Живые и взрослые (сборник)
Шрифт:
Лёва уточняет, что такое записной компьютер и движок, а Ника спрашивает:
– Если у вас есть движки, то вы всегда можете связаться с другими мертвыми? Ну, узнать в справочной номер и позвонить, правильно?
– Ну, не совсем, – отвечает Майк, – многие не любят, чтобы им незнакомые звонили. Да и не у всех есть движок. Это от области зависит, я же говорил уже.
Действительно, им еще в школе говорили, что Заграничье разбито на множество областей и в каждой из них свой язык и свои обычаи. Вероятно, предположила Марина, в какую область попадает мертвый, зависит от того, где
В каждой из областей почти не происходит изменений: люди не старятся, дети не взрослеют. Как известно, у мертвых нет времени – но теперь стало ясно, что у них есть много областей пространства, удерживаемых вместе движением денег, которое регулируется сложными и непонятными законами.
Наверное, папа мог бы рассказать об этом подробней, но Марина не представляет, как начать с ним разговор. И все же надо бы воспользоваться моментом и сделать это, пока не кончились каникулы: обычно, когда папа встает, Марина уже в школе, а сейчас можно дождаться, пока он проснется, и поговорить за завтраком (хотя для Марины, конечно, это будет скорее обед). Но все никак не получается: вечно находятся какие-то дела – то на каток с Лёвой и Никой, то в кино, то в заколоченный дом.
Как все-таки Марина мало знала о мертвых до встречи с Майком! Ладно там всякие технологии, но только сейчас она выяснила: как правило, мертвые не помнят, кем были при жизни и как они ушли. Конечно, существуют особые архивы, где хранятся персональные истории, но, как правило, доступ туда имеют только сотрудники специальных учреждений, по описанию похожие на коллег дяди Коли.
Поэтому Майк не знает, что было с ним до смерти. Не знает, например, кто была его мать.
Отец же Майка живет с ним. Он – невозвращенец, работает в какой-то секретной лаборатории и целыми днями пропадает на работе. В тот день, когда Майк познакомился с ребятами, он залез в отцовский кабинет и случайно запустил в компьютерной системе какую-то программу. Система повела себя как-то странно – Майку явно не хватало слов живого языка, чтобы описать как именно, – и он немного испугался, но когда неведомая сила протащила его через окно, распахнувшееся в полу заброшенного дома, испуг перешел в панический ужас. Он был уверен, что отец телепортирует его в свою лабораторию, чтобы наказать за вторжение – и поэтому сразу успокоился, когда понял, что всего-навсего попал в мир живых.
– Я всегда мечтал к вам попасть, – признался Майк. – Я раньше считал себя живчиком – ну, так у нас называют тех, кто хочет быть как живой. Одевался особым образом: вот, футболку носил специальную, там спереди написано: «Быть живым, живым – и только», а сзади: «Живым – и только. До конца». Я даже ваш язык начал учить, ну, всеобщий язык, как вы его называете. По дядиному самоучителю. А потом его у меня отец отобрал и выкинул.
– Почему? – спросила Марина.
– Они в ссоре, дядя с отцом, – объяснил он. – Давно уже, еще до моего появления. Отец на него очень зол, – добавил Майк и поежился.
Марина уже заметила: каждый раз при упоминании отца Майк испугано сжимается. Наверное, у мертвых родители воспитывают своих детей как в старые времена, думает она. Колотят, бьют, порют по пятницам – короче, все, как в кино.
Но Марина не решается спросить об этом Майка – а то однажды Лёва спросил, мол, правда, что в Заграничье всюду преступность, гангстеры, мафия и все такое, а Майк ответил, что это все ерунда, они стреляют только друг дружку, просто надо свой город хорошо знать, куда можно ходить, куда нет – и все будет нормально.
Марина так и не поняла: что значит – знать свой город? Что, в городе есть целые районы, куда лучше не заходить? А кто же там живет? И что делают все остальные – обходят их, что ли, как они обходили «пятнашку», пока они не наваляли Вадику и его дружкам?
Непонятно, как это можно так жить.
Хотя чему удивляться: мертвые они и есть мертвые, это и по кино видно.
– А кино какое-нибудь ты можешь принести? – спрашивает Лёва. – Я только несколько мертвых фильмов видел.
– Так вы, наверное, кино тоже на кассетах смотрите, – говорит Майк. – У меня на кассетах нет ничего.
– Не, мы его не смотрим на кассетах, – отвечает Лёва, – для этого специальный магнитофон нужен, а у нас таких нет. Я думал, может, у вас какой-нибудь прибор особый есть.
Марина улыбается: она-то помнит, что осторожный Лёва был единственным, кто после первой встречи предостерегал друзей:
– Вы только представьте, что будет, если про это кто-нибудь узнает: тайные встречи с мертвым! Это же чистый шпионаж – вы что, книжек не читаете?
– Так то книжки, – ответила Ника. – Ты же сам видишь: он нормальный, наверняка из хороших мертвых.
– Мой папа тоже с мертвыми общается, – сказала Марина, – и никто его ни в чем не обвиняет.
– Твой папа – другое дело, – ответил Лёва, – он на работе общается, а не абы где неизвестно с кем!
– Да никто не узнает, – сказал Гоша, – мы ведь можем сюда другой дорогой ходить. Пару досок оторвать вон там и заходить не с улицы, а со двора. Майка отсюда выпускать не будем, так что никто ни нас, ни его не увидит.
Кстати, Марина не видела Гошу уже дней десять. Звонила ему после Нового года, но никто не подходил к телефону.
Она позвонила еще пару раз, а потом решила, что, наверное, Гоша, как в прошлом году, ушел с родителями в какой-нибудь зимний поход. Странно только, что не позвонил предупредить, удивляется Марина. Ну, ничего, думает она: вернется – позвонит.
Но до конца каникул Гоша так и не появился.
Новый год был ужасен.
Накануне к тете Свете приехала тетя Галя, Галина Семеновна, Галка. Юркая, низенькая и черноволосая, она в самом деле напоминала птицу – а скрипучий голос довершал сходство.
Им обеим было уже за шестьдесят, и они дружили большую часть жизни – начиная с того времени как еще молодыми оказались в одном партизанском отряде. Сейчас они жили в разных городах и виделись редко, только когда Галя приезжала в столицу. Прошлый раз это было два года назад, и Ника помнит, как папа шутил про «дым коромыслом» и «не будем мешать тетушке отдыхать».
Теперь Ника поняла, что папа имел в виду: в новогоднюю ночь тетя Света выставила на стол запотевшую бутылку, и подруги начали отмечать праздник, не дожидаясь полуночи. К тому моменту, когда в других домах открывают шаманское и ждут боя часов на главной башне, Ника сидела, забившись в угол, с ужасом слушая, как боевые подруги вспоминают войну: рейды в тыл мертвых, убийства офицеров, допросы пленных, почти всегда, правда, безрезультатные – мертвые куда больше боялись своего «черного отряда», армейской контрразведки, чем живых партизан, пусть даже и вооруженных серебряными ножами.