Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917
Шрифт:
Заслуги проф. Н. Д. Зелинского, Куманта, князя Авалова и Прокофьева в деле разработки противогаза для нашей армии были оценены Химическим Комитетом, который возбудил ходатайство перед Особым Совещанием по Обороне о вознаграждении этих лиц за их изобретение. К сожалению, это дело не было доведено до конца, и только небольшое вознаграждение удалось выхлопотать Н. Т. Прокофьеву за его работы по мокрому противогазу. Что касается Н. Д. Зелинского и князя Авалова, то они не получили ни одной копейки. Что касается Куманта, то он взял патент за изобретенную им резиновую маску-шлем, вошел в соглашение с фирмой Треугольник и получал с каждой резиновой маски, поставленной Воен.-Пром. Комитету, известную сумму, что при миллионных заказах респираторов дало ему возможность получить громадный гонорар.
От IV отдела приходилось также посылать своих представителей на фронт для обследования газовых атак, которых было около десяти. Немцы выпускали газы, главным образом, на Западном и Северном фронтах, —
Описанная здесь в самых кратких чертах деятельность IV отдела показывает, какую напряженную работу должен был нести начальник противогазового отдела. Уже скоро обнаружилось, что Н. А. Иванов, встречая недоверие со стороны многих лиц, причастных к противогазовому отделу, не может справиться с своими обязанностями, не взирая на громадную поддержку, которую я ему оказывал. Уже в сентябре 1916 года Н. А. Иванов заявил мне, что он просит уволить его с занимаемой им должности. Верховный Начальник по Санитарной части принял мой доклад по поводу увольнения Н. А. Иванова, согласился взять его обратно на службу в свое Управление и предоставил мне самому выбрать начальника IV отдела, мотивируя тем, что он более не ведает заготовкой противогазов.
Еще ранее назначения Н. А. Иванова на должность начальника IV отдела, предполагалось пригласить на это ответственное место начальника вещевого отдела Научно-Технической Лаборатории полк. М. Ф. Терпиловского, в высшей стпени способного техника и знатока кожи и каучука. К сожалению, начальник Научно-Техническ. Лаборатории не соглашался дать ему разрешение занять эту должность, и он был только привлечен, как эксперт, в приемочную комиссию по контролю противогазовых резиновых шлемов. После ухода Н. А. Иванова вопрос о назначении М. Ф. Терпиловского снова был поднят, но опять не получил благоприятного для пользы дела разрешения, и исправляющим должность начальника IV отдела был временно назначен председатель приемочной комиссии доктор медицины А. Ф. Никитин. Но в скором времени, вследствие большого переутомления от очень тяжелой и напряженной деятельности по организации приема противогазов, А. Ф. Никитину пришлось поехать на некоторое время в отпуск и передать противогазовый отдел М. Ф. Терпиловскому, который теперь, после моего настоятельного ходатайства перед высшим начальством, наконец-то получил разрешение занять эту должность.
Деятельность М. Ф. Терпиловского в качестве начальника IV отдела заслуживает самой высокой похвалы. Можно сказать, что с вступлением его в исполнение обязанностей большинство всяких недоразумений в этом сложном деле было ликвидировано; в частности, я был в значительной степени освобожден от целого ряда дел, которые раньше лежали на мне. В самое трудное революционное время, когда в особенности обострились отношения рабочих к административному персоналу, как казенного завода «Респиратора», так и завода Воен.-Пром. Комитета, М. Ф. Терпиловский умел вливать умиротворяющую струю в самые страстные переговоры и уговаривать рабочих продолжать выработку столь нужных для армии предметов. М. Ф. Терпиловский оставался начальником Отдела до конца существования Химического Комитета.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
СНОШЕНИЯ СО СТАВКОЙ ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕГО
В качестве председателя Химического Комитета, мне приходилось довольно часто ездить в ставку Верховного Главнокомандующего, так как, согласно положения о Химическом Комитете, я должен был докладывать Начальнику Штаба о ходе работ Комитета и о снабжении армии противогазами и другими средствами газовой и противогазовой борьбы.
Первая моя поездка в Ставку 29 апреля 1916 года, в самом начале организации Химического Комитета, была вызвана, главным образом, необходимостью разъяснить целый ряд недоразумений, которые возникли у Начальника Штаба ген. Алексеева и которые он высказал в письме к военному министру ген. Шуваеву. В этом письме ген. Алексеев, критикуя деятельность только что созданного Химического Комитета, с одной стороны, ставил на вид привлечение в Химический Комитет таких лиц, которые своей прежней деятельно стью якобы доказали свою непригодность, а, с другой стороны, указывал, что не привлечены такие энергичные работники, которые за короткое время существования Совета предполагавшегося Военно-Химического Комитета при Главном Управлении Генерального Штаба так много способствовали делу газовой и противогазовой борьбы. Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего находил нужным, чтобы в Химическом Комитете в качестве постоянного члена присутствовало бы лицо, которое он для сего назначит и которое ему сообщало бы о всех деяниях и мероприятиях Химического Комитета.
В ответ на это письмо я составил рапорт, в котором под-
робно изложил, в каком хаотическом состоянии я принял дело с заказом противогазов, и что уже 7 апреля, не дожидаясь утверждения Высочайшею властью положения о Химическом Комитете, приступил к самой напряженной деятельности, главным образом, по заготовке респираторов. Что касается привлечения в комитет тех или других лиц, то я указывал, что по целому ряду мотивов решение этого вопроса следует предоставить председателю, так как полная ответственность должна лечь исключительно на него. Для того, чтобы начальник Штаба Верховного Главнокомандующего знал в точности и непосредственно о деятельности Химического Комитета, председатель последнего обязан давать полный отчет, когда только будет угодно Начальнику Штаба; с другой стороны, в качестве постоянных членов в Химический Комитет приглашены ген. Каменский и полк. Тернавский, занимающие должности начальника и помощника Отдела по управлению и обучению войск в Главном Управлении Генерального Штаба, которые всегда могут по прямому проводу дать требуемые сведения. Если же Начальник Штаба Верховного Главнокомандующего, несмотря на это, назначит от себя еще отдельное лицо, то это будет служить доказательством его недоверия к председателю Химического Комитета. Последнее обстоятельство, — подчеркивал я, — заставило бы меня отказаться от этой должности, которую я согласился взять только потому, что в настоящее время некому об’единить работу целого ряда учреждений и наладить запутанное дело с снабжением армии противогазами.
Начальник Г. А. У., ген. Маниковский, ознакомившись с этим моим рапортом, сделал на нем надпись о своем полном согласии с моими соображениями, и ген. Шуваев в таком виде переслал его в Ставку. Такое категорическое и прямое мое заявление, дополненное устными моими разъяснениями, вполне удовлетворило ген. Алексеева, и он согласился сохранить все так, как это было организовано. В дальнейшем ген. Алексеев относился с полным доверием к деятельности Химического Комитета и был, повидимому, ею доволен, так как при следующих докладах он никогда не выражал никакого недоверия, а, наоборот, всегда благодарил, меня и чинов Комитета за работу.
При посещении Ставки, я делал доклады также и Государю, который очень внимательно относился к деятельности Комитета.
В первое мое посещение Ставки в конце апреля, после моего доклада ген. Алексееву, я должен был представиться Государю. Государь был вероятно предупрежден о моем приезде в Ставку и слышал о моей работе по заготовке взрывчатых веществ, о чем я мог судить по тем вопросам, которые он мне задавал при моем разговоре с ним. Он очень любезно поздоровался со мной, вспомнил о своем посещении моей химической лаборатории в Артиллерийской Академии и после моего краткого доклада перевел разговор на житейские темы. Он спросил меня, сколько мне лет, и когда я ему сказал, что мне 48 лет, то он заметил, что мы ровесники. Так как lbиой приезд в Ставку совпал с приездом из Франции министров Вивиани и А. Тома, то он спросил меня, познакомился ли я с ними и узнал ли я из разговоров с ними, как идет заготовление ядовитых газов во Франции. В виде шутки он сказал мне, что они очень симпатичные люди и что в Ставке их называют Фомой и Еремой, но так как они штатские, то вряд ли они понимают много в военном деле, как не получившие военного образования («подобно нам», прибавил он, подразумевая себя и меня).
Вообще разговор мой с царем отличался большой простотой, и со стороны, наверное, нельзя было бы заключить, что это повелитель громадной страны беседует со своим подчиненным. Как и ранее, Николай 2-ой произвел на меня в высокой степени располагающее к себе впечатление своей обходительностью и простотой, но в моей душе после этого разговора осталось чувство, не то сожаления, не то боязни, что он, не понимая обстановки, создавшейся в тылу и на театре военных действий, не в состоянии вывести страну из того тяжелого положения, в которое она попала, вследствие