Живые и мёртвые

Уорнер Уильям Ллойд

В главе IV, согласно этой интерпретации, Христос «проявил свою любовь к ней»:

«Пленила ты сердце мое, сестра моя, невеста; пленила ты сердце мое...

О, как любезны ласки твои, сестра моя, невеста; о, как много ласки твои лучше вина...

Запертый сад — сестра моя, невеста, заключенный колодезь, запечатанный источник...» [218]

Церковь в этой внешне противоречивой роли одновременно и сестра, и невеста Христа; это женский символ сестры, окруженной моральными правилами и негативными санкциями, запрещающими всякое сексуальнее самовыражение [«запертый сад»], и, с другой стороны, невесты, которая всем сердцем желает слиться в одно со своим возлюбленным. Каким может быть значение этого сакрального символического утверждения, которое, казалось бы, противоречит некоторым основополагающим человеческим ценностям, лежащим в самом фундаменте человеческой моральной жизни? [219] Чтобы найти ответ на этот вопрос, мы должны изучить еще одну форму сверхъестественных брачных отношений: брак посвященной девственницы с Иисусом Христом. Здесь мы находим эту сакральную тему и ее ценности в их самой крайней и детализированной форме, а потому здесь нам легче их изучить. Более того, поскольку сакральный символ посвященной девственницы существует в материальной человеческой форме, то правила и предписания, упорядочивающие ее жизнь, ритуалы, посвящающие ее в этот статус, и ритуалы, продолжающие связывать ее с Христом, поддаются наблюдению и регистрации. И следовательно, перед нами открывается возможность получить более отчетливое знание о природе этого брачного отношения, связывающего сакральную часть человеческого существа с Христом, и почерпнуть более ясное понимание значения брачного отношения между братом и сестрой.

218

 Песн. П. 4, 9-10, 12.

219

Здесь действуют также древние исторические факторы родства, связанные с особой ролью сестры.

Брак посвященной девственницы

«Среди ритуальных благословений, связанных с официальным почитанием Бога, — говорит Михель в книге “Литургия Церкви”, — наиболее впечатляющи освящение церкви и посвящение избранной супруги Христа». Бракосочетание девы с Христом проходит под руководством епископа, который является «высшим литургическим сановником» Церкви. Эта церемония проводится во время мессы, «дабы обязательство души девы могло быть непосредственно объединено с обязательством чистого Агнца на алтаре» [220] .

220

Michel [94], р. 258-163.

Претендентки, сопровождаемые девами, уже посвятившими себя служению, входят в церковь; священник, помогающий епископу, поет: «О, благоразумные девы, приготовьте свои светильники. Смотрите, жених приближается, идите навстречу ему».

Он представляет претенденток епископу. Последний как представитель Христа обращается к ним: «Бог и Спаситель наш Иисус Христос, помогающий нам, мы выбираем этих дев, дабы представить и посвятить их, и сочетать их браком с Господом нашим Иисусом Христом, Сыном Бога всевышнего». Далее «невест» спрашивают: «Желаете ли вы получить благословение и быть посвященными и обрученными с Господом нашим Иисусом Христом, Сыном Бога всевышнего?»

Они отвечают: «Желаем». В ритуале, который следует далее, каждая дева обручается с Христом. «Приди, моя избранница, — взывает к ним песнь епископа, — твой Царь ждет тебя. Слушай и смотри, обрати свой слух».

«Я служанка Христова, — отвечают девы, — а посему привыкла повиноваться».

Епископ вопрошает: «Готовы ли вы стойко блюсти святую непорочность, в коей поклялись?»

«Готовы», — клянутся они.

Каждая дева становится отныне законной супругой Христа, находящейся с ним в вечном союзе. Совершенный брак на земле предвосхищает то, что продолжится далее, после смерти, как совершенный брак на небесах.

Целомудренные мужчины и женщины на супружеском ложе должны контролировать себя, не давать воли похоти и отказывать себе в плотских удовольствиях. Необходимы сдержанность и дисциплина, чтобы их желание соединиться оставалось в рамках предустановленной духовной гармонии и получило санкцию Бога. Однако ни один мужчина и ни одна женщина, сексуально соединенные с другим созданием, никогда не могут полностью избегнуть чувственной похоти и мирских сует и соблазнов. Поэтому каждой душе, жаждущей достичь более совершенного состояния, необходимо большее и дальнейшее очищение. Только аскетические практики могут привести к достижению этой цели и позволить такому индивиду войти в совершенный союз с Богом. Обеты нестяжания, послушания и безбрачия обеспечивают такой образ жизни, который очищает индивида посредством его самоотречения. Символическая плоть редуцируется, какая-то часть ее «удаляется», и расширяется сфера духа, создавая тем самым более широкий просвет и символическое лоно, куда может войти и быть принятой Божественная любовь. Ритуальная аскетическая жизнь закладывает фундамент для более тесной связи с Богом, но «мотивом является уже не очищение, а нераздельность в самом строгом смысле этого слова... Внутренняя пустота — необходимая, если мы хотим быть наполнены Богом, — есть полная внутренняя свобода». И наконец, необходимо, чтобы Бог признал самоотречение и сделал его приемлемым для Себя, когда «Он и любовь к Нему заполняют пустоту [курсив мой], которая до того оставалась... Он, кто зовет душу в состояние совершенства, наполнит ее Собою, если она следует его зову». Таким образом духовно признается, эмоционально переживается и осуществляется брак посвященной девственницы, невесты Христовой [221] .

221

Von Hildebrand [62], р. 158, 185-186. См. также р. 150-156 («Аскетическая значимость девственности») и р. 183-191.

В этом священном браке «есть наслаждение и жертва во имя возлюбленного, и дева оставляет свою мирскую жизнь, точь-в-точь как невеста обычно оставляет свой дом с тем, чтобы последовать за мужчиной, коего избрала ее любовь... Точно так же душа, опьяненная любовью Иисуса, жаждет пожертвовать всем во имя его любви, предстать перед ним обнаженной, в уединении слушать его голос, ловить его взгляд своим сердцем, и ждать с препоясанными чреслами и зажженными светильниками своего жениха... Душа избирает страдание... дабы могла она... отпраздновать с ним свадебный пир муки...» [222] Этот союз — один из высочайших и духовнейших союзов, на который только способны люди. Это живая связь, окружающая плотным кольцом и наполняющая тела тех, кто в нее вовлечен, так что такие люди полностью заключаются в границы сакрального символа — сакрального символа другого сакрального символа, источником которого, в свою очередь, служат моральный человек и его видовая жизнь.

222

Ibid., р. 177-178.

Брак девы с Христом открывает нам, что обозначают таинство брака и союз Христа и Церкви. Для Церкви таинство брака в человеческом браке есть выражение экстатического брачного союза Церкви со своим Господом. Брак посвященной девственницы нагляднее и конкретнее показывает эмоциональную глубину и моральную форму этого взаимоотношения. Кроме того, этот священный символический союз устанавливает данные факты в их предельной и высшей форме. Такая личность полностью исключает себя из мира, «умирает для него» и целиком посвящает себя жизни освященного целомудрия в любящих руках своего Божественного супруга. Этот воплощенный в человеческой форме символ символа, обособляемый в качестве посвященной девственницы, супруги Христа, самой своей отдачей Христу в качестве символа невесты подчеркивает крайнюю форму духовной чистоты и выражает эмоциональную значимость и моральные ценности человеческого брака. Душа посвященной невесты обручается с Воплощенной Любовью как член Церкви, как человеческая душа и как целостная личность. Она, становящаяся открытой и пустой посредством аскезы и способной тем самым принять в себя больше воплощенной любви и вступить в более тесный союз с Богом, может дарить Богу-Человеку и получать от него больше любви. Вместе с тем, чтобы до конца достичь этого состояния благодати и земного блаженства, она должна быть в полной мере оснащена сексуальными качествами человеческого существа. «Чем полнее душа обладает качествами земной невесты, — говорит фон Гильдебранд, — тем более она подходит для того, чтобы стать невестой Христовой» [223] .

223

Полнее об этом см.: ibid., р. 258-263.

Эмоциональный опыт индивида, включенного в такой мистический союз, отчасти выражен св. Хуаном де ла Крусом [224] в стихотворении «En Une Noche Oscura» [225] . В нем глубоко прочувствованы и открыто выражены отношения любящего человека с его Божественным Возлюбленным.

Однажды в темноте ночной Желания мои неистовствовали, зажженные лучом любви (О, нежданная услада!) Мне удалось незамеченно ускользнуть, Пока мой дом покоился в глубоком сне. Там, в тьме спасительной, Таясь от глаз нескромных, Там, в непроглядной тьме, Не было иного факела или проводника, Кроме огня в моем сердце, ибо он не унимался. О мрак ночной, мой проводник! Ты нежнее всего, что освещается солнцем! О ночь, где очертания любящих Колеблются И льнут друг к другу. В моей ликующей груди — Обнесенном стеной саду наслаждений, открытом для Него, одного — Возлюбленный нашел отдохновенье, Все, чем владею, отдаю Ему Там, где воздух напоен ароматом кедра. Забыв про все, К Нему склоняюсь. Исчезло все и мира нет вокруг, И кончились тревоги, Рассеялись средь опадавших лилий [226] [57].

224

 Хуан де ла Крус, св. (1542-1591) — испанский мистик, религиозный поэт, доктор церкви, реформатор испанского монашества, один из основателей самостоятельного испанского ордена босоногих кармелитов. Его стихотворения «Темная ночь души», «Духовная песнь», «Живой огонь любви» — яркие образцы испанской мистической литературы.

225

 Полное название «Noche obscura del alma» («Темная ночь души») — наиболее известное сочинение св. Хуана де ла Круса.

226

 Пер. Н.В. Зориной. Фрагмент стихотворения приводится в подстрочном переводе с английской версии.

Проблема становится еще более парадоксальной, когда мы спрашиваем (на сакральном уровне), каким образом вообще возможно превратить формы социальной жизни в сакральные символы, выражающие ценности и представления человеческого общества, когда эти символы чистоты помещают мужа и жену в инцестуозные образы брата и сестры. Всякая попытка воспользоваться для объяснения этой ситуации рациональностью или логикой фактов рассудочных суждений обречена на провал. Невозможно вынести суждение о значении этих эвокативных и мифических символов и в том случае, если мы попытаемся насильно подвести их под строгие требования логики и науки. Эти мифические символы являются частью социальной логики, которая может как следить, так и не следить за соблюдением требований доказательности и рациональности. Они выражают реальные значения и внутреннее постоянство, сообщающие могущественные и убедительные истины тем, кто может их принять и прочувствовать. Образуемые ими системы ментальной жизни и морального порядка лежат за пределами рациональной части душевной жизни и обычно выходят за пределы предписаний и правил официальной и формальной морали. Как религиозные коллективные репрезентации, они отражают и выражают — как это продемонстрировал Дюркгейм — моральную и интеллектуальную жизнь группы. Иногда имеет место своего рода зеркальное отражение ее логики и даже ее наиболее репрессивной морали, однако чаще такие ментальные и моральные символы являются частью более широкого нелогического и внеморального контекста. Здесь имеется нечто большее, нежели просто социальная группа, ритуально связывающая себя с сакральными репрезентациями собственного образа; здесь жизнь требует и получает полное право выражать то, что представляется необходимым людям как членам той непрерывной животной группы, которую мы называем человеческим видом.

Некоторые связи между сакральной символической жизнью христиан и семейной структурой изображены на рис. 10.

Этот рисунок и пояснения к нему базируются на более общей схеме (рис. 8) и на тех теоретических основаниях, рассмотренных ранее, которые она представляет. Направленные вверх стрелки в левой части рисунка связывают видовой уровень человеческого самца и его сексуальной жизни со статусом мужской сексуальности в моральном порядке семьи и, еще выше, с Христом и символом Жениха, сакральным и сверхъестественным символом мужской сексуальности в моральном порядке. Знаки равенства (обозначающие брак) показывают, что мужская часть этой базисной дихотомии связана с женской (эта схема должна также показать, что мужской ряд символов, статусов и организмов наделяется в христианских ценностях превосходством над подчиненным женским рядом). На рисунке показано, что между женскими частями видового, морального и сакрального порядков существуют такие же связи, как и между мужскими. Между тем, на сакральных символических уровнях в женском ряду происходит несколько важных преобразований. Символ мужской сексуальности, Христос-жених, в двух кружках в верхней части рисунка остается в своих браках неизменным, тогда как женский символ изменяется: это невеста, индивидуальная посвященная девственница, ритуальный символ Церкви как невесты, душа мужчины или женщины, и в то же время это Церковь, пребывающая в священных брачных узах со своим Господом. В «логике» эвокативных, нерациональных символов этот символ символа обеспечивает, так сказать, укрепление и символическое подтверждение более смутных и не столь легко ощущаемых и понимаемых символов Церкви как мистического тела и души.