Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2
Шрифт:
К Деникину я Есе же чуть не попал: в июле 1919 года Химический Отдел В. С. Н. X. командировал меня в качестве председателя Комиссии по демобилизации и мобилизации химической промышленности, в Харьков для того, чтобы разрешить некоторые вопросы по химической промышленности, — а в особенности обследовать состояние коксобензольных заводов. Если мне не изменяет память, предписание за подписью Карпова, который был также членом президиума ВСНХ, было мне дано от 16-го июня. Если бы я выехал на следующий же день, то я еще успел бы приехать в Харьков до занятия его белыми; через несколько дней я бы очутился в руках Деникинского правительства и, конечно, не был бы выпущен обратно, в результате чего моя дальнейшая судьба сложилась бы совершенно иначе...
Начиная с весны 1919 года в Петрограде стали циркулировать слухи о появлении партизанских белогвардейских отрядов под предводительством князя Авалова и других, которые делали нападения на города и села Псковской и Петроградской губерний. Слухи об успехах армий Деникина, Дутова и Колчака достигли также Петрограда и сеяли надежду на возможность свержения Советской власти, которая уже тогда не пользовалась симпатиями народонаселения Петрограда. Население города все
Положение в Петрограде стало особенно тревожным, когда в октябре 1919 года неожиданно развернулось наступление ген. Юденича. Мы узнали об этом из газет лишь после того, как Юденич занял Ямбург. Наступление шло очень быстрым темпом, и через несколько дней белая армия заняла Лигово, Царское Село, т. е. находилась в 16—20 километрах от Петрограда. Красная Армия почти не оказывала сопротивления и отступала к Петрограду. Все были уверены, что Юденич вступит в Петроград. В то время никто не знал, какими силами он располагает, и будет ли в состоянии удержать город. Настроение советской власти было очень подавленное, а главный ее представитель, Зиновьев, до того перепугался, что переселился из своей квартиры в заготовленный поезд, стоявший на путях Николаевской дороги, и был готов в любой момент бежать в Москву. Красные военные власти собрали всех военных и поручили поставить временные батареи в различных частях города и вне его, а также устроить баррикады на площадях и улицах. Для артиллерийской обороны был назначен бывший полковник Г. А. Яковлев5), — профессор артиллерии в Академии, очень знающий артиллерист и энергичный человек. Как он выполнил поставленную ему большевиками задачу, я судить не берусь, так как только бегло видел возведенные им батареи, но одно могу сказать, что, судя по некоторым разговорам со мной, он находился в контакте с белым движением и, повиди-мому, заранее знал о наступлении белых на Петроград. В то время в Артиллерийском Училище (бывшем Михайловском) преподавал тактику полк, генерального штаба Линдквист, который, как оказалось- впоследствии, тоже был на стороне белых.
Казалось, дело большевиков висело на волоске, но из Москвы был прислан председатель Военно-Революционного Совета Л. Троцкий, которые безусловно спас дело революции и не дал Юденичу завладеть Петроградом. С его приездом началось отступление белых, и в течении двух-трех недель вся армия Юденича была изгнана с территории РСФСР. Заслуга Троцкого перед большевиками неоценима, и она не должна была бы быть никогда забыта. Он много раз спасал почти безвыходное положение на фронтах, и это он достигал не при помощи своих военных талантов, а исключительно своим уменьем, авторитетным словом зажигать сердца своих единомышленников, убеждая их лучше идти на смерть, чем погубить дело революции.
Своим красноречием, он действовал не только на товарищей, но и на нашего брата военного. Один мой ученик, очень талантливый артиллерист, занимавшийся всю жизнь очень опасным делом, снаряжением снарядов разных калибров новыми взрывчатыми веществами, — полк. Андрей Андреевич Дзержкович, рассказывал мне, что ему пришлось не раз присутствовать при речах Троцкого, когда он должен был путешествовать в поезде Троцкого по фронтам во время гражданской войны. Он сам по себе замечал магическое действие речи Троцкого, а также видел, какое впечатление она производит на красногвардейцев и их начальников, бывших царских офицеров. Чувствовалось, что он подкупал их своей искренностью и убеждал во что бы то ни стало совершить то дело, которое должно послужить на пользу стране и для ее спасения. И люди шли на смерть с мужеством и убеждением, что они служат правому делу. Можно ли после этого верить, что личность не играет главной роли в исторических событиях, а все принадлежит массам, как это утверждал Jl. Н. Толстой в романе «Война и Мир»?
Позднее мы узнали, с какими негодными средствами начал свой поход на Петроград ген. Юденич; в его распоряжении было всего 15,000 человек, — к тому же очень плохо обеспеченной как продовольствием, так и боевым снаряжением. Эта авантюра повлекла за собой ужасные репрессии в Петрограде со стороны большевиков. Масса народа была расстрелена, как только были обнаружены малейшие улики не только в участии, но даже в сочувствии белому движению. Первыми пострадали офицеры, принимавшие участие в обороне Петрограда. Яковлев, Линдквист и многие другие были расстреляны. Мне передавали, что участие в белогвардейском движении полк. Яковлева и других было обнаружено, потому что был найден список лиц, которые должны были стать во главе Управления, когда будет взят Петроград: Яковлев был намечен на пост военного министра.
Пришлось опасаться репрессий и мне, так как и со мной ранее был случай, подобный Яковлеву. В Петрограде образовался Институт по экономическим исследованиям РСФСР, который помещался на Невском проспекте. В этот Институт членами входили все находящиеся в Петрограде люди, которые в прежнее время принимали то или другое участие различных отраслях промышленной и экономической жизни России. В обсуждениях различных технических и экономических вопросов принимали участие люди, как Тимирязев, бывший министр торговли и промышленности, Комов, один из директоров товарищества Бр. Нобель, Е. Каратыгин, Марья Федоровна Андреева (б. супруга Горького), Изнар6) и другие. Я был также приглашен членом в химическую секцию этого Института. Однажды летом 1919 года перед наступлением Юденича я был вызван по моему домашнему телефону г. Изнаром, который сообщил мне, что желает поговорить со мной по весьма серьезному делу, и что лучше всего было бы иметь разговор в Институте Экономических Исследований. Я согласился придти туда в назначенное время. Из разговора выяснилось, что положение большевиков очень критическое, и в скором времени надо ожидать их падения, так как наступления Деникина и Колчака развиваются очень успешно, и не сегодня, так завтра, надо ожидать наступления и на Петроград. Я сам хорошо знал, что советское правительство, будучи окружено со всех сторон белыми, находилось в очень трудных условиях; тогда уже ходила крылатая фраза Троцкого: «Мы мертвы, только некому нас похоронить». В виду такого положения большевиков группа бывших промышленников и чиновных людей, собравшись для обсуждения вопроса о будущем правительстве, единогласно решила предоставить портфель министра торговли и промышленности мне, как лицу аполитичному, вполне честному и неподкупному, а кроме того, зарекомендовавшему себя превосходным администратором и знатоком химической промышленности. Я был крайне удивлен таким предложением и, поблагодарив за лестную характеристику и предложение, наотрез отказался от этой чести, так как всегда предполагал будущую свою жизнь посвятить науке, и только в особых случаях приходить на помощь российской промышленности. Я помню, что вскоре при новом свидании я просил Изнара ни в коем случае не заносить моего имени в список будущих кандидатов в министры, так как это, с одной стороны, все равно бесполезно, ибо я не пойду на эту должность, а, с другой стороны, опасно, так как подобные списки могут повредить вообще всем намеченным кандидатам. Я точно предчувствовал, что подобные списки могут попасть в руки большевиков. Из этого ясно, почему после ухода Юденича, мне не раз приходила в голову мысль, не окажется ли мое имя в каком-нибудь кандидатском списке на высокую должность после падения большевиков.
Нашествие Юденича на Петроград имело роковые последствия для семьи моего коллеги, проф. А. В. Сапожникова. Сам он в это время был по делам службы на стеклянном заводе Ритинга (около 50 километров от Петрограда), и в виду занятия этого завода белыми не мог возвратиться домой. В это время один из его сыновей покинул Петроград и отправился в стан белых. После отступления белых он попал в руки красных и давал сбивчивые ответы на допросе. Это вызвало подозрение, и он был арестован. Вскоре был арестован также его брат. Как в доме проф. Сапожникова, также и в лаборатории Института Путей Сообщения, был сделан обыск. Во время обыска служитель лаборатории заявил Чека, что в стене лаборатории, по приказанию сыновей проф. Сапожникова, замуравлено оружие. Когда оружие было действительно найдено, то братья Сапожниковы были расстреляны. Их мать от потрясения потеряла рассудок и долго не могла придти в себя. Что же касается самого А. В., то он, конечно, попал под сильное подозрение и через месяц или два был арестован. На его счастье он был в очень хороших дружеских отношениях с большевичкой Александрой Михайловной Колонтай, которая была в то время народным комиссаром и могла оказать существенную помощь. А. М. Колонтай попросила Горького помочь реабилитации профессора, который, по своим работам и опыту, был крайне необходим для советского правительства: в то время А. В. Сапожников вел очень большую работу в Институтской лаборатории по предохранению! шпал от быстрой порчи пропитыванием их различными веществами; он был также членом Технического Комитета Комисариата Путей Сообщения и еженедельно ездил в Москву на заседания. Горький обещал исполнить эту просьбу и, вероятно, при свидании с Лениным рассказал ему всю историю, которая случилась с профессором. В результате такого ходатайства Ф. Дзержинский лично доложил Ленину о деле Сапожникова и тогда было решено его помиловать, причем Ленин произнес такие слова: «Пускай профессор готовит снадобье против порчи шпал на пользу советов». Об этом разговоре Дзержинского с Лениным было напечатано в одном из выпусков журнала «Молодая Гвардия».
А. В. Сапожникову пришлось просидеть в тюрьме на Шпалерной в течении нескольких месяцев; после освобождения в 1920 году он был восстановлен во всех правах и продолжал со свойственной ему энергией свою профессорскую деятельность в Артиллерийской Академии. Мне придется не раз еще возвращаться к событиям, которые имели место в дельнейшей жизни моего коллеги.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ АРТИЛЛЕРИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ И ЕЕ «ПОЛИТРУКИ»
С самого начала советской власти, в Артиллерийскую Академию, которая была теперь полностью отделена от Артиллерийского Училища, был назначен политический комиссар («политрук»), который вместе с начальником Академии решал все вопросы, касающиеся жизни Академии. В конференции обсуждались только учебные вопросы. В состав конференции входили все профессора и преподаватели и особо выбранные лица от служащих. За промежуток времени с 1917 по 1930 г.г.
переменилось не менее 7 «политруков», причем 3 были латыши, один — евреем, один — грузином и только один — русским. К ним иногда назначались еще помощники, которые, однако, большой роли не играли и предназначались для малоответственной работы.
Первый комиссар Академии, латыш, был очень приличным человеком и с своей стороны делал все, чтобы наладить правильную жизнь в Академии. Он был около 2 лет комиссаром, и наступление Юденича произошло во время его пребывания в Академии. Хотя со стороны Академии, во< время похода Юденича, была проявлена полная лояльность к советской власти, тем не менее на верхах решили сменить комиссара, как малодеятельного и не досмотревшего, что среди преподавателей Академии находились лица, которые имели сношения с белыми. Мы все, начиная с начальника, очень сожалели об уходе этого комиссара, который очень много помог Академии наладить занятия в лабораториях, снабдив их электричеством, водой и топливом. С осени 1919 года начались уже занятия по качественному и количественному анализу в химической лаборатории. К сожалению, я не могу вспомнить фамилию этого комиссара.