Жизнь и необычайные приключения менеджера Володи Бойновича, или Америка 2043

Карпов Геннадий Михайлович

Звонок отвлёк меня от панических мыслей. Чёрт! Если соседи слышали выстрел и вызвали полицию, то я попал в большие неприятности. На мониторе видеофона я увидел двух представительных мужчин среднего возраста.

– Это кто? – закряхтел я в микрофон, стараясь подражать…ну, этому… который…

– Это из "Пепси". Мы с вами договаривались вчера по телефону. Расценки мы знаем!

Я нажал на клавишу, открыл двери, и впустил прилизанных пидоров в дом.

– О! У нас новенький! Выглядишь мужественно! Отпадный нарядец! Грим! Где хозяин? Чем это тут у вас пахнет? В сегодняшней программе – фейерверк?

Я проводил их до правой

спальни, дал две коротких очереди в спины, и заорал по-русски:

– Да вы чё тут? Ваще охуели! Да вы чё творите! Пидоры! Вам чё тут? Дерьмо в голову в детстве заливают? Вы ведь не люди уже! Вы пидоры! Вас давить надо! Негры – хоть просто звери, а вы ваще – пидоры! Вы уже не люди! Вы – мутанты сраные, тупиковая, мля, ветвь! Вы чё, все тут такие? Или через одного?

Я кричал, словно хотел, чтобы их отлетающие в ад души меня услышали. Мне хотелось взять мачете, и порубить трупы в капусту! Я рано их убил! Надо было сначала сказать всё, что думал, а потом уже стрелять! Сейчас раздастся ещё один звонок – я так и сделаю! Наконец, я взял себя в руки. Всех пидоров в Америке перестрелять – у меня патронов не хватит. Пора убираться отсюда. Хотя, неплохо бы прежде сполоснуться и перекусить, раз папа не возражает.

Я помылся в душе почти холодной водой, (Руки тряслись, мыло постоянно падало и носилось по широкой ванне. А в голове крутилась бредятина: я убил уже восемь человек. А родил только одного. Значит, Маше надо родить ещё семерых. Больше не надо никого убивать: Маша не выдержит. Господи, что я несу? Надо успокоиться! Не спятить бы по здешней моде! Подержал в мокрых руках крестик – вроде полегчало.) нашёл в гардеробе одежду поприличнее, (Джинсы, футболка, кроссовки. Правда, всё не моего размера, а шире и короче, но выбирать не приходилось.) скипятил воду, заварил кофе, и открыл холодильник. На верхней полке лежали три фаллоимитатора разных цветов. Ниже шли продукты. Мне стало тошно. Я выбрал упакованную в вакуум булочку с ветчиной, и большую нераспечатанную плитку горького шоколада. Включил телевизор, и спокойно пообедал. По ТВ шла передача для путешественников. Какая-то американка с уродливым от пластиковых операций лицом ходила вокруг египетских пирамид, и рассказывала трём боёбам в пробковых шлемах о том, что перед ними – очень старые сооружения, которые стоят миллионы долларов. Потом повернулась к сфинксу и сообщила, что это сооружение – ещё более древнее, а значит – стоит ещё дороже. И гениальный финал передачи: покупайте Кока-Колу. Под каждой крышкой – поездка в Египет!

Как верна старая русская традиция – посидеть перед дорогой, подумать, не забыл ли чего в спешке. Так и я: посидел, попил, поел, немного причесал мысли, и внезапно вспомнил о цели своего приезда: Джонни! Мне же надо хоть что-то узнать про ту лабораторию! Совсем из головы вылетело с этими…!

Я надел перчатки, стёр отпечатки пальцев, и принялся за обыск. (Пули от "Торуса" разлетались вдрызг при попадании, поэтому их выковыривать смысла не было, только гильзы собрал.) Включил ноут этого… ну… того. Там нашлись разные фото, в том числе старые. Незнакомые люди, здания, пейзажи. Архив был совершенно беспорядочен. Ещё какие-то печатные документы. Я не глядя перебросил всю инфу на электронку свободного фотографа в Мехико. Больше ничего, похожего на нужную информацию, не нашлось. Да и найденное вряд ли представляло интерес. Жаль! Всё, что я ещё забрал – это казённые сто тысяч.

Я надел кепку, очки, поверх футболки накинул дождевик, (На улице моросил дождик.) взял рюкзак, и вышел на улицу. Народу было мало, собаки уже не лаяли, и я спокойно пошёл искать второй адрес. По дороге выкинул пулю, гильзы и старую одежду, и через час звонил в респектабельную дверь с табличкой, написанной по-русски: "Профессор Григориефф В." Дом был большой, старый, двухэтажный, сделанный на века. Дверь выходила сразу на улицу, без всяких заборов и собак. А вот похожий дом напротив был заброшен. Там не осталось ни одного целого окна, а на стене синей краской по-русски было написано: "Миру – Мир! Неграм – Хер!"

– Кто там? – раздалось в домофоне по-русски.

– Я – почтальон! Принёс записку от вашего мальчика! – ляпнул я первое, что вспомнилось.

Дверь тут же открылась. "Зачем им двери, если они их открывают любому, кто постучит?" – подумал я, и вошёл. В холле было темно, и я не сразу различил человека, стоявшего на лестнице, ведущей на верхний этаж. Человек был сед, высок, стар, и держал в руках автомат.

– От которого мальчика? С каких пор мои мальчики стали писать мне записки? Вы не похожи на почтальона!

– Я не почтальон. Я принёс вам привет от госпожи Куренковой. Она велела кланяться, и передавала большой привет.

– От Тани? Вы её знаете? Вы из России? Как вы тут очутились?

– Может, мы сядем и поговорим? А то как-то не люблю стоять под стволом.

Хозяин спустился вниз, подозрительно оглядел меня, и задал ещё один вопрос:

– Что у вас в рюкзаке?

– Оружие, деньги, документы, одежда.

– И зачем вы приехали? Просто передать привет?

– Нет. Я проездом в Канаду. И приехал узнать про тех роботов, которых вы делали в вашей лаборатории тридцать лет тому назад. Есть люди, которые готовы заплатить приличную сумму за самую скромную информацию о том проекте.

Старик смотрел на меня, и я читал в его глазах борьбу чувств и мыслей. Во-первых, он не ожидал этого визита, во-вторых, ему льстило, что про него вспомнили столько лет спустя, в-третьих, он не верил и боялся. Чтобы толкнуть глыбу в нужную сторону, надо лишь слегка её пнуть, дальше она покатится сама.

– Я готов заплатить вам сразу миллион долларов и пятьсот песо. Об остальной сумме можно потом договориться.

Я мельком оглядывал дом, и приходил к мнению, что человек жил один, когда-то был очень богат, но теперь бедствовал. Он был худ, небрит, одет в плохо заштопанный халат. Явно штопал сам. Мебели мало, в шкафу доисторические бумажные книги по биологии, химии, медицине. Пыльно. Автомат Калашникова начала века. Но в отличном состоянии. Когда-то официально куплен, а не найден на поле боя. Руки немного трясутся. Хорошо, что оружие стоит на предохранителе, и не факт, что он об этом помнит.

– Кому же потребовались те разработки? Русским? Тане? Канадцам?

– Василий… простите, не знаю отчества.

– Я тоже не знаю. Забыл за ненадобностью. Тут нет отчеств. Все мы тут Иваны без отечества. Можете называть меня доктор Григорьев.

– Пусть будет так. Я вам хочу показать один снимок, прежде чем начну рассказывать.

Я достал ноут, и нашёл там старое фото, где я сижу рядом с Джонни. Фото сделала мама на телефон, и оно лет пять болталось в том телефоне, прежде чем у мамы дошли руки перебросить его на ноут. Григорьев долго настраивал старческие глаза на экран, потом перевёл взгляд на меня: