Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Я быстро достал перочинный ножик и, подпрыгнув, ухватился за ременную петлю. Подтянув ее на себя как можно ниже, полоснул ножом по ремню и отхватил его нижнюю часть. До отхода поезда оставалось около пяти минут. Спрятав ремень в портфель, я, петляя, побежал к своему вагону. Проводница подозрительно оглядела бородатого и хмельного пассажира в заляпанном костюме, перекошенных висящих брюках и ботинках без шнурков. Однако билет был в порядке, и в вагон меня пустили. Я упал на свою нижнюю полку и мгновенно заснул. Проснулся я только тогда, когда в окнах поезда засияло яркое киевское солнце.
В Киеве было тепло, сухо и солнечно. Я тут же сел на метро и через десять минут уже проезжал над великолепным Днепром, любуясь золотыми куполами Лавры. А еще через несколько минут я был в моем любимом Гидропарке и побрел к закусочной «Колыба».
Там мне выдали шампур с нанизанными на него кусочками сырого мяса, и я с удовольствием принялся сам готовить себе шашлык над длинным стационарным мангалом. Когда шашлык был готов, я взял бутылку «Ркацители» и прекрасно позавтракал.
А потом, раздевшись на пляже, выбил и вычистил свой костюм, вдел в брюки остаток ремня, который оказался как раз впору. Выйдя в город, купил шнурки и завязал, наконец, себе ботинки. После чего стал полностью готов к труду и обороне! И еще раз дал себе крепчайшее слово джигита — ни в коем случае больше не вешаться. А если травиться — то только алкоголем!
Свадьба
Регистрация брака была назначена на конец ноября. А с нового 1978 года я решил и работать в Москве. Поэтому о работе надо было подумать заранее.
Моня советовал идти к ним в ИМАШ, но, проработав в ВУЗах почти десять лет, я начал понимать всю прелесть университетской жизни. Есть много преимуществ работы в ВУЗах по сравнению с НИИ. Собственно, ученым больше деваться некуда — не на заводе же «вкалывать».
В ВУЗах много свободного времени — в неделю у профессора заняты день-два, а в остальное время — делай, что хочешь. Оплата труда максимальная, столько официально нигде не платят. Постоянно общаешься с молодежью, живешь ее жизнью — следовательно, не стареешь душой. Становишься мастером общения с аудиторией, что дает неоспоримые преимущества в публичных выступлениях. Науку тебе не навязывают, как в НИИ, а ты выбираешь ее сам. Чем хочешь, тем и занимаешься, а если найдешь заказчика — завод, например, который даст за это деньги — еще лучше. Любую научную консультацию получишь, не выходя из стен ВУЗа. Нужен совет по химии: пожалуйста — на кафедру химии, по иностранному языку, физике, технологии — только зайди на соответствующую кафедру.
Короче говоря, преимуществ — столько, что ни о какой другой работе, кроме как в ВУЗе, я и не думал. Хорошо только если бы ВУЗ был автомобильный направленности — ведь я специалист по автомобильным приводам.
Алик присутствовал во время моего с Моней обсуждения этих вопросов. Он высказал категорическое мнение: «Иди в Завод-ВТУЗ при ЗИЛе. Это настоящий автомобильный институт. Да и база какая — весь ЗИЛ!».
И я зашел в этот институт, который располагался через улицу напротив первой проходной ЗИЛа, и прошел в деканат, конечно же, автомобильного факультета. Декан — Хохлов Николай Григорьевич принял меня очень дружелюбно. Как мне показалось, я его вполне устраивал. Молодой профессор, доктор наук, автомобилист — чем не желанный «кадр» для автомобильного ВУЗа?
Мы договорились, что я подаю заявление на кафедру «Автомобили», так как там не было ни одного штатного доктора наук и профессора. А на теоретической механике, куда я, было, хотел устроиться, таковые имелись. Причем к занятиям надо было приступать уже с февраля.
Когда я выходил из деканата, мне встретилась секретарь декана Ира — серьезная красивая девушка в очках. Да и по дороге до выхода почему-то попадались одни красавицы. — Сюда стоит поступать! — окончательно решил я, и больше ни в какой другой ВУЗ не обращался.
К невесте я приезжал обычно утренним поездом. Покупал на Курском вокзале цветы и пешком шел до дома — там минут 10–15 хода. И вот, приезжаю после почти месячного перерыва на революционные ноябрьские праздники в Москву. Покупаю у азербайджанцев три большие розы на длинных стеблях и бегу на Дровяной. Открываю дверь, а Оля лежит в постели. Обычно она к моему приходу уже встает. Целую ее и замечаю — что-то не так. Она вся какая-то сумрачная, глаза воротит.
Кладу цветы на стол и вижу, что одна роза отделяется от стебля и падает. Братья-кавказцы в очередной раз «надули» меня — посадили отпавший цветок на стебель, как на кол. Оля увидела это и горько усмехнулась — все одно к одному! Поняв, что Оля вставать не собирается, я начал было раздеваться, чтобы лечь с ней.
— Не делай этого, — мрачно сказала Оля, — можешь не жениться на мне, но я тебе все расскажу. — Я подхватила… и она назвала так хорошо знакомую мне болезнь, подаренную когда-то доцентом Летуновой.
— Оля, но для этого надо, как минимум, трахнуться с больным. Это Моня?
— спросил я, не веря себе.
— Нет, ты что! — испугалась Оля, — но он теперь тоже знает об этом.
И Оля рассказала банальную историю о своей встрече в какой-то компании с совершенно неизвестным ей студентом. Они выпили, и он проводил Олю до дома, с заходом в квартиру. И остался там до утра. Бабка — «коммунистка» была очень недовольна и обещала даже все жениху «донести». А через несколько дней утром приходит медсестра из вендиспансера, застает Олю дома, и сообщает, что такой-то больной сообщил о связи с ней.
Оказывается, бравый студентик успел заразить какую-то замужнюю женщину, а муж у нее — человек «серьезный». Почувствовав симптомы «африканского вождя», муженек заломил руки женушке и добился признания. Разыскал этого студента, набил ему морду и сообщил в вендиспансер. А там, под угрозой уголовного дела, разузнали о всех его связях.
Олю обследовали и начали лечить. Но не так, как лечился я, а по варварской «утвержденной» методике. Курс лечения — уколы каждый день, затем «провокация». Не проходишь ее — опять курс лечения. И подписку взяли, что ни с кем никакого «баловства» — иначе уголовное «дело».
— Ты меня теперь бросишь? — надувая губки, печально спросила Оля. Я рассказала ей, как хотел повеситься во Львове, предчувствуя, среди прочего, подвохи с ее стороны. И поведал ей, что уже болел этой болезнью, которая, к сожалению, иммунитета не дает. И сказав, что все-таки женюсь на ней, но попросил, по мере возможности, с «посторонними» больше не трахаться. С Моней, дескать, разрешаю, а больше — ни с кем! Оля клялась и божилась, что теперь…Заклялась хрюшка на помойку не ходить!
Оля была страшно рада, что я простил ее, но попросила меня либо уехать назад, либо пойти жить к Моне. Потому, что в диспансере предупредили — пить, как и трахаться, категорически нельзя!
— А чем еще мы будем с тобой все праздники заниматься? — наивно спросила Оля, — я и вообще изведусь вся. К свадьбе излечусь — и тогда все наверстаем!
Я оставил ей денег на свадебное платье, туфли, кольца, на другие расходы, и сказал, что уеду обратно в Курск. Так я и хотел поступить, но…Был последний рабочий день перед праздниками. Я зашел в ИМАШ и увидел в лаборатории Элика. Моня тут же отозвал меня в сторону и с ужасом сообщил о болезни Оли. Рассказал, что он ходил проверяться, но у него все в порядке. За кого он больше переживал, за себя или за Олю — непонятно.