Жить и умереть свободным
Шрифт:
Над винно-водочным прилавком языческим идолом возвышалась огромная тетка – эдакая гора неряшливо слепленных окороков, прикрытых потертым армейским тулупом. Громадная как всплывший утопленник, она раздраженно щелкала настольным калькулятором, записывала в растрепанную тетрадь поступивший товар.
Напарнице – молоденькой и вертлявой девке-чернявке в промтоварном отделе – считать было нечего. Ни тетрадей, ни авторучек, ни тем более книг в Февральске почти не покупали. Исключение составляли разве что стаканы и рюмки, однако новую партию посуды в этот раз не завезли.
– Ты бы мне помогла, что ли, – продавщица винно-водочного недобро зыркнула на молодицу. – Стоишь тут с самого утра, мечтаешь…. О мужике небось?
– Да разве в нашем Февральске мужики-то толковые остались? – трагично вздохнула чернявка.
– Ну а Миша Каратаев? – закончив с подсчетами, огромная тетка отложила калькулятор. – Чем не мужик?
– Тоже мне, нашла о ком вспоминать. Ты бы еще о Ди Каприо размечталась… Миша – классный дядька, конечно же! Красивый-богатый-неженатый. Но ведь он с медсестрой Танькой ходит. Тоже мне, нашел на кого глаз положить! Ни кожи ни рожи…
– А ты сделай так, чтобы он на тебя глаз положил… Ты ведь баба, должна уметь мужчин соблазнять!
– Так ведь Миша на всех наших поселковых девок давно уже забил! – с еще большим трагизмом воскликнула молодица. – И вообще странный какой-то. Живет как ненормальный в тайге, а в Февральске раз в неделю появляется. Нет чтобы в клуб пойти или в гости к кому, нажраться по-человечески, так нет. Поставит свой джип – и сразу к Таньке. А Дробязка, та, наверное, пока его рядом нет, на стороне амуры крутит в своем гарнизоне.
– А ты видела?
– А чего тут смотреть? Знаю я тех медсестер! Все на передок слабы! А как им спирта нальют – и подавно…
– Тяжело нам, одиноким бабам… – бесформенная туша в тулупе с драматичным вздохом отложила тетрадь. – И сходить в нашем сраном поселке уже некуда. Клуб был, и тот закрыли. И мужиков нормальных не осталось. Или бомжи, или пенсионеры, или китайцы…
– …или вертолетчики, – напомнила молодая продавщица.
– Да ты про тех козлов лучше и не вспоминай! Одни алкаши и хамы. Ни обхождения, ни понятия. Кроме мата и армейских команд, других слов и не знают. Сюда же, в нашу часть, самый что ни на есть сброд отправляют со всего Дальнего Востока. Ну, кто на прежней службе пил сильно, или проворовался, или солдат избивал, или как-нибудь по-другому проштрафился. Какой у них с нами, женщинами, разговор? Нажраться, проблеваться – и сразу в койку.
– А в койке их уже ни на что не хватает! – с надрывными интонациями подхватила молодая. – Наврет перед этим тебе три короба про свои мужские таланты, а потом к стене отвернется – и дрыхнуть!
– Как грится, кто с водкой дружен – тому хер не нужен! – вынесла вердикт огромная тетка.
Неожиданно наружная дверь с треском отворилась, и в магазин, в густом морозном пару, ввалились двое мужчин, по виду – типичных бомжей.
– Пошли на хрен, бичи позорные, – сразу окрысилась молодая торговка. – Что – табличку на двери не видели?
– Обожди, обожди! – продавщица в винно-водочном отделе мгновенно продемонстрировала в хищном оскале дюжину металлических коронок. – Так, вы за бухлом? Фунфырик – пятьдесят рэ. Стакан – двадцать пять и карамелька на закусь. Что будете?
Визитеры неторопливой развалочкой подошли к прилавку.
Первый, что был понаглей, с фиолетовыми зоновскими татуировками на руках, боднул строгим взглядом толстую продавщицу. Потом глаза его обнаружили молодую и быстро-быстро поискали, нет ли еще тут кого?
– Так, биксота, ты мне сперва покажи, что у тебя за фунфырики, – с типично зэковскими интонациями процедил он. – А я в натуре отвечу, надо мне такое или нет.
Второй, помоложе и поскромней, приблизился к прилавку с «культтоварами», застенчиво улыбнулся молодой торговке и почему-то произнес:
– Здрасьте…
Толстая продавщица взглянула на гостей недоуменно; здороваться в Февральске было почти не принято.
– Вы че – залетные?
– А это не твое дело… – пробежав глазами по разноцветным этикеткам со спиртным, татуированный потянулся к сапогу, извлек заточку и красноречиво направил ее на торговку. – Считай, укатала ты нас на фунфыри. Забираем все, что есть в этом шалмане. С закуской. Слышь, а выручку ты еще не сдавала?
Продавщица винно-водочного отдела сориентировалась мгновенно. Схватив массивный калькулятор, она швырнула его в голову татуированного. Однако тот успел ловко увернуться – счетный прибор ударился о дверной косяк и тут же разлетелся на мелкие осколки. Налетчик с острой железякой наперевес тут же бросился на обидчицу.
Та даже не успела прикрыться рукой… Выверенный удар заточкой в шею – и тетка, заливаясь кровью, свалилась на пол. На губах ее запузырилась розоватая пена. Несколько раз она дернулась, что-то прохрипела и тут же затихла…
– А-а-а! – истошно завизжала молодая и тут же извлекла мобильник, силясь нащелкать номер.
– Тихо, лярва! – татуированный с окровавленной заточкой резко обернулся к прилавку с «культтоварами». – Будешь визжать – зарежу как свинью и освежую. А будешь доброй и ласковой – не пожалеешь. А ну мобильник на стол… Кому сказано?!
– Мальчики… не надо, не убивайте меня, я не хочу… – девушка гипнотически смотрела на заостренный металлический штырь, с которого стекала кровь.
– Тебя как зовут, красавица? – татуированный ощерил в недобром оскале блестящие металлические фиксы, и на его лице появилась похотливая улыбка.
– Л-л-ленка… – зубы девушки выбивали мелкую дробь.
– Ленка, Ленка, задери коленко, – подойдя к молодой торговке вплотную, уголовник правой рукой приставил заточку ей к шее. – Ну, сделаешь мне хорошо – жить останешься, слово пацана! Давай, давай, раздевайся…
Едва взглянув в лицо татуированного, продавщица поняла: просить его о пощаде бессмысленно. С тем же успехом доски могли просить плотника, чтобы он их не строгал, не пилил, не рубил, не вбивал гвоздей и не швырял оземь. Дрожащие пальцы расстегнули верхнюю пуговицу халата. Невольно замедлившись в движениях, девушка неотрывно смотрела, как татуированная рука издевательски неторопливо опускает замок-молнию зиппера.