Живая и Мертвая

Тина Тонич

Но винить кого-либо было уже бесполезно.

Было рано, но поезда уже ходили, и я, сосредоточившись, зашла в вагон.

Поезд тронулся. Я в прострации наблюдала, как состав набирает скорость и смазанный вид платформы сменяется темнотой.

Призрачный желудок сжался. Чувство голода, будто отзываясь на мою обиду, усилилось, и стало почти больно. Желание есть преследовало меня как персональное проклятие, хотя должно было уже пойти на убыль.

Кулаки непроизвольно сжались, и я медленно выдохнула. Надо успокоиться. Ничего страшнее,

чем то, что уже случилось, не произошло, я все уже знаю. Я им больше не нужна, и они мне тоже больше не помогут, надо найти что-то свое.

В музее было людно. Не сразу разобравшись, что к чему, я шарахнулась от приближавшейся пары.

– Добрый день, – мужчина вежливо придержал шляпу, женщина, улыбнувшись, кивнула, и я поняла, что оказалась среди призраков.

– Добрый.

Я затравленно оглянулась. Искусство не слишком меня интересовало, и сейчас я приехала в музей спонтанно.

Призраки бродили среди старинных слепков, копий и оригиналов, и рассуждали об истории, искусстве и культуре.

Кто-то даже читал лекцию, указывая на представленные произведения. Каждый зал был полон посетителей.

Проходя мимо копий, я заметила парочку, которая самозабвенно корчила рожи безмолвствующим статуям.

Не раздумывая, я начала наворачивать круги по музею, надеясь, что меня в конце концов озарит какое-нибудь светлое чувство, достаточно сильное, чтобы перестать хотеть есть. Через пару часов наугад остановилась перед картиной и краем глаза заметила движение. Повернув голову, я увидела, как мужик предпенсионного возраста, устав играть в гляделки с живописным полотном, вдруг с безнадежным выражением лица махнул рукой и ушел.

Я внимательно посмотрела на холст. На нем был изображен Святой Георгий, побеждающий змея (это подсказала табличка сбоку, хотя я бы, наверное, и сама догадалась). Георгий до жути напоминал круглолицую девушку, а дракон протестовал против такого жестокого обращения с животными, высунув язык. Мне сразу вспомнился печально известный памятник, где дракону отпилили голову копьем. У обоих гадов вид был довольно несуразный. Сколько я ни старалась, с обеими работами ассоциировались только протесты зоозащитников в сети – ни восхищения мастерством автора, ни глубины смысла я не ощутила.

Наверное, это не мое – не моя эпоха и не мой сюжет. В результате я сдалась и показала змею язык в ответ.

– Какое невежество, – прошипели у меня за спиной, и две почтенные старушки надменно проплыли мимо. Я сконфузилась и поспешила убраться.

***

Вторая поездка за день стала большим развлечением, чем первая. Я поняла, что в зоопарк уже не поеду.

Призраки катались на общественном транспорте так же часто, как и живые. Некоторые следовали за друзьями или родственниками, сопровождая их на учебу или работу, другие убивали время.

Двери вагона открылись, и вошедший грузный мужчина уселся на свободное место, разворачивая газету.

– Смотри, какой жирдяй! – загоготал парнишка лет пятнадцати, безуспешно толкая под

ребра своего приятеля. – Эй, жиртрест! – протянул он противным голосом, для вида пиная пассажира по колену. – Эй-эй, жиртре-ест! – растянул руками рот и высунул язык.

Приятель захохотал. Первый мальчишка с гордостью приподнял бровь, а потом, не удовлетворившись результатом, скорчил лицо еще страшнее и просунул его прямо через газету, оказавшись нос к носу с мужчиной. Тот безразлично перевернул страницу.

– Да скучный он че-то. Вот лучше, смотри! Бомба!

– Две! – подхватил товарищ.

Я могла только посочувствовать девушке, на которую переключились мертвые подростки, и надеяться, что доеду быстро.

***

Пришлось признать, что с высоким искусством у меня не задалось. В музей еще раз приходить было стыдно, поэтому я, припомнив рассказы Дениса, отправилась в оперу.

И вот теперь я сидела в ложе и на удивление быстро осознавала, что могу ощущать не только желание есть, но и желание спать.

Опера оказалась целым миром. Целым миром невнятных вокальных партий, пафосной музыки и трагичных смертей. Даже если пели по-русски, разобрать слова было невозможно, а весь сюжет без труда умещался на развороте либретто.

Да, пели они волшебно, только вот о чем, я так и не поняла.

Здесь я сдалась еще быстрее, чем в музее, и, не дожидаясь конца, ушла с представления.

***

В итоге после всех приключений я оказалась в баре. Было шумно, людно, и никому ни до кого не было дела. Идеально.

– Эй, бармен, налей! – заорал мужик у стойки. Бармен продолжал вытирать пролитое пиво. Призрак, выйдя из себя, попытался вырвать у него из рук тряпку, но не тут-то было.

– Василич, не бузи, – раздалось из коридора, ведущего к хозяйственным помещениям за спиной. Бородатый мужчина тяжелой поступью вышел из темноты и по-свойски прошел за стойку. – Сушняк опять?

– Да, паскуда, никак не проходит. Налей, а?

– А платить чем будешь?

– Так я это… на работу устроюсь, верну.

– Ну, смотри, – не особо заботясь о честности пьяницы, ответил бармен.

Он протянул руку в сторону крана, и на мгновение в ней блеснуло стекло. Спустя еще секунду пьяница ушел в дальний угол, сжимая в своей руке пустоту. Я, наоборот, подошла к стойке.

– Как ты… Как вы это сделали?

– А ты новенькая, что ли?

– Да, я тут впервые. Что это было?

– Это? Это был Василич. Он лет шесть назад серьезно перебрал и окочурился. С тех пор его мучает похмелье. Это было его любимое заведение, он тут каждый вечер торчит. Пару лет назад у меня сердечко не выдержало, и я тоже преставился. А когда решил проведать работу, увидел, как он тут вопит у барной стойки, что все мудаки сраные и не наливают. Он меня сразу узнал. Походу, некоторые клиенты становятся вечными. Я бы предпочел, чтобы тут было больше новеньких, таких как ты, например, симпатичных. А то с этими алкоголиками мне говорить уже не о чем.