Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
По вечерам у нас часто бывали гости. Приходили, в основном, театральные приятели Оли. Она почти в каждом театре была «своей» и знала многих известных актеров. Как-то к нам в гости нагрянула компания молодых актеров с театра на Таганке. Не смущаясь нашей коммуналкой, они быстро расставили бутылки на столе. Оля сняла со стены гитару и принялась петь свои песни. Я был зол на шумную компанию и, подвыпив, начал щедро материться. Вдруг один из актеров, усатый и похожий на грузина, спрашивает меня:
— Тебя как зовут?
Так как я был при бороде, то ответил:
— Называй меня Хоттабыч!
— Послушай, Похабыч, ты поменьше бы матюгаться не мог? — нарочито вежливо попросил меня «грузин».
— Называй меня правильно — Хоттабыч! — потребовал я.
— Перестань матюгаться — буду, а пока ты и есть Похабыч! — не сдавался «грузин». Его поддержали и другие, в том числе Оля.
Я, ворча: «ходют тут всякие», пошел на уступки «народу» и по мере сил, прекратил материться. А потом, когда актеры ушли, Оля рассказала мне, что тот «грузин», с которым я препирался, был известным актером Леонидом Филатовым.
— Это — большой талант, он и стихи пишет, ты о нем еще услышишь! — пообещала мне Оля.
А вот насчет бардака на дому, Оля свою клятву свою, конечно же, не сдержала. Однажды заявляется вечером вместе с необыкновенной подругой — великаншей двух с лишним метров ростом. Когда они вошли в дверь, я решил, что или одна — на ходулях, или другая — на корточках. Припомнился рисунок из пособия по кинологии: «Сенбернар и тойтерьер». Или из истории кино: «Пат и Паташон». Девушка была в брюках и обтянутой кофте, круглолицая синеглазая шатенка. Имя — до боли знакомое — Тамара.
— Я привела тебе самую высокую красавицу Москвы! — гордо провозгласила Оля, — рост Петра Первого — два метра два сантиметра!
Тамара-каланча, как я ее сразу же прозвал про себя, поразила мое воображение — такой высокой девушки в моем «послужном списке» не было. Я уже немного «принял на грудь» и тут же попросил Олю пройти между ногами у Тамары. Великанша расставила ноги, совсем как Колосс Родосский, а Оля слегка пригнувшись, «проплыла» у нее между ног, как корабли между ногами Колосса. Мы выпили, вернее, добавили, потому что все были уже «хороши». Вдруг Оля вызывает меня на кухню, якобы, помочь ей.
— Хочешь, Тамара останется, а я уйду на ночь к тете? — с горящими от авантюризма глазами, спрашивает Оля. — Ты ей понравился, она останется, если я уйду, мы договорились! — быстро прошептала мне на ухо женушка.
— Оля, для чего ты делаешь это? Мне непонятны твои поступки! — недоумевал я.
— Я тебя люблю и хочу, чтобы тебе было хорошо! — обосновала свой поступок Оля, и, поцеловав меня, выскочила за дверь.
Я зашел в комнату и сообщил Тамаре, что Оля ушла к тете. Тамара засмеялась и лицо у нее зарделось. Мы выпили с ней за любовь и поцеловались. Пришлось опять вспоминать старика Ги де Мопассана.
Тамара Ивановна, что из Мамонтовки, любила говорить, что постель всех уравнивает. Я очень боялся, что не слажу с Тамарой-каланчей, как какой-нибудь мопс с московской сторожевой. Но гениальная Тамара Ивановна опять оказалась права — в постели мы с великаншей оказались действительно равны. В самые ответственные «рабочие» моменты губы наши были математически точно друг пред другом. Оказывается, весь рост человека — в ногах. Длинные ноги — большой рост. Поэтому, если ноги убрать — в стороны, а лучше — вообще задрать вверх, то дама-великанша — прекрасная пара даже для коротышки. Великий коротышка, завсегдатай Мулен Руж — Тулуз Лотрек, говорят, тоже так считал.
Но утром, встретившись с Олей, я велел ей побожиться, что баб больше она мне приводить не будет.
— Мне с лихвой хватает и тебя, пока, по крайней мере! — честно признался я жене.
— Договорились, заметано! — быстро согласилась Оля, — баб больше не будет!
Недели две мы прожили спокойно: гостей было не так уж много, и Оля никак не «чудила». И вот, однажды вечером приходит она под ручку с незнакомым мужиком. Оба чего-то улыбаются. Я здороваюсь, вежливо приглашаю гостя за стол, ставлю бутылку.
— Вова, — представился мне смазливый блондин лет тридцати пяти, — доцент института иностранных языков имени…Да не все ли равно, чьего имени? Очень, очень рад с тобой познакомиться! — и улыбается белоснежной улыбкой.
Оля тихо хихикает. Вова присел рядом со мной, взял стакан и попросил:
— Называй меня, пожалуйста, тоже на «ты»! И давай выпьем на брудершафт за это!
Мы, скрестив руки, выпили, и Вова взасос поцеловал меня в губы. Я, вытаращив глаза, смотрю то на Олю, то на Вову, ничего не понимая. Оля почти давится от скрытого смеха. Вова нежно погладил меня по бороде и сладко прошептал:
— Какой красивый мальчик, я просто влюбился!
— Ребята, тут что-то не так, — недоуменно пробормотал я, вы что — пьяны, или дурите меня?
— Все путем, — вдруг вступила Оля, — ты же сам просил больше тебе баб не приводить, вот я и привела красивого мужика! Чем он тебе не нравится?
— На предмет чего? — поинтересовался я, — и кто кого должен трахать, тоже поясните, пожалуйста!
— Ну, зачем же так грубо! — застеснялся Вова, — и что за слово «трахать», разве в этом смысл отношений! А почему нельзя любить друг друга, как друзья, как родные души? Нурбеша, — ласково назвал меня Вова, — давай станем друзьями! Разве это плохо? — Вова, говоря эти слова, нежно поглаживал мне руку, преданно заглядывая в глаза.
— Нурбеша — это ново! — заметил я, — ну, давай дружить, если хочешь, только не лапай меня, жена ведь смотрит, ревновать будет! Ну, что ж, тяпнем за вечную дружбу!
И мы «тяпнули». Потом еще. Водка кончилась и Вова побежал в магазин.
Оля была возбуждена и страшно довольна. Пока Вова бегал в магазин, Оля горячо убеждала меня:
— Это нечто новое, сейчас вся творческая элита не отвергает это! Не обижай человека, он очень одинок, а трахаться совсем не обязательно!
Прибежал Вова, принес литровку виски. Мы выпили за творческую элиту, за любовь до брака… и так далее, потом просто бормотали: «Бум!». Меня повело, хватаясь за все, я поковылял к кровати и рухнул. Вова продолжил тосты с Олей…