Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
— Мины установлены на фарватере в расчете на определенную глубину, — вслух рассуждал флагманский специалист. — При таком паводке они менее опасны. К тому же сейчас, при большой воде, целесообразно идти, прижимаясь к левому берегу. Часть пути я уже проверил…
Такого совета и ожидал Державин. Уверенно довел свои «морские танки» на ближние подступы к Белграду. Огонь корабельных орудий и «катюш» оказал существенную помощь армейцам. 20 октября Москва салютовала советским воинам, морякам Дунайской флотилии и бойцам югославской армии, участвовавшим в разгроме вражеской группировки и в освобождении столицы братской страны.
А когда вошли в Белград (на флотилии я бывал в качестве военного корреспондента),
Немцы никак не могли смириться с потерей Белграда, хотели организовать реванш и вернуть город. Пытаясь хоть как-то задержать наступление советских войск, они вывели из строя железные дороги, взорвали мосты, заминировали участки побережья. С этой же целью поставили на пути кораблей Дунайской флотилии гигантскую минную банку протяженностью… сто двадцать километров! Начиная от Нови-Сада (особенно — от населенного пункта Молдова-Веке) до Белграда было выставлено почти три тысячи мин. А тем временем от устья вверх по Дунаю уже шел большой караван — десятки советских судов и барж с гуманитарной продовольственной помощью, одеждой, медикаментами, топливом.
Командующий Дунайской флотилией С. Г. Горшков поставил перед минерами серьезную, по существу, правительственную задачу. И командир бригады траления Охрименко направляет на оперативное траление десятки тральщиков под флагами СССР, Румынии, Болгарии и Югославии. Об их напряженной и опасной работе говорит такой факт: в сентябре — октябре ими было пройдено около 12 тысяч километров, уничтожено сотни смертоносных мин. Так объединенными интернациональными усилиями «дорога смерти» на этом участке Дуная превращалась в «дорогу жизни». По ней потекли новые силы Красной Армии и материальные ресурсы для сражающейся Югославии, в том числе продовольствие, оружие и боеприпасы. Вот тогда югославские моряки, а затем и пресса братской страны стали называть фронтовой фарватер, «пробитый» к Белграду, «путем Охрименко», «фарватером капитана Охрименко», выражая тем самым уважение и благодарность бесстрашным советским морякам, пришедшим на помощь многострадальному народу.
Жители Белграда, бойцы Народно-освободительной армии Югославии бурно приветствовали дунайцев, доставивших им спасительные грузы. Впереди каравана на тральщике шел сам «беспокойный минер» Охрименко, на других тральщиках его верные сослуживцы офицеры К. Баштанник, И. Байрачный, А. Фигурин, В. Смагин.
— Все тяготы боевой противоминной эпопеи достойно разделили с нами болгарские моряки, — рассказывал мне Григорий Николаевич. — Особенно отличились командиры тральщиков: лейтенант Любомир Давыдов, подофицеры Илия Попилиев, Стоян Петрунов, Ангел Иванов, мичман Наго Овчаров. Квалифицированно и смело действовали также командиры румынских тральщиков: старшие лейтенанты Георге Гуогаше, Завалиде Киркулеско, Николие Космински, Ион Попеску, Аурел Предеску. А вездесущий югославский боец-интернационалист Любиша Джорджевич влился в боевую семью дунайцев и прошел с ними до Будапешта. Был и минером, и разведчиком, и рулевым, и коком…
Горячая признательность югославского народа советским морякам-освободителям была выражена в награждении многих из них орденами и медалями этой страны. А капитан 2-го ранга Григорий Николаевич Охрименко стал Народным Героем Югославии. При вручении ему высшей награды, которой по статусу удостаиваются только югославы и русские, было сказано:
— Вы совершили подвиг, который вписан золотыми буквами в историю освобождения народов Югославии. Вы и руководимые вами советские офицеры и матросы вернули нам то, что дороже всего югославу после свободы, — реку жизни, наш Дунай.
Достойная и красивая награда, которой по справедливости гордился ее владелец, и не расставался с нею вопреки суровому указанию Сталина вернуть югославские ордена, когда он поссорился с руководством этой страны.
Моряки знают: борьба с минной опасностью — дело тонкое, нелегкое, связанное с проявлением знаний и профессионального мастерства, смелости и осторожности, инициативы и ювелирной точности, мужества и нередко героизма. Такие качества дунайцы проявили на фронтовой реке и при дальнейших действиях флотилии в водах Венгрии, Чехословакии, Австрии. Так, распознали способ специальной подводной защиты немецких якорных мин, оперативно научились тралить электромагнитными, магнитными и акустическими тралами, которые были срочно доставлены из Севастополя. Применили новый метод группового траления фарватера, а также контрвзрывами при помощи глубинных бомб. А однажды возбужденные матросы прибежали к Охрименко, и один из них доложил:
— Товарищ капитан второго ранга, мы «языка» железного взяли, не немецкого, а английского!
Комбриг задумался: «Как же так? Союзники хорошо знают, что советские войска наступают, вверх по Дунаю идут корабли флотилии. Враг уже далеко. Против кого же предназначены эти „гостинцы“, сброшенные англо-американской авиацией?» О неожиданном сюрпризе Охрименко доложил командующему флотилией и получил «добро» на разоружение. Григорий Николаевич вспомнил начало войны, огневой Севастополь, свой дебют с немецкими минами и осторожно приступил к делу. Разгадал секрет и английского «гостинца». Кстати, извлек из него ряд приборов с клеймом американских фирм… И тут же наметил способ траления таких мин.
Забегая вперед, отметим: минных заграждений и отдельных мин на Дунае было столько, что тральщикам необходимо было заниматься опасной и трудоемкой, по существу, фронтовой работой и после Победы. Чтобы представить себе масштаб этой работы, укажем: полностью минная опасность на великой европейской реке была ликвидирована лишь к ноябрю 1948 года! Так что эхо взрывов еще долго раздавалось над уже мирной рекой. Придунайские страны с признательностью оценили подвиг моряков.
Фотографию Г. Охрименко см. в иллюстрационной вкладке.
Николай Трифонов. И в Италии шли к Победе
В 1941 году, будучи кандидатом филологических наук, я работал доцентом на литфаке Московского государственного педагогического института имени В. И. Ленина.
Когда началась Великая Отечественная война, я поступил добровольцем в Московское народное ополчение, находился в рядах 5-й Фрунзенской дивизии, во 2-м стрелковом полку (позднее он стал 1290-м стрелковым полком 113-й стрелковой дивизии). 1 августа после чрезвычайно краткой и явно недостаточной военной подготовки нас отправили на фронт (мы входили в состав так называемого Резервного фронта). Сначала я был в строю, а затем служил писарем в штабе полка. В октябре, когда враг предпринял мощное наступление (по так называемому плану «Тайфун»), наша часть в ходе боев была разбита и отступила из района Спас-Деменска до реки Нара, где мы в течение полутора месяцев держали оборону. В декабре в результате прорыва на соседнем участке фронта и последовавшего затем окружения я оказался в плену. Находился в лагерях для военнопленных (Юхнов, Рославль, затем в Витебской области).