Живи!
Шрифт:
Благодаря Иисусу зародилась новая вера, нашептывает голос из подсознания. Он не жаловал иудейские храмы, говорил, что они изжили себя, что нужно верить, а не слепо поклоняться Богу. По коже бежит холодок, мне зябко. Скорее отбросить эти мысли прочь, отринуть и больше не возвращаться к ним. Ну а другие целители, задумывались ли они над этим вопросом? — снова нашептывает подсознание. Наверняка да. Искушение объявить себя сыном Божиим велико, это, прежде всего — Власть. Власть! Понимаешь? Неограниченная власть для того, кто однажды сделает это; под его знамена соберутся тысячи фанатиков, их число станет умножаться с каждым днем.
Замолчи! Немедленно замолчи! — мысленно кричу я и в изнеможении прислоняюсь к дереву, которое служит кольцевой развязкой для ведущих к нему со всех сторон мостиков. На висках выступают капельки пота.
— Вам плохо? — с тревогой спрашивает рабочий в голубом комбинезоне с многочисленными карманами. Он свесился с верхнего яруса, держась за толстый, немного разлохматившийся трос. Из карманов рабочего торчат инструменты, их рукоятки аккуратно продеты в специальные петельки на одежде. На поясе у него — моток веревки.
— Нет. Всё… хорошо. Голова закружилась.
Рабочий подозрительно смотрит на меня, хмыкает, отцепляет от троса металлический карабинчик, что закреплен у него на груди, и перецепляет на другой трос, также привязанный к дереву. Ловко перебирая руками и ногами, уползает в гущу веток.
Я стою, постепенно успокаиваясь. Смахиваю пот тыльной стороной ладони, облизываю губы. Сердце всё же частит, и я стою, не двигаюсь, крепко вцепившись в покачивающиеся перила мостков. Перила тоже сделаны из веревок.
Что… произошло? Кто сейчас разговаривал со мной, внушал крамольные мысли? Что там — в моем подсознании? Почему я так мало помню из того, что было за последние несколько лет? Почему помню смутно? Урывками? Например, я совершенно не помню, что мне довелось пережить в маленьком промышленном городке Беличи. А главный вопрос, вот он — что же случилось тогда, на семидесятом километре? Марийка превратилась в горлицу, улетела. Я, обессилев, смотрел на толпу у дома.
— Ведьмак! — орали они. — Чернокнижник! Продался человеку-тени!
В их глазах плескались злоба, страх и удивление. Наконец, как следует раззадорив себя, толпа ринулась на приступ. Их ходули заводской сборки звонко стучали по разбросанным во дворе плитам…
Больше я, как ни силился, не вспомнил ничего. Ничего…
Несомненно, в моем прошлом кроется какая-то ужасная тайна.
Отлипаю от перил, иду дальше, тщательно скрывая от спешащих людей свое беспокойство, приноравливаюсь к их скорому шагу, хочу раствориться в царящей вокруг суете. Чтобы понять, да, понять. Вспомнить. Многие здороваются. Здравствуйте, доктор, говорят они. Доктор, машинально отмечаю я, не лекарь, не целитель. Значит… они не знают. И чемоданчик в руке кажется невесомым, воздушным, да там и нет ничего существенного — тетрадь, заботливо подсунутые Иркой бутерброды да целая куча таблеток в разнообразных упаковках. Откуда взялись таблетки, я не знаю, они были в чемодане, просто лежали там и всё. Думаю, их хватит, чтобы вылечить не одну сотню человек. Я уверен в этом, потому что так сказала Ира. И также подозреваю, что никакие это не таблетки, а плацебо, какие-нибудь витаминки или заменители сахара. Ирка, наверное, заказывает дешевые таблетки по почте и снабжает меня. Для остальных я — доктор, доктора лечат больных таблетками.
Раз так, значит, Ирка знает,
Я настолько задумываюсь, что переставляю ноги машинально. Куда-то же всё равно надо идти, вот и иду. Меня влекут за собой людские потоки, они как течения, а я — рыбка. Течение несет меня, я целиком полагаюсь на него… И внезапно с ходу врезаюсь в плотную толпу. Недоуменно кручу головой и пытаюсь пробиться сквозь пробку.
— Пустите! — кричу. — Я иду на работу! Я доктор.
— Тише ты, доктор, — шикает смуглый седобородый мужчина в тюбетейке. — Опоздал к началу, так нечего права качать.
Мужчина отворачивается; несомненно, здесь происходит что-то интересное. Я осматриваюсь. Людское сборище можно разделить на две группы: мусульманскую и христианскую, как ни крути, а одеваются они по-разному. Так для чего же жители Лайф-сити собрались здесь с утра — на религиозный диспут? проповедь? толковище? Теряюсь в догадках. Меня посещает светлая мысль — отойти подальше и забраться на дерево. Увы, не только в мою умную голову пришли подобные мысли. Разлапистые ветви, как плодами увешаны любопытствующими, в основном это пацанва, но есть и взрослые. В руках у них цветные флажки, дудки и бутылочки с темным древесным пивом. Пиво, честно говоря, отвратительное, я-то хорошо еще помню вкус настоящего пенистого и хмельного ячменного напитка. Потоптавшись под обхватистым дубом, всё-таки лезу наверх: желание узнать, что же происходит, велико. Мне определенно везет, какой-то босоногий мальчишка, завидев меня, отодвигается в сторону, приветливо хлопает по широкой ветке.
— Садитесь, доктор Влад.
— Спасибо… э-э…
— Иштван, — подсказывает он. — Я — Иштван, вы как-то лечили меня от обморожения.
— Признаться, Иштван, я лечил многих и… э-э…
— Вы не помните меня. — Иштван грустнеет.
— Да, — не отрицаю я. — Не помню. Но постараюсь запомнить. Ведь ты уступил мне место, Иштван.
Треплю его по светлым вихрам, и пацан, довольный, улыбается. Он подносит к губам тонкую дудочку, расширяющуюся к концу. Рожица у него проказливая.
От резкого свиста закладывает уши.
— Ты чего, Иштван?! — возмущаюсь я. Но он тоже морщится, мотает головой, будто в ухо ему попала вода и теперь мальчишка вытряхивает ее.
Иштван тычет худым пальцем вниз. Слежу за пальцем, и мне открывается небывалое зрелище, по меньшей мере, я до сих пор ничего подобного не видел. Внизу, на круглой большой поляне, раскинувшейся в лесу, как плешь на главе старца, среди идиллически зеленеющих в утренних лучах солнца дубов и сосен две команды в спортивной форме: шортах и майках играют…
— Во что они играют? — не выдержав, спрашиваю Иштвана.
— В футбол, конечно, — радостно восклицает сорванец и дудит в рожок. Звук у рожка писклявый, не чета недавнему громоподобному свисту.
— В футбол, ага… — повторяю, чувствуя, что схожу с ума. Была когда-то такая игра «футбол», ну, знаете, люди бегали по полю, по земле то есть, гоняли мяч. С приходом человека-тени, сами понимаете, никакого футбола не стало. Была еще такая игра «шахматы», там никто никуда не бегал, соперники сидели друг напротив друга и, уперев кулаки в наморщенные лбы, двигали фигурки по черным и белым клеткам. Да что я рассказываю, шахматы и сейчас популярны. Теперь соедините эти две такие разные игры, и вы получите футбол, в который играют жители Лайф-сити.