Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
У меня сохранилось несколько листков моего блокнота тех лет с такой записью от 1 октября 1944 года.
«Когда мы обедали с капитаном в Капуньяно, прибежал один из цивилистов (так мы называли гражданское население) и сказал, что недалеко в деревне остановился отряд гитлеровцев. Сейчас же мы пошли туда. Окружили дом, где было десять немцев с фельдфебелем. Сняли часового у пулемета. Гитлеровцы не успели открыть огонь. Четверо из них убито, пятеро взято в плен, фельдфебель убежал. Мы вернулись торжествующие с криками „vittoria!“. Принесли захваченные у противника пулемет, автоматы, плащ-палатки. Пленные сидят на траве, чувствуется, что нервничают, боятся за свою жизнь. Двое постарше, по 27 лет,
Из более крупных операций следует упомянуть о нашем участии в освобождении от немцев города Порретты.
Были среди советских партизан, разумеется, и потери. Помню, например, гибель в бою белорусского юноши Алексея Киселева, при погребении которого мне пришлось сказать краткую речь от имени нашей группы. Когда я впоследствии бывал в Италии, я видел на кладбище в Капуньяно его могилу, о которой заботятся местные жители.
Большое мужество в боях с фашистами проявил Михаил Найденов, который был тяжело ранен в голову и помещен в местный госпиталь, где его вылечил итальянский хирург. Мы с капитаном Тони навещали раненого.
Когда американские вооруженные силы, медленно двигавшиеся с юга, заняли эту местность, перед нами открылась возможность вернуться в Советский Союз. Итальянские партизаны отпускали нас неохотно, война еще не была окончена. Капитан Тони советовал нам дождаться хотя бы освобождения Болоньи, он говорил, что хочет после войны сам показать мне Венецию, но нас, естественно, тянуло на родину. И Тони много сделал для того, чтобы осуществление нашего желания ускорилось.
Возвращались мы через Неаполь, Таранто, Египет (здесь мы жили более трех месяцев). А когда Турция открыла свои проливы, мы морским путем, через Дарданеллы и Босфор, прибыли в апреле 1945 года в Одессу. Отсюда нас направили в Южно-Уральский военный округ, в 19-ю запасную стрелковую дивизию. В конце сорок пятого года я был демобилизован и в начале января следующего года вернулся в Москву, где сразу возобновил свою работу в педагогическом институте.
В течение многих лет я поддерживал связи с итальянскими друзьями и в 70-80-е годы несколько раз ездил в Италию. В первый раз на встречу со мной в Болонью приехало много бывших товарищей по партизанской бригаде. А в 1975 году, когда отмечалось 30-летие победы над фашизмом, 25 апреля я участвовал в торжественном шествии бывших партизан по улицам Болоньи. Ветераны Сопротивления шли сгруппированными по своим бригадам.
Тогда же я встретился с семьей Флорио Бертини, в доме которого я нашел приют после побега. Мы вместе снялись на память, и я храню эту дорогую для меня фотографию. Можно сказать, что у меня три родных города: Варшава, где я родился, Москва, где я прожил жизнь, и Болонья, где я бежал из плена.
Я горжусь одним документом, полученным мною к 40-й годовщине освобождения Италии за подписью Генерального секретаря Итальянской компартии Алессандро Нетта. Это — Почетный диплом, текст которого в переводе гласит: «Награждается советский гарибальдиец Италии Трифонов Николай за доблестное участие в партизанской борьбе на службе Родине, во имя идеалов свободы, прогресса, мира».
Прошло уже почти полвека после победы над фашизмом, но дружба между советскими и итальянскими людьми доброй воли, дружба, рожденная в совместных боевых действиях против гитлеровских захватчиков и скрепленная кровью, не прекратилась и не ослабела. В этом я неоднократно убеждался во время своих поездок в Италию и наших встреч.
Большое впечатление произвел на меня памятник в селении Чиваго (провинция Реджо-Эмилия), построенный на средства, собранные от добровольных пожертвований. Это памятник иноземным партизанам, сражавшимся в области Эмилия-Романья, и итальянским партизанам, боровшимся за рубежами Италии. Памятник, сооруженный по проекту архитектора Р. Виола и скульптора А. Калои, представляет высеченную из белого мрамора фигуру человека, разбивающего ударом могучей руки черную свастику.
Местом для памятника выбрано довольно глухое селение за добрую сотню километров от большой автомобильной дороги, так как это был район первой «партизанской республики» Монте-Фиорино, которая в течение 45 дней существовала в окружении фашистов, отражая их натиск. Здесь сражался и Русский ударный батальон под командованием капитана Переладова. На одной из стен памятника приведены красноречивые цифры: в области Эмилия-Романья (напомним, что здесь действовала и наша бригада Маттеотти) рядом с итальянскими партизанами сражались 1400 человек из других стран; среди них были и югославы, и поляки, и французы, но основную массу — значительно более тысячи человек — составляли советские граждане. Вдумываясь в эти цифры, понимаешь, какую значительную роль играли советские партизаны в Италии.
Алексей Голиков. «Грузитесь все!»
Герой Советского Союза Владимир Федорович Павлов, в прошлом один из лучших летчиков Аэрофлота, получил копию документа, датированного 28 августа 1944 года. В нем генерал Твининг, командир авиационного соединения США, базировавшегося тогда в итальянском городе Бари, выражал сердечную благодарность командиру корабля старшему лейтенанту Павлову и его экипажу: Щелкунову, Лисину, Князькову и Шевцову за спасение американских пилотов.
…Бари. Лето сорок четвертого. В узких, мощенных плоским камнем улицах, круто сбегающих к лазурному морю, гулко отдавался тяжелый шаг подразделений солдат союзных армий, их разноязычный говор.
Рядом с городом — крупная англо-американская военно-воздушная база. На ней располагалась и группа наших транспортных самолетов, полученных по ленд-лизу. Из Бари летали к югославским партизанам, доставляли им оружие, боеприпасы, обратными рейсами вывозили раненых.
Тогда союзники силами 5-й американской и 8-й английской армий вели тяжелые наступательные бои, и на аэродроме в Бари днем и ночью гудели моторы. В небо уходили группы бомбардировщиков и истребителей. Возвращались они с пулевыми и осколочными пробоинами, с ранеными и убитыми на борту.
Мы тоже попадали под зенитный огонь противника, подвергались атакам его ночных истребителей. И тоже привозили пробоины да и повреждения, полученные при посадках на маленькие партизанские аэродромы. Ремонт и техническое обслуживание наших самолетов должны были выполнять англичане. Но их ближайшие склады авиационного имущества находились в Каире и Бизерте. А американцы имели в Бари огромный склад запасных частей для самолетов и моторов.
Наш инженер Милославский взял переводчика и пошел к своему американскому коллеге. Фамилию его я не помню. Выслушав Милославского, американец хлопнул его по плечу:
— Нет проблем! Буду вам выдавать запчасти, какие нужно!..
Как-то, выполняя боевое задание, Павлов попал под прицельный зенитный огонь. К счастью, экипаж не пострадал, но самолету досталось сильно. С трудом, на одном моторе, летчики дотянули до своего аэродрома. Машина нуждалась в серьезном ремонте. Опять обратились к американцу. Тот критически осмотрел самолет и сказал:
— Если вас интересует мое мнение, то оно такое: его нужно отправить на свалку. Но у нас есть представитель компании «Дуглас», он и решит.