Живая память. Великая Отечественная: правда о войне. В 3-х томах. Том 3.
Шрифт:
…Неполная стрелковая рота с двумя батальонными минометами и противотанковой пушкой растянулась на всю ширину полкового участка.
Солнце выплывало над лесом, рассеивая и выжигая туман. Алхимов смотрел на ничейную еще лощину, синий лес, где накапливались немцы, и, как ни странно, больше тревожился о матери с братишкой. С первого дня войны от них никаких вестей, а теперь и ждать неоткуда: вся Смоленщина под фашистом…
— Командиры взводов, к лейтенанту! — передали по цепочке.
Кроме командира роты, других лейтенантов здесь не было.
Глядя на свои «кировские», единственные в роте
— Сейчас начнут. Но мы им распорядок нарушим, испортим план. Первое: до моей ракеты — ни одного выстрела. Довести до каждого бойца! Второе: в случае чего, за меня — товарищ Алхимов. За ним, в порядке выдвижения — Егоров, Манин. Кровь из носа, но до вечера хоть один из вас обязан быть живым. Ясно?
Немцы начали точно в 8.30. Артиллерийский обстрел не нанес особого вреда, бомбардировщики, к счастью, не прилетели. Первую атаку отбили. Пережили еще три штурма.
Но к исходу дня противник на правом фланге почти придвинулся к Оредежу, занял господствующую высоту, с которой простреливалось поле за рощей. Раненых так и не удалось эвакуировать, ждали ночи.
И вновь началось. Немецкие батареи ударили прямой наводкой. На темном фоне леса одновременно с огневыми вспышками вздувались круглые облачка. Под прикрытием артналета, в нейтральной, плохо просматриваемой лощине, скапливались для решающего броска темные фигуры в тевтонских касках. Надо было уничтожить их, но… боезапаса к минометам — на пять минут беглого огня. Пушку берегли для боя с танками: шум моторов слышался все отчетливее…
В той атаке фашистские танки прорвали редкую цепочку пехотинцев. Лейтенант погиб. И уже при отблесках уходящего дня танки давили раненых, собранных на берегу для эвакуации. Под гусеницами погибли многие товарищи Алхимова.
То был его первый бой. Враг оказался сильнее. Это понимал каждый оставшийся в живых. Но не знал, не понимал в тот час Алхимов, что, пережив этот день, он как бы родился заново. Солдатом.
Потом были другие бои, ранение на Черной речке. Пуля, уже на излете, ударила по затылку. Отключилась речь, парализовало ноги. Товарищи оттащили Алхимова, передали санитарам. Но тут вдруг вернулась речь, Алхимов начал ругаться…
Второй раз его ранило под Пулковом, опасно. «Еще полтора миллиметра, и…» — сказал хирург. Пришлось отлежать полтора месяца на госпитальной койке в блокадном Ленинграде. И опять на передовую, в родной 19-й стрелковый полк…
В конце сорок второго года Алхимов был направлен в артиллерийское училище, откуда в январе сорок четвертого — в действующую армию, на Западный фронт. По пути удалось побывать в родных краях. Поезд приплелся в Смоленск в полночь. До Витебска по шоссе нужно было добираться на попутных. Там шли тяжелые бои. Но и родное Никулино тоже на Витебском шоссе.
Фронтовая полуторка подбросила Алхимова до нужной развилки. Еще четыре версты — и Никулино. Вокруг пустынно. Ни людей, ни повозок, ни огня. И ни одного живого звука. Только скрип снега под сапогами. До боли знакомый путь. И в то же время будто какой-то чужой. Куда-то исчезли привычные дубовые, березовые рощи и перелески. Даже старинный школьный парк, знаменитый на всю Смоленщину, и тот вырублен. Война, что же ты наделала? Победим, и все придется начинать сызнова… И села, и города, и заводы…
С этими мыслями добрался до родной деревни, без труда отыскал свой дом и, в изнеможении от бега и волнения, остановился. Первым, кто вышел на стук молодого офицера, оказался племянник Вася, а затем показалась и родная мать. Трудно передать радость встречи. За все предыдущие и последующие годы Владимир Сергеевич никогда не спал так хорошо и сладко.
Утром — на передовую, под Витебск. Здесь младший лейтенант Алхимов становится командиром взвода управления. На этот раз рядом с молодым офицером оказался опытный наставник. Артиллерийскому таланту капитана Ивана Марковича Бабича завидовали многие однополчане, из-за чего ему прощали и маленькие личные слабости. Они оба сдружились, понимали друг друга с полуслова, даже с намека. Командир дивизиона доверял будущему комбату самые ответственные и сложные боевые задачи, настойчиво учил его непростому искусству артиллерийской стрельбы.
Вскоре развернулась знаменитая операция «Багратион». Уже в первый день наступления войска 5-й армии 3-го Белорусского фронта продвинулись на глубину до 12 километров, форсировали реку Лучеса и перерезали железную дорогу на участке Витебск — Богушевск. Утром 24-го июня в коридор, пробитый огневым валом артиллерии и дивизиями первого эшелона, стремительно вошла конно-механизированная группа. 6-я гвардейская кавалерийская дивизия быстро сосредоточилась у основной переправы через Лучесу у деревни Осипово. Однако наплавной мост оказался разбитым. Фашисты, обнаружив скопление войск у переправы, открыли уничтожающий огонь.
Вот тут-то на помощь конникам пришел командир взвода управление 5-й батареи 261-го гвардейского тяжело-пушечного артиллерийского полка гвардии лейтенант Алхимов. С помощью секундомера он засек вражескую батарею и обрушил на нее удар своих тяжелых пушек. Однако для ее подавления потребовалось более мощное огневое подразделение. Тогда лейтенант приказал радисту Федору Комову, ставшему кавалером ордена Славы всех трех степеней, вызвать огонь дивизиона. И вражеская батарея, пытавшаяся сорвать конникам переправу, вмиг умолкла. Кавалеристы форсировали реку и понеслись на Богушевск.
За месяц стремительного наступления наши войска сокрушили «Восточный вал», освободили от оккупантов Белоруссию и Литву, форсировали во многих местах Неман, вошли в Латвию…
И вот — 7 августа 1944 года. Что можно добавить к словам наградного листа, приведенного в начале очерка? Прежде всего то, что Алхимов к этому времени становится командиром батареи.
Как уже было сказано, заградительным огнем удалось отсечь пехоту врага. Однако его танки прорвались сквозь боевые порядки 262-го стрелкового полка и приблизились к наблюдательному пункту командира 5-й батареи 261-го тяжело-пушечного артиллерийского полка. Алхимов мог отойти, и никто не упрекнул бы его за это. Но он остался на своем наблюдательном пункте и продолжал управлять огнем батареи и дивизиона. Казалось, выхода уже нет — артиллеристы обречены. Алхимов приказал личному составу взвода управления разобрать противотанковые гранаты, приготовиться к бою и вызвал огонь батареи на себя. Исход этого боя известен: шесть подбитых танков противника и бегство остальных с поля боя.