Живые и взрослые (сборник)
Шрифт:
Люси слабо урчит под Марининой рукой, девочка смотрит на кошку, потом – на отца, сидящего за столом.
– Почему, кстати, у них много языков?
– Это нормальное следствие распада. Точно так же, как человеческое тело после смерти начинает разлагаться, по ту сторону Границы начинает разлагаться язык. Он распадается на множество языков, чем-то похожих друг на друга, но чем дальше от Границы находятся области мира мертвых, тем дальше разъезжаются в разные стороны языки, на которых там говорят.
– Разве у всех мертвых тела разлагаются? – снова спрашивает Марина.
– Нет, –
– Если они как живые, почему же ты встречаешься с ними только ночью? – спрашивает Марина.
– Ну, они же ходят с охраной – а у охраны известные проблемы с дневным светом, – улыбается папа. – Я, правда, думаю, проблемы с дневным светом у очень многих, но это не принято обсуждать. Вот они и ездят всюду с охраной, так что не разберешь – из-за кого мы вечно встречаемся по ночам.
Люси устало спрыгивает на пол. Марина вспоминает, как они играли когда-то второем: папа, Люси и маленькая Марина. Папа привязывал катушку к нитке, Люси ловила ее лапами, а Марина хлопала в ладоши и смеялась. Сейчас она вспомнила это так отчетливо, словно увидела в кино.
– Ну вот, – говорит папа, закуривая следующую сигарету, – а теперь я скажу тебе, почему ты спрашиваешь меня обо всем этом, и дам тебе тот совет, которого ты обещала послушаться.
Марине кажется, она обещала не послушаться, а послушать, но сейчас не время спорить.
– Давай, – говорит она.
– Ты спрашиваешь меня про мертвых, потому что у твоего друга Гоши исчезла на Белом море мама, – говорит папа. – Если тебе интересно, я знаю об этом уже неделю.
– Откуда? – спрашивает Марина.
И если знал – то почему не сказал? Почему ждал, пока она сама придет с разговором?
– Коля рассказал, – улыбается папа. На мгновение его лицо скрывает голубоватый дым, потом он продоложает: – В Министерстве заинтересовались этим делом. Это ведь не просто исчезновение… Выяснилось, что в лаборатории практической этнографии они занимались прелюбопытными вещами. И вовсе не такими уж невинными, как может показаться на первый взгляд.
– Разве Гошина мама – этнограф? – удивляется Марина. – Он мне никогда не говорил.
– Ну, формально они были геологи. Но лет семь назад им удалось убедить руководство Академии наук, что важная геологическая информация скрыта в древних преданиях. Для извлечения этой информации как раз и была создана эта лаборатория. Надо ли говорить, Марина, что занимались они чем угодно, только не поиском полезных ископаемых.
Теперь папа сидит, облокотившись на стол и глядя на Марину почти что в упор.
– Чем занимались родители твоего друга Гоши, становится ясно только теперь. Они, как и многие этнографы, изучали древние предания и обычаи, возникшие еще до Мая. Но только те предания, что интересовали их, были предания о путешествиях в миры мертвых. О героях-трикстерах. О мужьях, спасающих из царства мертвых своих жен. О великих шаманах – я не имею в виду ученых шаманов, я говорю о древних шаманах, которые действовали не по науке, а по наитию. Ты понимаешь, что все это значит, Марина?
Она качает головой. Папа сидит перед ней, в облаке голубоватого дыма, крупный, массивный. Он смотрит Марине прямо в глаза – и ей становится страшно.
– Они искали способ нелегально пересечь Границу. Они хотели уйти туда. Судя по всему, маме твоего приятеля это в конце концов удалось. Единственное, что непонятно: почему она сделала это одна?
– Я не верю, что она бросила Гошу, – твердо говорит Марина. – Вот ты бы смог бросить меня и маму?
Папа улыбается сквозь сигаретный дым:
– Я бы не смог. Но множество мужчин бросают своих жен и детей. И, не забудь, я бы никогда не стал искать способ нелегально перейти Границу. Поэтому вот тебе мой обещанный совет: тебе не нужны такие друзья, как Гоша. Он, конечно, хороший мальчик, спортивный и все такое – но ты понимаешь, что значит быть сыном невозвращенки? И у него, и у его отца могут быть серьезные проблемы – мне бы не хотелось, чтобы они затронули тебя, пусть даже косвенно.
Марина замирает. Ей кажется – она ослышалась. Папа советует бросить друга? Бросить, когда у него дома беда?
Не может быть.
Всю жизнь, и в школе, и дома, ее учили: дружба – самое главное, что есть у человека. Друзей не предают. Друзей не бросают в беде. От друзей не отказываются.
– Я понимаю, – продолжает папа, – это будет нелегкое решение. Но, поверь мне, оно единственно правильное. Гоше самому будет легче, если он будет отвечать только за себя, а не за всех, кто в этот момент случайно оказался рядом.
Это не мой папа, говорит себе Марина. Мой папа никогда бы так не сказал. Мой папа читал мне книжки о смелых людях, рассказывал сказки о бесстаршных героях, учил не бояться и не отступать – он не может советовать бросить Гошу.
– Я понимаю, что ты чувствуешь сейчас, – говорит папа, – но придет время, и ты поблагодаришь меня за этот совет.
Марина молчит, ничего не отвечает.
Папа вздыхает и медленно встает. Он идет по коридору к ванной, Марина смотрит вслед, вспоминает, как они когда-то играли с Люси, и впервые понимает: не только кошки стареют, не только дети растут – взрослые тоже меняются.
На пороге ванной папа оборачивается:
– Кстати, если тебе интересно: Гошину маму приборы не находят. Но это, как я уже говорил, ничего не значит.