Живые из Атлантиды
Шрифт:
– Серафим, так что же ты все-таки делал в Москве?
– В Москве меня и застали все бури России. До 1918 года удавалось проживать и молиться в Новоспасском монастыре. Потом все строения обратили в концлагерь, монастырь стали называть филиалом таганской тюрьмы. Узнал, что там же разместили архив НКВД.
– Как же Вы вырвались, как Вас пропустили за ворота этого учреждения?
– Ночью сказался больным, а рядом больница. Охранники поглядели и сказали: «Да куда ты денешься? Хохол и первый раз в Москве. Если врет, то помыкается и вернется, убьют или арестуют».
– И
– Я знал, что рядом находится Симонов монастырь. Шел ночью вдоль реки, потом увидел толпу солдат и свернул к лесу. К утру уже не разбирал дороги, и вдруг показались очертания храма. Приблизился к сторожке, в окне мерцает огонек. Там священник, сидящий за столом. Постучал. Священник предложил войти в дом. Радушный хозяин оказался настоятелем Храма иконы Божией матери Влахернской – протоиреем Николаем Андреевичем Порецким. Он ни о чем не расспрашивал. Предложил вареный картофель и кипяток. После трапезы отвел в другую сторожку. Сказал, что здесь можно отдохнуть, а он к обеду заглянет, и просил никому дверь не открывать. Николай Андреевич, а я к нему, естественно, обращался «отец Николай», спас меня и вернул к монашеской жизни. Любил повторять, что новая власть создает царствие небесное на земле и не потерпит наши проповеди.
Иволгин отреагировал.
– Я же во Влахернском храме был, году в десятом. Ездили мы куда-то на стрельбище, нам показывали новые пушки, а потом дали три дня на отдых. И кто-то из сослуживцев предложил съездить за город…
– Вы, Иван Алексеевич, дослушайте, а то собьюсь. Ведь не хочется еще раз, даже в памяти, возвращаться к своим хождениям по мукам. Господь милостив, и я еще ближе познакомился с отцом Николаем. Родом он из Калязинского уезда Тверской губернии, что на верхней Волге. Имел восьмерых детей, а в сорок пять лет остался без жены, она умерла. Такие вот дела. Ну, я дождался, когда начались более регулярные передвижения по железной дороге. Отец Николай обратился к своему прихожанину, начальнику станции Люблино Курского направления с просьбой в отношении меня. Так я доехал до города Белгорода. А там, на перекладных, а где пешком до Полтавы и в родную обитель. Братия встретила меня радостно, но с печальными известиями, – монах поник головой и заплакал.
Иволгин решил немного отвлечь его от печальных воспоминаний и заговорил:
– Да знаешь ли ты, Серафим, Влахернское со времен Петра Великого самое популярное загородное место москвичей. Давным-давно в непроходимом лесу построили мельницу, проложили дорогу. Села и деревни вовсю пользовались услугами мукомола. Поколение сменялось поколением, но в памяти народной оставалось имя мельника Кузьмы. Второе название Влахернского – Кузьминки. Петр Великий по заслугам перед отечеством наградил Шереметьева Юхотскими землями, Меньшикова – в Прибалтике, а вот Строгановых – местностями вокруг мельницы в Кузьминках.
– Строгановых фамилию слышал, но не помню…
– Род Строгановы восходит к временам Ивана Грозного. Знаменитый в России род. В 1722 году Петр Великий, возвращаясь из персидского похода, остановился у Строгановых посмотреть, как он любуется его подарком. Петру отвели загородный дом в резиденции. В 1757 году дочь Александра Григорьевича Строганова Анна вышла замуж за князя – Михаила Михайловича Голицына. Имение перешло к Голицыну, как приданое… Знаешь, Серафим, могу долго рассказывать, скажу одно – это место так запало мне в душу, что подумал, брошу службу и приеду сюда навсегда.
Вернувшись в мыслях на землю, теперь и Иван Алексеевич погрустнел, стал воспроизводить в памяти последние допросы. Беспокоило то, что отпали подозрения его принадлежности к действиям белых в период гражданской войны. Либо хитрый ход, либо вмешался Козельский, который, уж точно, после неожиданной встречи провел проверку. Наверняка допросили Антонину. Ивану стало ее жалко. Только все начало налаживаться. Он приспособился к существованию в мирной жизни. От этой женщины Иволгин чувствовал тепло, доброту, заботу, любовь. И вот опять не пойми, что! И за что все это….
Глава восьмая
Очередной допрос проводил новый следователь, точнее не следователь, а как он представился – «дознаватель». На нем была форма сотрудника НКВД, с тремя шпалами в петлицах, назвался Сергеем Семеновичем, о должности и фамилии умолчал. Протокола не вел и все всматривался в лицо Иволгина, как будто хотел кого-то в нем узнать.
– Я внимательно прочитал уголовное дело по факту пожара на конюшне и материалы на Вас. Вы, наверное, знаете, что директор конезавода расстрелян?
– Я первый раз об этом слышу. Ваш предшественник мне никогда ничего не говорил, он только вопросы задавал, и на некоторые из них я объективно не мог ответить.
– Прошу меня называть по имени – отчеству. Думаю, правила вежливого обращения друг к другу Вами еще не забыты?
– Их я стал забывать за ненадобностью. Причем здесь форма общения? Я рассказал все, что знал. Чего не знаю, говорить не буду и подписывать тоже.
– Вы же видите, я протокола не веду. Итак, Вы оказались в харьковском поезде по причине поиска семьи. А кто Вам сказал, что искать надо в этом направлении?
Иволгин похолодел. Они что знают о проживании семьи в Эстонии? Неужели Вольдемар засветился в чем-то и потащил за собой жену, сына, тещу?
– Сергей Семенович, в те лихие годы жизнь в столице немке по происхождению, жены царского офицера, могла завершиться у первого матросского патруля. Направление одно – на юг под крыло армии Деникина, затем в Крым к Врангелю, далее в эмиграцию и уж потом полная неизвестность.
– Если бы Вы добрались до Ростова, вступили бы в Добровольческую армию?
– Да, а куда было деваться? В противном случае расстрел, что здесь, что там.
– И воевали бы на стороне белых?
– Сергей Семенович, скажу нет, буду выглядеть идиотом. Не хочу, ох, как не хочу изображать из себя того, кем не являюсь.
– А когда все улеглось, не искали семью?
– Когда все улеглось, у меня уже была вторая жена. Знаете, как тяжело привыкать к мысли, что ты неполноценный, с одним глазом? А потом нашлась работа по душе. С лошадками оттаял, стал забывать все плохое. Как же я благодарен этим божьим существам.