Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
Шрифт:
Олю как ветром сдуло. Таня быстро разделась и легла. Казалось, ее била лихорадка. Я снова запер дверь и, раздевшись, лег с Таней. Мне было ужасно стыдно, я даже потерял голос от смущенья.
Таня ухатилась за меня так, как будто я проваливался в пропасть. Плача и улыбаясь одновременно, она ласкала меня, что-то приговаривая и целуя меня всюду. Понемногу смущение мое пропало, и наступила еще одна незабываемая на всю жизнь ночь. Мне, как мужчине трудно понять, какие чувства овладели Таней. На ее месте я бы скорее отругал и побил неверных мне близких людей, но ей, как русской женщине, конечно, виднее.
Наутро, как ни в чем не бывало, мы зашли к Оле и позавтракали с ней. Таня была весела и улыбчива, даже попросила Олю спеть что-нибудь. У Оли оказался красивый низкий и сильный голос, она спела песню, у которой я запомнил только начало:
«Скоро осень, за окнами август…»
Потом я слышал эту песню в исполнениии знаменитой Майи Кристаллинской, но тогда в словах песни мне почудился какой-то тайный смысл наших отношений. Плакали все — Таня навзрыд, я тихо утирал слезы. Оля пела, широко улыбаясь, но на глазах тоже блестели слезы. Мы все втроем расцеловались, и Оля ушла, хотя на поезд было еще рано. Она решила еще раз заглянуть в московские магазины.
Мы с Таней опять остались одни. Заглянув друг другу в лицо, снова заплакали. Я понял, как я люблю Таню, и как я обидел ее. Мы заперли дверь и кинулись в койку. Рыча, как молодые тигрята, мы сбрасывали мешающие нам одежды, не заботясь об их целости. И почти в самый ответственный момент, — нате вам! — стук в дверь. Я готов был соскочить со всего, на чем лежал, но Таня, обняв меня за талию, не дала этого сделать. Еще несколько секунд, может полминуты… и мы, уже удовлетворенные начали одеваться под непрекращающиеся стуки в дверь.
— Едрена вошь, так и склещиться недолго! — недовольно проворчала Таня и громко спросила: — кого черт носит?
Всех мы ожидали — соседей, коменданта Мазину, комиссию по нравственности, наконец, но только не это…
А вот, я могу зайти, черт возьми, а вот, в свою же комнату? Я в ней, можно сказать, еще прописан!
— Володя! — открыв дверь, и, глядя другу в глаза, прошептал я.
Володю было не узнать. Гладко выбритый, в новом костюме из серого японского трико с заграничной авторучкой в верхнем кармане пиджака. Выражение лица — самодовольное.
— Ах вы румяные какие, ети вашу мать, ночи не могли дождаться? — издевательски проговорил Володя.
Я пошел в свою комнату. Мысль моя после всех этих стуков в дверь работала вяло. Был какой-то выходной день, кажется воскресенье. На работу не пойдешь, гулять не хотелось. Я боялся, что Володя изобьет Таню и сидел напряженно, готовый прийти ей на помощь.
И вдруг — крик и плач Тани, звон разбитой посуды. Я в секунду был у ее дверей. Володя стоял уже в дверях и пятился в коридор, а Таня орала благим матом и била свою же посуду. Володя пожал плечами и пошел ко мне в комнату.
Мы сели, Володя издевательски смотрит мне в глаза, и я не выдерживаю его взгляда.
— Чтож, живем с женой друга, трахаем ее, понимаешь, а вот, сына моего воспитываем…
— Молчал бы лучше про сына, сам алименты чего не платишь? — Я знал, что Володя не платил алиментов, так как нигде не работал. — А потом — ты сам посоветовал мне жить с Таней, свидетели есть! Да и я тебе свою бабу — Аньку
— уступил! — оправдывался я.
Постепенно в комнату вошли, постучавшись, два-три соседа. Интересовались у Володи, как живет, сколько получает.
— На жизнь хватает, — хвастливо отвечал Володя, подмигнув мне, — и вынул из кармана пиджака красивый кожаный бумажник, отсчитал от пачки десятку и протянул ее мне.
— Сбегай за бутылкой по старой дружбе, — высокомерно сказал он.
Я так посмотрел на него, что он отвел глаза и протянул десятку гостям. Ее тут же выхватил сосед — Юрка-электрик и помчался в магазин.
— Жену, понимаешь, трахать могут, а сбегать за бутылкой — нет! — недовольно ворчал Володя.
Юрка-электрик примчался мигом. Он накупил выпивки и закуски точно на десятку, чтобы не отдавать Володе сдачи.
— Общежитейские привычки — быдло! — тихо ворчал Володя, раздосадованный такой «точностью» Юрки.
— А ты сам давно из этого быдла вышел, казел? — чуть было не рассвирепел слесарь Жора, но вовремя осекся, так как выпивка была за счет Володи.
Мы выпили, Володя не закусывал и быстро захмелел. Он встал, снял пиджак и, повесив его на спинку стула, предложил мне: «Давай бороться!»
Все посмотрели на него, как на сумасшедшего. Я покачал головой.
— А тогда я предлагаю бороться за Таню, — буровил Володя, — ты победишь
— ты трахнешь, ну, а я — то сейчас же пойду к ней в комнату, а вот, и трахну по старой памяти!
Я подсек ноги Володе и легонько толкнул в плечо. Он мешком свалился и ударился головой об батарею отопления. Увидев кровь, все поспешно вышли. Володя поднялся, собрал ладонью кровь с головы и размазал ее мне на стенке над кроватью.
— Это кровь твоего друга, запомни! — мрачно сказал он и вышел в коридор. Я выглянул туда и увидел, как он, шатаясь, побрел к лестнице. Потом я узнал, что его подстерегли ребята, видевшие полный деньгами бумажник, избили и отняли бумажник, где кроме денег были и документы.
А над кроватью у меня так и осталось размазанное и почерневшее пятно крови моего друга. К зиме нас все равно всех отселили из «Пожарки» и пятно больше не будоражило мне совесть.
Летние страдания
Мы закончили испытания скрепера и перевезли его снова на завод. Требовалось сделать кое-что по мелочи — основательно взвесить машину, определить развесовку по осям, измерить выбег, т. е. время холостого вращения маховика, найти сопротивление вращению колес и т. д. Осциллограмм было свыше сотни, и их надо было расшифровать, обработать, построить графики, определить их достоверность и выразить математически. Кроме того, тогда было в моде математическое моделирование, и мои руководители решили провести и его.