Жизнь, как морской прилив
Шрифт:
— Мистер Стюарт, да, он предупредил, что вы, возможно, захотите продать их снова.
— А вы сказали, что купите их?
— Да-да, именно так, мадам. И я буду только рад купить их у вас, если мы придем к соглашению... полюбовному соглашению. — Улыбка мистера Гольдберга стала еще шире, он протянул руку, и она отдала ему футляр.
Эмили смотрела, как он вынул часы и положил их на ладонь. Хозяин магазина сделал это очень осторожно, словно имел дело с редким цветком или новорожденным ребенком. Она отогнала от себя эту мысль, она не хотела думать о новорожденных детях. Именно в этот момент он заметил, что это красивая вещь. Его голос был теперь довольно вкрадчивым:
—
— Да, это было бы интересно, — ответила она.
— Как я понял из рассказа мистера Стюарта, эти часы вам оставил в качестве подарка некий... некий джентльмен.
— Да, это так, — сказала она серьезно.
— А когда вы оказались в стесненных обстоятельствах, вы попросили какого-то человека продать их для вас?
— Да-да, это так.
— А этот человек обманул вас относительно цены?
На этот раз Эмили просто кивнула головой.
— Двадцать фунтов, насколько я понял?
— Двадцать фунтов, — повторила она.
Лицо Гольдберга стало серьезным, когда он произнес:
— Зря вы не обратились в суд. Я высказал свое мнение мистеру Стюарту. Но могу вас уверить, — он улыбнулся, — могу вас уверить, что на этот раз вы получите намного больше двадцати фунтов.
— Спасибо.
— Я могу предложить вам, скажем, двести пятьдесят фунтов. Как вы на это смотрите?
Эмили удивленно смотрела на него. Цена часов, когда они были выставлены в витрине, была четыреста двадцать пять гиней, что составляло, как она подсчитала, четыреста сорок шесть фунтов и пять шиллингов. Это означало, что он предлагает ей чуть больше половины. Двести пятьдесят фунтов, конечно, сами по себе были состоянием, и она уже хотела сказать: «Большое спасибо», когда он засмеялся и поинтересовался:
— Я не знаю, означает ли ваше молчание, что вы собираетесь поторговаться со мной или нет.
Девушка даже и не думала, что можно торговаться с ним. Это даже не приходило ей в голову, пока он не сказал об этом. Мистер Стюарт сказал о нем, что он честный человек, и она полагала, что в данном случае двести пятьдесят фунтов были правильной ценой, но неожиданно для себя сказала:
— В витрине на них стояла цена четыреста двадцать пять гиней.
— Да, так оно и было, мадам, четыреста двадцать пять гиней. — Гольдберг сжал губы и покачал головой. — Хорошо, не будем ходить вокруг да около. Я деловой человек, и я должен получать прибыль. Хорошо, хорошо. — Он шутливо погрозил ей пальцем. — Не говорите мне, что я уже один раз продал их и получил хорошую прибыль, я знаю, знаю.
Эмили невольно улыбнулась ему в ответ, и, когда он сказал:
— Ладно, я вычту ровно сотню, а вам достанутся триста сорок шесть фунтов... и пять шиллингов, — он рассмеялся.
Она открыла рот, чтобы что-то сказать, потом снова закрыла его, и, сглотнув, она смогла только произнести:
— Это вполне, вполне приемлемо. — Ей казалось, что ее ответ звучит хорошо, по-образованному.
— Значит, сделка заключена?
— Да, заключена.
— В каком виде вы хотите получить деньги? У вас есть счет в банке?
— Нет, — она замолчала, а потом добавила: — Пока нет.
Мистер Гольдберг внимательно посмотрел на нее, а потом сказал:
— Тогда позвольте вам порекомендовать открыть счет в банке?
— Не будете ли... не будете ли вы так добры порекомендовать мне какой-нибудь банк?
— Да-да, конечно.
— И... и можно мне получить сорок шесть фунтов наличными?
— Ну конечно же. — Он снова покивал ей головой.
— Спасибо.
Выписывая чек, он спросил, подняв
— Как поживает мистер Стюарт?
Эмили взглянула на него, поняв подоплеку вопроса, и, стараясь говорить ровным голосом и сделав каменное лицо, она ответила:
— Очень хорошо; в данный момент он... он отдыхает в Париже.
— О, в Париже. Это прекрасно. — Он продолжил выписывать чек. Когда Гольдберг промокнул чек, он сказал: — Очень приятный джентльмен, очень приятный. И у него хороший вкус. — Он открыл ящик и достал горсть соверенов, посчитал их и, положив в замшевый мешочек, поднялся и передал ей чек и мешочек, сказав: — Я думаю, вы убедитесь, что все правильно. И я надеюсь, мадам, — он наклонился к ней, — когда ваши обстоятельства изменятся, а я уверен, что так оно и будет, вы сделаете нам честь, став нашим клиентом, покупая у нас или — он плавным движением указательного пальца показал на конторку и часы — продавая нам.
Она почувствовала, что снова улыбается ему.
— Да, если мне понадобятся какие-либо украшения, я обязательно приду к вам, мистер Гольдберг. И... и благодарю вас за вашу честность по отношению ко мне.
— Я получил истинное удовольствие, мадам.
Эмили уже собиралась направиться к двери, когда остановилась и в последний раз взглянула на часы, лежавшие на кусочке бархата на конторке. Она почувствовала, что ей хочется подойти к ним и потрогать, чтобы попрощаться с ними. Она повернулась и посмотрела на мистера Гольдберга, а тот тихо произнес:
— Кто знает, мадам, но, возможно, когда-нибудь в будущем они снова будут принадлежать вам.
Она ничего не ответила и прошла через магазин к двери, а мистер Гольдберг сам открыл ей дверь, сказав на прощание:
— До свидания мадам, и пусть вам сопутствует удача.
Пусть ей сопутствует удача. Гольдберг хотел сказать, что он надеется, что она станет любовницей богатого человека. Он думал, что именно так обстояли дела с мистером Стюартом, но что теперь все закончилось. Но он так это сказал, что она не обиделась. Да и кем она была, чтобы чувствовать обиду, когда кто-то предполагает, что она должна стать чьей-то любовницей. А кем же она была в течение двух последних лет? Только в округе не называли ее таким словом - «любовница». Для них она была «девицей Берча» или его «содержанкой». В одном Эмили была твердо уверена: никогда в жизни она больше не заслужит такого названия...
Часом позже она вышла из банка. Управляющий не провожал ее до двери, но тем не менее он был очень вежлив, когда понял, что она хочет разместить у него чек на триста фунтов. Открыть счет - так он назвал это. Однако он не был таким же любезным, как мистер Гольдберг, поскольку быстро оценил ее одежду и соразмерил соответственно свою вежливость. Эмили считала, что для него не должно иметь значения, во что она одета, хоть в рубище, если она вкладывала деньги в его дело.
Но посещение банка сказало девушке одно - ей нужна одежда, и срочно. И она собиралась купить ее, потому что в данный момент ей нужно было что-то. Что-то, что поможет ей избавиться от ощущения, что она была ничем. Но, сказала Эмили себе, она не собирается платить за это безумные деньги, которые указаны на ценниках в магазинах Ньюкасла. Нет. Она снова пойдет в тот магазин подержанной одежды в Феллберне. На этот раз она знала, что ей нужно, и она не выйдет оттуда, одетая как комедийная актриса. Более того, покупка одежды отвлечет ее от разных мыслей и от сильного желания дать волю своему горю, потому что ей ужасно хотелось разреветься, как она плакала, когда была ребенком, - согнуться, обхватив колени руками, и плакать, плакать и плакать.