Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

на главную

Жанры

Поделиться:

Жизнь и деяния графа Александра Читтано, им самим рассказанные.

Шрифт:

От переводчика

Нет никакой необходимости представлять публике автора мемуаров, издаваемых хотя и в новом, более полном и точном переводе, но далеко не в первый раз, — перед нами фигура более чем известная. Но, при всей прижизненной и посмертной славе этого человека, тайн, загадок, неопределенностей и борьбы мнений вокруг него тоже необыкновенно много. Даже вопрос, каким именем его называть, может поставить в тупик, ибо их было изрядное количество: Алессандро Читтано, граф Джованетти, Александр Джонсон, Александр Иванович Читтанов, в некоторых источниках фамилия пишется как Четанов, Чайтанов или даже Шайтанов, а в одномсовершенно официальномтурецком документе перед его подписьюможно прочитать: "…я, Искандер ибн-Шайтан, руку приложил". Конечно, переосмысление иноязычных фамилий может быть причудливым и часто смешным, — например, в архиве Посольского Приказа хранится отписка, величающая английского министра

Галлахера "боярином Голохеровым", но и в отношении политических пристрастий или научных заслуг героя разнобой не меньше. Сэпохи императора Павла более полувека во всех военных и гражданских учебных заведенияхРоссиигде в камне, где краской, где золотом, где сурикомизображалсяафоризмнашего мемуариста: "Подданные обязаны повиноваться". Однако всем былавтайнеизвестнанигде не публиковавшаясяполная версия: "подданные обязаны повиноваться, какая бы обезьяна ни сидела на троне". Уже на основании этих слов и самые красные революционеры, и самые замшелые консерваторы объявляли их автора своим. Первыевосхищалисьегобесцеремоннымобхождениемс чинами Тайной канцелярии, вторые напирали на известный эпизод расстрела картечью вышедших из повиновения солдат. И ныне одни историкиизображают его гением, стоящим ровно посередине между Леонардо да Винчи и Томасом Эдисоном, другие рисуют жестоким крепостником, специально покупавшим умственно одаренных детей для будущей эксплуатации, и создателем не имеющих аналогов в истории "интеллектуальных эргастериев", где подневольный труд применялся в технических изысканиях. Кстати, Читтаногениемсебяне считал, судя по его самооценке в письме к Вольтеру:

"Я обладал от природы очень хорошими, но отнюдь не экстраординарными способностями. Полагаю, что на каждую сотню томящихся в школах учеников найдутся один или два более способных, чем я. Своей судьбой я более всего обязан обстоятельствам, не в смысле отсутствия препятствий на моем пути, как раз препятствий было в избытке. Более того, они-то часто и побуждали меня к усилиям чрезвычайным. Так порох, рассыпанный открыто и подожженный, просто сгорает красивым, но бесполезным огнем, стиснутый же тесной чугунной оболочкой, развивает из себя неудержимую силу взрыва".

Я обязан напомнить читателям, что эксклюзивный копирайт на любые научные комментарии к мемуарам Читтано принадлежит доктору Уильяму Воротынскому из Оксфорда, а Геттингенский протокол за преднамеренное нарушение авторских прав, совершенное в крупном размере или с особым цинизмом, предусматривает смертную казнь, оставляя вид казни на усмотрение национальных законодательств.

Поскольку, согласно приложениям к Геттингенскому протоколу, альтернативная история не является наукой и не подлежит соответствующим международным соглашениям, я имею возможность изложить несколько своих соображений в этом жанре.

Рискну предположить, что, сложись судьба нашего автора иначе (он сам предполагает такую возможность), это сказалось бы прежде всего на темпах развития технологий обработки металла и производства оружия. Вероятно, вальцовка железа могла войти в употребление не раньше конца восемнадцатого века, а распространение казнозарядных винтовок началось бы только в эпоху наполеоновских войн. Первая промышленная революция получилась бы более растянутой во времени, а православная община Англии, в реале получившая, наравне с квакерами, наибольшую материальную выгоду от нее, не стала бы настолько богатой и влиятельной и не смогла бы, впитывая в себя настроенных враждебно к родине раскольников и светских эмигрантов, сделаться центром антироссийской деятельности в Европе. Англо-русские отношения могли быть лучше.

В альтернативном варианте можно ожидать, что колониальная политика европейских держав и особенно территориальная экспансия России в конце восемнадцатого — середине девятнадцатого века имели бы более скромный размах и вызывали меньше конфликтов. Мир был бы более мирным. Несомненно, Европа не вступилась бы так дружно за египетского хедива в споре о святых местах, не навязывай емуРоссия Суэцкую концессию, и Пелопоннесская война 1851–1854 годов, происходи она ближе к базам снабжения российских вооруженных сил — на берегах Босфора или даже в Крыму, скорее всего была бы выиграна и не привела к потере всех заморских владений, нейтрализации проливов и исчезновению России из списка великих держав почти на полвека. В общем, о плюсах и минусах такого развития событий можно спорить.

Записки Читтано, хранящиеся, по завещанию мемуариста, в библиотеке Оксфорда и впервые опубликованные с незначительными сокращениями через пятьдесятшесть лет после смерти автора, представляют собой стопу тетрадей in quarto,исписанных по-французски четким, красивым, стремительным почерком, вероятно, секретарем под диктовку. На полях, между строки на отдельных подклеенных листахимеется правка, местами тем же, а кое-где совершенно другим, весьма неразборчивым почерком, видимо принадлежащим самому автору. Трудность прочтения усугубляется тем, что эти поправки сделаны на нескольких

языках: французском, итальянском, латинском, русском, английском и даже турецком (русскими и латинскими буквами) без указания, где какой использован. По некоторым признакам, записки продиктованы мемуаристом в его крымском имении под Кафой во время прусской войны, хотя отдельные эпизоды, судя по упоминаемым политическим реалиям, восходят кдругомуисточнику, старше лет на двадцать. Стильвоспоминанийоднообразен итяжеловат, имеет некоторый оттенок архаизма, местамиавторзлоупотребляетвоенно-канцелярскимиоборотами иутомительнымитехническимиподробностями. Насколько адекватно нам удалось передать эти особенностиврусскомпереводе, судить читателю.

КонстантинМ. Радов

От автора

Porcellino russo! Porcellino rosso! — кричат оборванные мальчишки и бросают камни мне в спину, и от бессильной обиды хочется заплакать, потому что ругаться с уличными сорванцами бесполезно, а кидаться в драку — все равно, что рубить мечом комариный рой. Грязные потомки варваров с визгом и смехом разбегаются, радуясь бесплатному развлечению. Больше всего меня бесит, что у этих крысенышей даже не хватает ума придумать хоть сколько-нибудь подходящие ко мне оскорбления. Ну скажите, чем тощий и нескладный отрок похож на поросенка? Да еще красного? Лицо у меня как раз не красное, а бледное словно у чахоточного, от многого сидения над книгами, так что слово «rosso» — только для красного словца, по созвучию. А «russo»? Ну кому какое дело до моих покойных родителей? Неважно, что отец был русским, а мать — славянкой с иллирийского побережья. К каким бы варварским племенам они ни принадлежали, сам-то я все равно римлянин! Civis romanus sum! А также лучший друг и соратник божественного Юлия, в недавние мартовские иды спасший его от кинжалов заговорщиков!..

Брошенный одним из юных негодяев камень попадает мне в спину — и я просыпаюсь… Нет, конечно, какие камни на чистой перине? Просто в столь почтенном возрасте боль в пояснице при пробуждении — обычное дело безо всяких камней, от старческих хворей избавлен лишь тот, кто умер молодым. Лучше всего в бою, в азарте атаки, в полуобороте к солдатам, со шпагой в руке и командой в глотке…

Боже, если Ты есть, ну почему Ты мне этого не дал? Ведь я не кланялся ядрам, любил покрасоваться перед строем, даже этак на коне погарцевать на самом виду, под обстрелом, и вовсе не представлял, какое это счастье — заряд картечи в грудь… Долгая жизнь хороша, пока есть здоровье, но поздняя, немощная старость мучительна, как пытка. Зачем я столько живу, зачем снятся эти яркие, как итальянское небо, сны из моего детства? Господи, неужели Ты от меня еще чего-то ждешь?! Что я еще могу сделать в этой жизни?

Разве что — рассказать о ней?

Любезный читатель, давай договоримся сразу. Я не собираюсь публиковать сии мемуары при своей жизни, следовательно, читая их, ты разговариваешь с покойником. А покойникам многое дозволено. Почему я распространяюсь о людях и событиях ничтожных и пренебрегаю важнейшими, почему сужу непочтительно о персонах и учреждениях, окруженных величайшим пиететом, почему полагаюсь лишь на ненадежную человеческую память вместо архивов и, возможно, искажаю ход событий — подобные претензии меня уже не беспокоят. Пусть будущие историки судят, в чем я прав, а в чем разум или память меня подвели. Я расскажу о своей жизни так, как мне угодно — вот право рассказчика, Droit de narrateur, которое, ей-Богу, стоит Droit de seigneur!

ДЕТСТВО. ВЕНЕЦИЯ

Я родился в Далмации, во владениях Венецианской республики, скорее всего в 1678 году, а может и в 1679, точно этого никто не знает, потому что родителей я лишился очень рано. Мать я еще помню, — с какого возраста человек сохраняет первые воспоминания? Мне смутно помнится корабль или большая лодка, раскачиваемая волнами. Я на руках у матери разглядываю нависшие над морем горы, покрытые густым лесом и тянусь достать их руками — откуда младенцу знать, что они недоступны? Мать смеется и говорит что-то ласковое, и рядом кто-то еще смеется, и мне тоже весело и хорошо. Картина, а особенно ощущение той давней минуты сохранились у меня на всю жизнь, а ведь мы перебрались в город к тетушке Джулиане и ее мужу, когда мне было самое большее года два. В венецианской лагуне лесов нет, далекие Альпы не нависают над морем и вообще выглядят совсем иначе, и придумать я это не мог, потому что когда следующий раз увидел похожие горы уже подростком, дыхание перехватило на секунду от этого самого воспоминания и оттого, что мамы нет на свете. Вероятно, года в четыре или пять я остался полным сиротой, точнее не помню, потому что и жизнь, и смерть моей матушки происходили не при мне. Повзрослев, я понял, что ей приходилось, скорее всего, работать в услужении в богатых домах, ребенок там был бы не к месту и оставался у родственников. Смерть без прощания и погребение без близких тоже понятны. Обширные связи Венеции с Востоком имели свою черную сторону, в город часто заносили чуму, и длинноносые фигуры в балахонах снова выходили собирать тела умерших, вгоняя горожан в дрожь и холодный пот.

Комментарии:
Популярные книги

Право налево

Зика Натаэль
Любовные романы:
современные любовные романы
8.38
рейтинг книги
Право налево

Хозяйка усадьбы, или Графиня поневоле

Рамис Кира
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.50
рейтинг книги
Хозяйка усадьбы, или Графиня поневоле

Болотник

Панченко Андрей Алексеевич
1. Болотник
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.50
рейтинг книги
Болотник

Диверсант

Вайс Александр
2. Фронтир
Фантастика:
боевая фантастика
космическая фантастика
5.00
рейтинг книги
Диверсант

Начальник милиции 2

Дамиров Рафаэль
2. Начальник милиции
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
5.00
рейтинг книги
Начальник милиции 2

Измена. Истинная генерала драконов

Такер Эйси
1. Измены по-драконьи
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Измена. Истинная генерала драконов

С Новым Гадом

Юнина Наталья
Любовные романы:
современные любовные романы
эро литература
7.14
рейтинг книги
С Новым Гадом

Истинная со скидкой для дракона

Жарова Анита
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
5.00
рейтинг книги
Истинная со скидкой для дракона

Он тебя не любит(?)

Тоцка Тала
Любовные романы:
современные любовные романы
7.46
рейтинг книги
Он тебя не любит(?)

Совок 4

Агарев Вадим
4. Совок
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
6.29
рейтинг книги
Совок 4

СД. Том 14

Клеванский Кирилл Сергеевич
Сердце дракона
Фантастика:
фэнтези
героическая фантастика
7.44
рейтинг книги
СД. Том 14

Мастер Разума III

Кронос Александр
3. Мастер Разума
Фантастика:
героическая фантастика
попаданцы
аниме
5.25
рейтинг книги
Мастер Разума III

Последний Паладин. Том 6

Саваровский Роман
6. Путь Паладина
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Последний Паладин. Том 6

Тринадцатый V

NikL
5. Видящий смерть
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Тринадцатый V