Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Я с опаской ждал встречи с Моней — вдруг Оля проболталась! Но Моня встретил меня восторженно:
— Знаешь, Оля всю неделю только о тебе и говорила. Ты и умный, и красивый, и галантный! Постоянно рисует тебя «по памяти» — и Моня вынул из своего ящика рисунок карандашом на листке обычной писчей бумаги. Если бы я не знал, что это рисунок, я бы решил, что передо мной фотография. Это был творческий метод Оли — она в точности передавала каждую черточку на лице, каждую складку на одежде. При этом выдерживала все полутоны — черно-белая фотография, одним словом. Конечно же, на этом рисунке я был изображен очень выгодно — на лице было философское выражение человека, уставшего делать добро людям. Причем, на лице совершенно трезвом, чего, собственно, память Оли зафиксировать не могла бы — тут нужно было приложить воображение!
— Я бы сказал, что Оля влюбилась в тебя! — вдохновенно продолжал Моня, внимательно наблюдая за моей реакцией.
— Ну, хорошо, она влюбилась в меня, не она первая, не она последняя! — тоном усталого от успехов ловеласа отвечал я ему, — ну и что с этого? Это же твоя баба, да она и не в моем вкусе. Мне нужна «фемина», а это — то ли школьник, то ли школьница, да еще и с сигаретой в зубах. Моня, а ей действительно двадцать один год, не связался ли ты с несовершеннолетней малолеткой? — поинтересовался я, опасаясь за Моню, а тайно — и за себя.
— Успокойся, я ее паспорт видел! — ответил Моня, и вывел меня в коридор для какого-то секретного разговора. — Слушай, у меня к тебе предложение, только не отвечай мне сразу «нет», не подумав. Женился бы ты на Оле — и, видя, что брови у меня поднялись выше физиологического предела, быстро добавил, — фиктивно, разумеется, фиктивно! Ты прописался бы у нее — жилплощадь позволяет, и устроился бы на работу в Москве. Хватит тебе шастать по провинциям, заверши свой ход конем! А потом найдешь себе другую жену, женишься хотя бы на своей Тамаре Федоровне. Или будешь «липовым» женатиком, чтобы никто из твоих будущих баб претензий не предъявлял — это же мечта ловеласа!
— Моня, я понимаю, что ты спишь и думаешь, как бы потрафить мне — спасибо тебе, друг, за это! А что ты, выражаясь на твоем карайларском языке, будешь иметь с этого? Иначе твой альтруизм вызывает подозрение!
Моня, наклонил голову, потупил взгляд и зарделся. Видно, тема эта его действительно волновала.
— Видишь ли, — Моня понизил громкость голоса до порога слышимости, — я не могу оставить семью, а жена не дает мне встречаться с Олей. А я так люблю Олю, что жить не могу без нее…
Моня еще больше наклонил голову и чем-то напомнил мне влюбленного Митрофаныча в бане. Ему впору было бы сейчас и слезу пустить. Я аж похолодел от ответственности за отводимую мне роль.
— Если Оля формально будет твоей женой, я смогу с ней встречаться как бы у тебя в гостях. И Капа (он с трудом произнес это имя, обычно он говорил «жена») ни о чем не догадается. Ты же видишь, мое предложение обоюдовыгодное! — Моня решился, наконец, посмотреть мне в глаза, да и для Оли это выгодно, — горячо продолжал Моня, — это повысит ее в глазах общества, она станет «профессоршей»! Да и материально ты ей поможешь — ведь такой брак немалых денег стоит!
Я все больше понимал, с каким умным, но совершенно не знающим жизни человеком, меня столкнула судьба. Ведь реальная жизнь — не шахматы, тут одним анализом ходов дела не сделаешь!
— Хорошо, даже если я соглашусь, а Олю ты спросил? Ведь она тебе физиномордию за это исполосует! Уготовить юному созданию такую роль! — я чуть руки себе не заломил от фарисейского сострадания «юному созданию».
— Оля все знает и согласна! — твердо ответил Моня, — ей тоже надоели фокусы моей Капы; только она категорически не хочет знать ни о каких деньгах с твоей стороны, она хочет помочь тебе совершенно бескорыстно! — добавил Моня.
— Нам! — поправил я и подумал, — Оля действительно умная девчонка, и авантюристка вдобавок!
— И последнее, Моня. Мы взрослые люди, и я хочу, чтобы мы все предусмотрели. Дело затевается не на неделю, и не на месяц, а что, если мы с ней по пьянке ли, по обоюдному согласию ли, конечно, без насилия с какой-нибудь из сторон, но начнем жить как мужик с бабой, что тогда? — задал я Моне вопрос «в лоб»!
И опять глаза «долу», опять девичий румянец.
— Я бы очень не хотел этого, — тихо высказался Моня, — но даже если это и произойдет, ты же не будешь возражать, если я иногда буду приходить к вам, то есть к ней в гости?
— И будешь трахать мою жену? — жестко добавил я.
— Послушай, брак-то будет фиктивным, все это ведь будет понарошку! — всерьез возмутился Моня.
— Шучу, шучу, — рассмеялся я, — на фиг она мне нужна, эта пигалица. Что я баб полноразмерных в Москве не найду, что ли?
Но и хитрая «пигалица» и вся эта авантюра с женитьбой меня увлекали все больше. Честным и правдивым, и то относительно, в этой авантюре был только Моня. Мы с Олей должны были играть сволочные роли, выхода из создавшейся ситуации я не видел — не ссориться же с Моней. Или отказываться от брака, перспектива которого уже достаточно увлекла и «жениха» и «невесту».
— Но периодически ночевать у Оли мне придется, — практично рассудил я,
— а то бабка, да и другие соседи заявят, что, дескать, брак фиктивный, и все такое. Брошу в комнате какой-нибудь надувной матрас, и буду спать на нем. А днем буду сдувать его и прятать — пусть бабка и соседи с подругами, которые нет-нет, да заглянут к Оле, видят, что койка-то у нас одна. Значит, и брак всамделишний!
Сказано — сделано! Мы зашли в «Спорттовары», и я купил там надувной матрас. Потом зашли в магазин на Николоямской (бывшей Ульяновской), взяли вина, закуски и зашли к Оле.
— Оба кобеля вместе! — вытаращив глаза, только и вымолвила бабка, выглянув из своей комнаты.
— Ошибаетесь, товарищ! — широко, по-партийному, улыбаясь, парировал я,
— кобель только один — рыжий, — и я указал на Моню, — а я — жених! Прошу не путать!
Оля грозно «шикнула» на бабку и та, в изумлении, исчезла. Пока Оля с Моней готовили стол, я надул матрас. Я видел, с какой ненавистью Оля смотрела на это резиновое чудо, но развеселившийся Моня ничего не замечал.
Мы выпили за любовь, как положено — до брака, во время брака, после брака, вместо брака, и за любовь к трем апельсинам. Я и Моня держали бокалы в руках, а Оля чокалась своим с нашими. Со мной она чокнулась, когда я произносил слова «во время брака», а с Моней — при упоминании «любви к трем апельсинам». Но и это ускользнуло от внимания счастливого Мони — его хитроумный план осуществлялся, и это вызывало у него эйфорию. Не думал он тогда, что этим хитроумным планом он перехитрил самого себя.