Жилец
Шрифт:
— Низачем, — согласилась я, только чтоб отстала.
— Он точно на твою квартиру зарится, вот попомни мое слово!
— Теть Люся, у него есть свое жилье, — устало ответила я. — Только он с родителями жить не хочет. А мне какой-никакой, а доход. Хватит уже меня опекать, я давно взрослая.
— Для нас ты всегда будешь маленькой, — шмыгнула она носом. — Мы же переживаем!
«Переживайте на расстоянии», — подумала я, вслух же сказала:
— Я очень вам благодарна. Не нервничайте, в вашем возрасте это вредно.
— Веруся, может, ты Катюшку все же пустишь ненадолго? Ну пока она не приустроится? — тут же сменила тон тетя Люся. —
— Нет, — твердо ответила я. — Тетя Люся, мне тут конфликты не нужны. Катька с Денисом не уживаются, она к нему лезет, а он человек замкнутый и подростков не любит. Ни в каких смыслах. И еще, тетя Люся, я не переношу, когда шарят в моих вещах и в моем компьютере, а у Катьки есть такое обыкновение. Она сказала, наверно, что на всех комнатах теперь замки? Вот именно из-за этого Ден их поставил. Ему тоже, знаешь ли, не хочется, чтобы в его машину совались картинки и кино посмотреть, мало ли, что у него там, мужик все-таки!
— Катя бы никогда!.. — сурово произнесла она.
— Тетя Люся, я ее застукала за своим компьютером, — устало произнесла я, — когда она шарила в моей почте, а до того успела еще кое-куда слазить, я ее матери говорила. Не верите — не надо. Переночевать я Катьку еще пущу, но на постой — нет, так и передайте. И не надо больше парламентеров, я своего решения не изменю. Всего доброго.
Она заквохтала что-то, но я отключилась.
До вечера отзвонились еще три тетушки, а под конец — даже дядя Рашид из Питера (и как его отыскали?). Этот был самым вменяемым из моей родни, поэтому просто спросил:
— Вера, какая-то помощь нужна?
— Нет, спасибо, — сказала я.
— Обращайся, дочка, я сделаю, что смогу, — спокойно сказал он. — Можешь приехать погостить, у меня жильцы съехали, квартира свободна. Не сезон, но ты ведь музеи любишь, там-то погода не помеха…
— Да что вы, не нужно, — улыбнулась я. — Я работу ищу, бегаю по собеседованиям. А это вас тетки накрутили?
— Именно, — хмыкнул он. — Откуда у них мой номер? Ты дала?
— Я — точно не давала, может, отец? А что сказали?
— Да так… Звонят, шум да гам, явно бабья стая собралась, причем поддатая. Кричат, выручай, ты последний мужчина в семье, а девчонка пропадает! Ты пропадаешь?
— Пока не собираюсь, — фыркнула я от смеха. — Нормально я живу.
— Говорят, ты племянницу из дома выгнала.
— Ну так это мой дом, кого хочу, того пускаю, кого хочу — выгоняю.
— А еще сказали, парень с тобой живет, инвалид, — дядя Рашид был обстоятелен и очень спокоен. По-моему, вырастив восемь дочерей и сына, иным стать нельзя, иначе свихнешься.
— Комнату снимает. Вы же тоже сдаете. Что в этом такого-то?
— И на кладбище он с тобой был…
— Ну и был. Сказал, нечего одной туда ездить. Вы помните, какой там лес?
— Словом, опять шум на ровном месте, — подвел он итог. — Ну, Вера, ты звони, если что. А на теток внимания не обращай, они как курицы: одна закудахтала, остальные подхватили.
— Дядь Рашид, — сказала я, подумав. — Вы же понимаете, из-за чего у них такая паника?
— Конечно. Квартира в хорошем районе, до центра рукой подать, ты одна, ни мужа, ни детей, а бедная Катенька без приданого. Я помню, ты же хотела ее к себе взять? Еще когда родители живы были?
—
— Да, это уж точно, — серьезно сказал он. — Я его порой опасался, как зыркнет зеленым глазом, будто напросквозь все видит!
— Зеленым? — удивилась я. — У него карие глаза были, как у меня.
— Неужто забыл? — удивился дядя. — Ну или отсвет так упал, мало ли. Ладно, Вера. Повторяю, звони, если что, приезжай, когда захочешь. Если деньги понадобятся, скажи, помогу, чем смогу.
— Спасибо, мы тут неплохо существуем, ни в чем не нуждаемся, — улыбнулась я. «Мы» вырвалось случайно. — Спасибо, дядь Рашид. Вы хоть понимаете…
— Вера, твоим теткам по той линии важно, чтоб мужик был справный и богатый, так? Таких и искали. А вспомни теперь, скольким счастье привалило?
Я подумала. Помолчала.
— Троих точно они запилили, вспомни, мне твой отец рассказывал. Один надорвался, когда дом строил. Второй так же убрался, прямо на картошке, сколько там, двадцать соток было? Третий ишачил в две смены и от рака умер, а было б время анализы сдать, может, выжил бы. Но всё в дом, все в дом… — дядя Рашид тяжело вздохнул. У него тоже был рак, у меня плохая наследственность по обеим линиям. Он, однако, умирать не собирался, потому что настроился дождаться внуков от младшей дочки, которая еще и школу не закончила. — А мою Фариду ты помнишь?
— Конечно, — ответила я. Тетя Фаря была маленькая, толстенькая, этакий колобок, и, честно скажу, некрасивая: глаза узкие, рот большой, ноги короткие, разве что волосы да зубы хороши, еще смеялась она очень заразительно, готовила прекрасно, и хоть даже училища не закончила, обожала читать и могла цитировать стихи хоть по-русски, хоть по-татарски. И еще она была из очень бедной семьи, но муж никогда ее этим не попрекал.
— Я за нее с семьей поругался: говорили, нечего бесприданницу брать, а если бесприданницу, так хоть красивую. А видишь, живем — не тужим! Я ее ни на какую красавицу не променяю. Да я как женился, так фарт попер… сама знаешь, у меня тут три квартиры, на всех хватит, а я ведь особо на работе не убивался. Девчонки у нас все как на подбор, парень тоже удался, женился вот недавно… Понимаешь?
— Да, — сказала я. — Кажется, понимаю. Спасибо.
— Не на чем. А теток не слушай. Как есть курицы.
— Не буду, — улыбнулась я, и мы распрощались.
Мне немного полегчало. Правда, что я слушаю это кудахтанье? Обидно просто за Дениса, он ведь никогда даже не намекал ни на что, и даже если мы дрыхли на одном диване, рук он не распускал.
Я поставила трубку на базу, пошла в ванную, посмотрела в зеркало. Лицо как лицо, прямо скажем, круглое, я вообще не худенькая, телосложение основательное, ну и спортом бы заняться стоило. Глаза темные, из-за тяжелых век кажутся меньше, а косметику я не люблю. Брови широченные, зато с роскошным изгибом, чуть подвыщипать — и отлично. Нос с горбинкой, довольно длинный, щеки упитанные, а рот небольшой, и из-за вечно опущенных уголков губ выражение лица у меня всегда этакое презрительно-надменное, вот я и приучилась всегда улыбаться, тогда на щеках появляются симпатичные ямочки и я делаюсь, как шутит дядя Рашид, «луноликой». Волосы русые, очень мягкие, но я их крашу хной с басмой, тогда они хоть прическу держат, а не торчат во все стороны. Словом, от татарских, славянских и еврейских предков я собрала все самое неудачное.