Жилец
Шрифт:
— Поедем на дачу? — сказал вдруг Денис. — Ты хочешь, я вижу, только одной там, наверно, тоскливо и трудно.
— А что мы там делать будем? — недоуменно спросила я.
— Я — над проектом работать, а ты — загорать, — ответил он. — Вер, я снимаю у тебя жилье. Мне все равно, где работать, — в городе или где еще, у меня мобильный интернет имеется. И… — Денис помолчал. — У вас там лес есть?
— Конечно! Дед, пока жив был, чуть не каждый день туда ходил по грибы. Речки вот нет. А что?
— В лес хочу смертельно, — честно
Я помолчала, а потом решилась:
— Поедем. Я там больше года не была, в дом наверняка зимой залезли, к нам каждый год лазят… Срач, мыши нагадили и вообще. И, напоминаю, никаких удобств, Ден. Воды накачать и согреть можно, насос и титан есть, но дрова для печки я колоть не умею.
— Я умею, — сказал он. — Сидя даже удобнее. И печь топить тоже умею. Вера, я понимаю, что в городе со мной намного проще, но я и там смогу тебе помочь. Просто мне нужен лес. Ты даже не представляешь, насколько… Я закажу такси, а ты собирай вещи.
* * *
Мы приехали заполдень — откуда такие пробки средь бела дня на шоссе, было совершенно непонятно, — я, подпрыгивая, попыталась отпереть калитку, но замок, видимо, заржавел намертво. Пришлось заходить через гараж, хотя и в воротах я ключ провернуть не сумела, спасибо, у Дениса были очень сильные руки.
— Надо же, — сказала я, оглядев разнотравье и проверив окна. — Не лазили.
— У вас там новый столб на углу поставили, — сказал приметливый Денис. — А на нем фонарь и видеокамера. Наверно, поэтому и не полезли.
— Ну и славно… — Я отперла дверь. — Идем.
Внутри было холодно и сыро, и первым делом я поставила москитные сетки и открыла все окна настежь. Потом протерла и включила холодильник, пока Денис разбирался с газовым баллоном и плиткой, я в это хозяйство лезть боялась. Затем мы спустили в колодец насос и накачали воды, нагрели бачок, и жизнь стала уже совсем приятной.
— Пылесосить сегодня не буду, — сказала я, прикончив свою порцию растворимой лапши. — Так, пыль протру да покрывала вытряхну..
— И так сойдет, — ответил Денис, задумчиво глядя в окно. — У тебя косилка есть?
— Да, в гараже. Только я ей не умею…
— Я умею. Только достать ее помоги, а то тут травища по пояс!
— Ден, а как ты… Она ж тяжелая! Давай, я схожу на соседнюю линию, позову трудолюбивого гастарбайтера, мы с дедом всегда нанимали, самим не по силам было… Только за ним глаз да глаз, чтобы что ценное не скосил. — Я помолчала. — Хотя что тут ценного осталось? Пусть будет просто трава. Только пионы и флоксы не косить бы.
— Там вон еще розы уцелели, — кивнул он. — Лишнего не скошу. Пойдем, покажи, где там ваша косилка. Не надо этих трудолюбивых… они не понимают толком, а стоять у такого над душой — то еще удовольствие.
До
— Да ты прирожденный ландшафный дизайнер, — сказала я, присев на скамейку.
— Не обзывайся, — ответил он, опустившись рядом. — Розы, флоксы и пионы целы. Лилии тоже.
Я присмотрелась. Он оставил громадный куст репейника, увитый белым вьюнком. И заросли цикория, смешанные с пижмой и тысячелистником. Под сосной как-то пророс зверобой и незнакомые цветочки — мелкие белые звездочки, «часиками» мы их в детстве называли. А под сливой — иван-да-марья, куст иван-чая, чудом выживший «золотой шар» и белая гортензия, увитые синим «мышиным горошком», цветущая сныть, вся в том же вьюнке, только розовом и помельче, какая-то колосящаяся трава, стелющаяся по ветру…
— Ведь красиво? — тихо спросил Денис.
Я кивнула и прижалась к его плечу. От него пахло свежескошенной травой.
— Я не стал вон там косить, там щавель, клевер и кашка. Пчел полно, пусть их…
— Да без разницы, я в тот угол и не хожу. Около хозблока какие-то цветы, не знаю названия, они с меня ростом, очень душистые, на них всегда пчелы и шмели, разрастаются со страшной силой. И лилейники, я видела, собрались цвести.
— Ага. Я их не трогал. И примулы с маргаритками не задел. Розы завтра посмотрю, уже темнеет.
— Ден…
— Гляди, сколько орехов, — удивленно произнес он, глянув вверх. — Откуда тут лещина?
— Дед как-то принес из леса несколько орешков, бросил, вот и выросло, — пояснила я. — Видишь, почти до второго этажа достает.
— А сосны? Я видел, тут в основном березы, ну вон у соседей ваших елка…
— Это мои, — ответила я. — Из семечек вырастила. Правда, что ты так смотришь, не веришь? Мы раньше жили у соснового парка. Вот, я выковырнула из шишки семена, причем шишка-то была старая, в детской студии мы что-то из них мастерили… Год они росли у меня в баночке от сметаны, а потом я посадила их вот здесь, укрывала от дождя зачем-то. Они когда маленькими были — вылитые ершики для посуды… Могу фотографии показать! Там они мне по пояс.
— Я верю, — серьезно сказал Денис и осторожно обнял меня за плечи. — Я теперь понимаю, почему ты не хочешь продавать дачу. Невозможно расстаться с ними, да?
— Да, — ответила я. — И яблони эти… Ты смотри, яблок сколько! Они ведь умирали. Я в позапрошлом году чего только не делала, и воском замазывала, и купоросом поливала, и удобряла, а с них кора сходила клочьями, сохли на глазах… И вдруг — новые побеги, и яблоки! А там вот черешня, будешь?
— Нет. У меня аллергия, — напомнил он. — Никакой вишни и черешни, клубники и красной смородины. Помидоры я тоже только в супе перевариваю, помнишь, говорил?