Жизнь наверху

Брэйн Джон

Манекенщица покинула меня и болтала о чем-то с Джеки, приятельницей Джин. Джеки была маленькая, пухленькая, темноволосая и напомнила мне Еву Стор. Я направился к столу, чтобы выпить еще, думая при этом, что, кажется, я выпил уже достаточно. Контракт с Тиффилдом снова начал меня тревожить. Моттрем завтра непременно будет уточнять сроки поставок. Рыжеволосая девушка из Королевской академии драматического искусства сидела на коленях у какого-то молодого человека. Судя по выражению его лица, он тоже был в восторге. Я наполнил свой бокал и отошел к камину. Перед камином стоял экран — немыслимые огромные красные и белые, шитые шелком розы под стеклом. Поленья в камине были задрапированы красной и голубой гофрированной папиросной бумагой; они выглядели так, словно их покрыли лаком и протерли суконкой. Рыжеволосая девушка из Королевской академии сняла руку молодого человека со своего колена; он сказал ей что-то, и она покраснела. Потом, подняв руку, поправила завиток волос, и я увидел темную впадину ее подмышки. Неожиданно для себя я пожелал ей смерти. Я был не с ними, я не мог смешаться с толпой танцующих, я опоздал на десять лет. Я бросил взгляд на карточки с приглашениями на каминной полке. Их там была целая груда, но те, на которых стояли имена знаменитостей, все каким-то образом оказались наверху.

В комнату вошла Джин. Она улыбнулась мне, и я направился к ней. Она поглядела на магнитофон.

— Давно крутят эту пленку?

— Достаточно давно, — сказал я и поставил на стол свой бокал.

— Это Джеки придумала. Типичный садизм, по-моему. — Бретелька платья сползла у нее с плеча, помада на губах была слегка размазана.

— Я сварю кофе, — сказала она. — Вы хотите кофе? По правде?

— По правде — хочу.

Она поправила бретельку.

— Я выгляжу ужасно?

— Вы свежи, как весеннее утро.

— Уже утро, кстати. Но они будут развлекаться еще два-три часа.

Магнитофон разносил теперь по комнате шепот Джеффа. Он был слышен отчетливее, чем громкие возгласы. Глаза Джин расширились от негодования.

— Он ужасен, — сказала она. — Ей никак не меньше сорока.

— Их здесь что-то больше не видно.

— Она утащила его отсюда час назад. У нее огромный американский автомобиль — ну, вы знаете эти машины: задние крылья как плавники, коктейль-бар и откидное сиденье, которое превращается в двухспальную кровать.

— Могу себе представить, — сказал я. — Могу себе представить.

Я погладил ее руку. Она судорожно вздохнула.

— Нет, — сказала она. — Не здесь.

Кухня была маленькая, тесная; в ней пахло масляной краской и чесноком. Над электрической плитой висело полотенце с отпечатанным на нем рецептом приготовления «Ratatouille nicoise». [6] Возле раковины стояла пустая корзина из-под пивных бутылок.

Повинуясь внезапному порыву, я опустился на колено и поцеловал край платья Джин. От шелка слегка пахло пылью. Пол на кухне каменный, и я ощутил сквозь циновку его твердость и холод. Я обхватил Джин руками за талию, прижался к ней лицом и постоял так с минуту. Она крепче притянула мою голову тс себе. Я закрыл глаза.

6

Рагу из овощей (фр.).

Это не было порывом души — это была сцена из Второго Акта. Когда я закрыл глаза, я почувствовал, что на месте Джин могла бы оказаться и другая женщина. Но в следующей сцене я уже должен был взглянуть на нее. Пол, казалось, становился все тверже и холоднее. Я поднялся — несколько неуклюже — с колен и поцеловал Джин в губы.

— Вы красивы, — сказал я. — И милы. И добры. И… от вас исходит покой. Вы видели меня в воскресенье в церкви? Я смотрел на вас.

Я спустил бретельки с ее плеч; платье продолжало держаться совершенно так же, как прежде.

Она рассмеялась негромко.

— Они же ничего не держат, глупый!

Я поцеловал ее снова; моя рука гладила ее шею.

— Вы мешали мне молиться, — сказал я. — Я не умею описать ваше лицо.

Я снял руку с ее шеи. Нет, ее лицо не было милым. И не было добрым. И от него не веяло покоем.

Такое лицо я видел в церкви в прошлое воскресенье. Но не оно было сейчас передо мной. Я смотрел сейчас на хорошенькое оживленное личико: здоровое личико, приятное, славное, добродушное. Пробуждаясь поутру, приятно увидеть на подушке рядом с собой такое личико. Но мысленно я видел другое лицо.

— Я заметила вас, — сказал она. — Нельзя позволять себе такие шалости. Сьюзен…

Я поцеловал ее снова, чтобы заставить замолчать. Это была ничейная земля, на которую Сьюзен запрещено ступать. И Сьюзен сейчас не существовала.

— Я приехал в Лондон только из-за вас, — сказал я. — Нарочно устроил себе эту деловую поездку. Мне, в сущности, вовсе незачем было ехать в Лондон. — Моя рука скользнула ниже под бретельку. Джин вздохнула, и я почувствовал, как отяжелело ее тело в моих объятиях. — Я больше не мог не видеть вас. Я все время думал о вас, когда ехал сюда, каждую секунду…

Она оттолкнула меня и высвободилась из моих объятий.

— Кто-то идет, — сказала она. — Дайте мне сигарету, милый. И наполните водой этот чайник.

Вошла Жаклин. Она улыбнулась нам довольно плотоядной улыбкой. Мне показалось, что она словно включила нас в какой-то свой круг — таинственный, интимный и уютный.

— Я хочу взять немножко льда, — сказала она. — И еще немножко виски.

— А мы варим кофе, — сказала Джин.

— Ну конечно, дорогая, как же иначе. У Джо должна быть ясная голова. — Она вынула из холодильника лоточек со льдом.

— Давайте я это сделаю, — сказал я.

Я полил на лоточек горячей воды и вывалил кубики льда в вазу, которую она принесла с собой.

— Вы очень милы, — сказала Жаклин. — Мне кажется, вы чрезвычайно подходите Джин. Ей нужен кто-то именно такой: солидный, надежный. — Она взяла вазу. — Пейте на здоровье свой кофе, дети.

Когда она вышла, мы оба расхохотались.

— Она прописала меня вам, как лекарство, — сказал я. — Может быть, я и вправду буду полезен вам, дорогая?

— Она считает, что заводить романы полезно для каждого, — сказала Джин, беря коробку с кофе.

— Мне кажется, для вас это было бы полезно. Один роман во всяком случае.

— Один, но настоящий? — сказала она. — Настоящий, как положено актрисе? С преподношением норкового манто и ужином у «Прюнье»?

— Я бы не стал мешать вашей карьере, — сказал я. — Я бы все понимал — как во французских фильмах. Скажите мне, какой подарок вы предпочитаете? — Я положил ее руку себе на колено. — Подарок в память о том, как я влюбился?

Она высвободила руку.

— Того и гляди, еще кто-нибудь войдет, — сказала она и прикусила губу. — Подарок вы выберите сами, — сказала она.