Жизнь Маркоса де Обрегон
Шрифт:
Глава XIII
Через три месяца мы вышли из тюрьмы, вполне доказавши свою невиновность, но мы были настолько лишены всяких средств, что нам некуда было деваться, и, чтобы поесть, на следующий день я пошел продавать сапоги, бывшие принадлежностью одежды эскудеро, а мой товарищ – изъеденный мышами дорожный мешок. Такими мешками эскудеро, не имея сундука, обыкновенно пользуются как кладовыми для хранения кусков хлеба, а мыши постоянно их посещают. Когда мы продавали наши пожитки, Бог послал нам очень хорошо одетого идальго, который очень сокрушался по поводу возведенного на нас обвинения и сказал, что некий знатный кабальеро, осведомленный о нашем несчастье, послал его разузнать, во что обошлось нам наше пребывание в тюрьме, так как, движимый состраданием, он хотел возместить нам дублонами понесенный нами ущерб. Я узнал его, но,
– Сеньор, это благодеяние посылает нам Бог, знающий нашу нужду, которая так велика, что мы продаем свои пожитки, чтобы поесть сегодня. Пребывание в тюрьме нам обошлось приблизительно в сотню эскудо, немного больше или меньше.
Когда я сказал это, он достал пятьдесят дублонов и вручил нам.
Увидя их в своих руках, я сказал:
– Это возмещение убытков. А за то удовольствие, какое доставила вашей милости месть, и за те неприятности, какие испытали мы, должно быть какое-нибудь удовлетворение? Ведь я хорошо заметил вашу милость в ту ночь, когда вы шли следом за нами до самой тюрьмы.
Он рассудительно ответил:
– То, что вас схватили, это было ваше несчастье; платить – обязанность моя. Так как не я повергал вас в несчастье, я не могу удовлетворять за него; и если бы все, испытавшие несчастье, имели возможность получить за него удовлетворение, то не было бы несчастных. Хотя я имел счастье не пострадать, я обладаю достаточной мягкостью, чтобы сочувствовать; другой, может быть, не обратил бы внимания ни на то, ни на другое. Много несчастий случается с людьми по неведомым решениям Божьим, в которых мы не можем требовать у Него отчета. Несчастья не в наших руках, так же как не в моих было заставить вас бегать взапуски в ту ночь, ибо это было вашим желанием. И я должен вам сказать, что меня очень огорчило это происшествие, не из-за нанесенной раны, а из-за вашего бедствия. Несчастье было в том, что ссора с той женщиной и ваш бег случились в один и тот же день. Но вы были столь благоразумны в этом несчастье, что я вам завидовал. Ибо тот, кто терпеливо переносит свои бедствия, является господином своих поступков, и несчастья нападают на такого со страхом. И я мог бы удовлетворить вас за бедствия, если бы мог положить к вашим ногам судьбу, – тогда я сделал бы вас счастливейшими. Но так как это невозможно, то вы были счастливы, обрезав кому-то ус и сделав это очень удачно. Так что, как вы благодаря своему уму заметили мою проделку, я узнал вашу благодаря вашему притворству.
Идальго говорил так хорошо и я был настолько доволен и обрадован, видя в своих руках этот столь похожий на свет солнца металл, что не смог ничего возразить ему и только поблагодарил его и похвалил его рассудительность, равную его состраданию.
Я чувствовал себя настолько пресыщенным бедствиями и несчастьями, что решил покинуть столицу, после того как испытал в ней столько неприятностей, служа в качестве эскудеро, что было для меня так необходимо и что я ненавидел, как ядовитую змею.
Я пошел проститься с одним кабальеро, моим другом, которого я уже давно не видел, и, застав его очень печальным и огорченным, спросил его, что с ним. Он ответил мне, что не может ни спать, ни есть, ни найти в чем-либо отдохновения.
– Если вы исполните, – сказал я, – то, чему я вас научу, вы выздоровеете от всех этих трех болезней.
– Конечно, я это исполню, – ответил он, – хотя бы это стоило мне всего моего майората.
– В таком случае встаньте завтра на рассвете, потому что я поведу вас туда, где вы будете собирать травы, которые исцелят вас от всех этих бед.
Он встал, или велел разбудить себя, рано утром и приказал подать экипаж. Но я сказал ему, что трава не принесет пользы, если он не пойдет за ней пешком, и, оставив экипаж, я повел его к Сан-Бернардино, монастырю францисканцев-сборщиков, [440] говоря, что трава растет там и что он должен собирать ее собственными руками. Я заставил его так ходить, что он стал задыхаться, как такса от жажды, и так долго, что от усталости он сел на дороге. Я спросил его, отдыхает ли он. Он ответил, что отдыхает.
440
Монастырь в Мадриде, давший название улице и бульвару Реколетос. Реколетос – испанское слово, значит «сборщики».
– А вы знаете, почему вы отдыхаете? Потому что вы устали. А в покойных креслах вашего дома
Я заставил его дойти до Сан-Бернардино и пешком вернуться домой с очень большим желанием есть. Он с удовольствием ел и пил, а потом лег и очень хорошо спал. Тогда я сказал ему:
– Кто не устает, тот не может отдыхать, и кто не голоден, тот не может есть; кто слишком много спит, тот не может заснуть; кто не двигается, тот не должен жаловаться на постигающие его недомогание и болезни, потому что лень – это величайший враг человеческого тела. Хождение пешком возмещает вред, причиненный праздностью. Кони, которые помногу находятся в движении, наиболее выносливы и легки. Океанская рыба лучше рыбы Средиземного моря, потому что ее больше бьют более частые и яростные волны и ей приходится укрываться по глубоким пещерам. Люди трудящиеся более худощавы и здоровее праздных. И так происходит со всем на свете, и во всем, над чем один человек трудится больше другого, он бывает более сильным при одинаковой способности.
Он очень обрадовался и с этого дня стал утром и вечером совершать прогулки пешком, благодаря чему он стал чувствовать себя очень хорошо и совершенно здоровым, и благодарил меня за хитрость, к какой я прибегнул, чтобы вырвать его из его праздности, лишавшей его бодрости, радости и здоровья, и поднес мне щедрый подарок.
Я пробыл некоторое время в Мадриде, где был компаньоном и эскудеро у доктора Сагредо и его жены, доньи Мерхелины де Айвар, пока я не покинул их, или не покинули меня они.
Глава XVI
Когда я кончил свой последний рассказ, отшельник, выражая величайшее удивление тому, что он слышал, сказал мне, может быть, уставши слушать меня столько времени, что через мост уже можно проходить. Я простился с ним и, проходя по мосту, видел очень много вырванных с корнем деревьев, которые неслись по течению Мансанареса, [441] и несколько растрепанных китов, из тех, которые обыкновенно служат для упражнения в метании копья. [442] Много утонувших животных и много людей, смотрящих на это и удивляющихся наводнению и столь внезапной и яростной буре. Все огороды затоплены, островки покрыты нанесенными деревьями, потому что вода доходила почти до часовни Сан Исидро Лабрадор [443] и образовала из песка и деревьев несколько плотин, которые до сих пор оставляют реку разделенной на несколько частей.
441
Мансанарес берет начало в горах Сьерра-Гвадаррамы и обладает особенностью всех горных рек – многоводней в период таяния снегов и почти полным пересыханием летом.
442
Намек на популярный анекдот, использованный также Сервантесом, Лопе де Вега и Тирсо де Молина: по Мадриду однажды разнесся слух, что в реке Мансанарес плывет кит; на берег сбежался народ с оружием в руках, но кит оказался вьючным седлом; с тех пор мадридцев стали звать «китятами».
443
Часовня, посвященная покровителю Мадрида, на левом берегу Мансанареса, около Сеговийского моста; сохранилась до настоящего времени.
Я решил удалиться от столичного шума и найти покой в местности с более мягким климатом, чем Кастилия. И я решил отправиться в Андалусию, которую язычники, по своим верованиям, сделали местом пребывания блаженных душ. Они говорили, что при переправе через реку Лету – которая все еще сохраняет свое имя в названии реки Гвадалете [444] – забывалось все земное и все прошлое. Потому что превосходный климат, изобилие плодов земных, приветливость неба и земли – все это заставило их впасть в это заблуждение.
444
Эспинель повторяет распространенное среди историков XVI–XVII вв. мнение, что река Гвадалете (в провинции Кадис) соответствует реке Лете в античной мифологии. Это сближение основано на том, что древние писатели помещали в Андалусии Елисейские ноля.