкрики сливались в единый светлый тон, дарующий люду долины радость пробуждения нового дня.
– Красиво в моей стране, Летописец?
– грустно спросила за спиной Жилбыла Государыня.
Летописец повернулся. Государыня как всегда возникла на лестнице тихо, незаметно и неожиданно. Она стояла ступеньками тремя выше, правым боком к Летописцу и смотрела на него скосив глаз. Вечно юная и вечно молодая в неизменной белой государевой пелерине.
Всё в Стране Света было неизменным. И белая пелерина Государыни, и полотняная рубаха Летописца, и жужилье купание, и радуга по утрам. И берёзовая каша мальцов, и вечерние песни ласков. И изуродованная лестница на холме, и ежеутренние встречи на ней Государыни и Летописца. И улыбка Государыни.