Живая земля
Шрифт:
– Звучит как учебник.
– А я вам как раз учебник и цитирую. Правильный предприниматель экономит и бережет. А разложенец – тратит.
– Хо! – сказал Годунов. – Нас учили по-другому.
– Процветать, – подсказал Денис.
– Да. Развиваться. Нас учили не ограничивать себя в развитии. А вас учат экономить и беречь.
– Вас учили потреблять.
– Не все подряд, – сказал Годунов. – Только то, что развивает. Ладно, это чепуха все. Давай выпьем, Денис. За твою маму.
Они не успели выпить за маму: раскрашенные блядчонки и их смутно
Годунов вскочил и отодвинул стул.
– Привет, – музыкально сказала ему Таня. – Вы не похожи на свои фотографии.
– Зачем фотографии, – страстно вскричал Годунов, – если перед вами оригинал!
– Привет, Денис, – сказала Таня.
Молотобоец кивнул.
– Подождите, – сказал Годунов. – Не смотрите на него! Смотрите на меня. Так мы создадим иллюзию того, что вы пришли ко мне, а не к нему.
Таня улыбнулась:
– Но я действительно пришла к вам.
– Хо! Как это прекрасно! Последний раз такая женщина приходила ко мне тридцать четыре года назад. Конечно, потом тоже приходили, но совсем не такие…
– А какие?
– Тетки, – сурово произнес Годунов. – В возрасте. Пятнадцать минут секса и два часа разговоров о взрослых детях. Знаете, что такое старческая любовь? – Годунов трагически поморщился. – Ой, не спеши, у меня давление поднимется… Ой, погоди, у меня в спину вступило…
Таня расхохоталась, и Годунов быстро ей налил.
– Перестаньте, – попросила она. – Это ужасно! Я не хочу стареть.
– Я тоже не хотел, – ответил Годунов. – И до сих пор не хочу.
– Лучше расскажите, как там у вас. Под Куполом.
Денис вздохнул.
Выпили. Таня чокнулась с Денисом вполне непринужденно, но в глаза не посмотрела. «Ну и пусть, – подумал он. – Разумеется, она только за этим и пришла. Писатель Годунов ее не интересует. Ее интересует Годунов, приехавший из-под Купола».
Тем временем писатель Годунов в несколько мгновений ликвидировал яичницу из пяти яиц, накидал в пустую сковороду мятых салфеток и потребовал фирменных блинов с семгой.
– Под Куполом скучно, – сказал он. – Там совершенно нечего делать. Там ничего не происходит. Однообразие. Там сейчас даже песни пишут без припева.
– Вы всегда курите сразу по две сигареты? – спросила Таня.
– Нет. Просто у вас с этим строго. А без обычной дозы табака я становлюсь вял.
– А под Куполом? Там можно курить?
– Нельзя. Но можно купить разрешение.
– Вот видите. А тут не продают разрешений. И много чего не продают.
– По-вашему, это главное?
Таня спокойно пожала плечами.
– Конечно нет. Но я – женщина. Молодая. Мне пора думать о детях. Я не очень вижу своих детей в этой обстановке. Я не хочу, чтобы мой сын или моя дочь росли здесь. На рыбьем жире и вареной морковке.
– Вы
– Ну… Начнем с того, что я хочу рожать в нормальных условиях. Я хочу, чтобы меня наблюдал нормальный доктор, а роды принимал нормальный акушер…
Годунов понимающе кивнул.
– Милая Таня, – сказал он. – Знаете, почему Пирогов был великим хирургом? Потому что много резал. И он резал солдат. Он отпиливал им руки, ноги, делая до двадцати операций в сутки. Можно предположить, что под его ножом умерли многие – но в конце концов опыт был накоплен, и сейчас Пирогов считается величайшим хирургом всех времен. Так вот, Таня: хороший доктор – это тот, у кого богатая практика. Если в больнице грязно, это не значит, что вас будут плохо лечить.
– Это слабо утешает, – твердо сказала Таня.
– Ваши опасения я понимаю, но вас не пустят рожать под Купол. Либо потребуют за это огромных денег. Беременным женщинам из Европы запрещен въезд в Новую Москву. А беременность определят сразу, еще в аэропорту. Там для этого есть очень чувствительная техника…
– Значит, я забеременею там, – сказала Таня. – В Новой Москве.
– Это другое дело, – ответил писатель. – Но чтобы жить в Новой Москве, вы должны получить официальное приглашение…
– Я все это знаю, – перебила Таня. – Либо по приглашению, либо за деньги… – Она помедлила, искоса взглянула на Дениса, коротко вздохнула. – Слушайте, у меня есть человек – он готов организовать мне переезд. И не только мне – ему тоже, – она небрежно ткнула пальцем в Дениса. – Не буду скрывать – тот человек желает, чтобы я оказала ему определенные услуги.
– А Денис против, – сказал Годунов.
– Да. Денис против.
Годунов просверлил Таню выцветшими глазами.
– Он прав.
Таня побледнела.
– Нет! Неправ. Он во всем меня устраивает, он хороший, честный и смелый парень. Но однажды мы разошлись, и у меня появился другой мужчина. Его друг, кстати!
– Некто Глеб Студеникин, – тихо вставил Денис.
– Хо! – выдохнул Годунов. – Даже так.
– То есть я жила с другим мужчиной на его глазах. Он все знал.
– И молчал, – подсказал Годунов.
– И молчал! – воскликнула Таня, неприятно вытаращив глаза. – Потом я вернулась к нему, и он меня принял. Я, простите, утром вылезла из чужой постели, а вечером пришла в его постель, и это его не смутило. Теперь еще одно. Для того чтобы добыть деньги, он до сих пор таскает балабас. Знаете, что такое балабас?
– Примерно.
– Он, – Таня ткнула пальцем в Дениса, – носит на сотые этажи аккумуляторы и еду. Рискует жизнью и свободой. Я предлагаю ему все изменить. Я опять залезу в чужую постель, ненадолго… За это мы с ним получим все. Безопасность, покой, здоровых детей, нормальную работу, не связанную с криминалом, с риском для жизни… Разумеется, я все понимаю. Это проституция. Настоящая, банальная.
– Нет, – небрежно возразил Годунов. – Не банальная. Банальная – это вокзальный минет за мятую сотню.