Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2
Шрифт:
Я отлично знал, что такому лицу, как Забудский, никогда не удастся поставить подобную лабораторию на должную высоту и привлечь для работы в особенности по химии лучшие силы. Многие хорошие химики на его предложение поступить в лабораторию отвечали отказом, потому что знали, что они не будут в состоянии продолжать научную работу, а в научнотехнических исследованиях не получат необходимых указаний от Забудского, авторитет которого расценивался очень низко. Не надо забывать, что Центральная лаборатория военного ведомства была открыта для работы только во время войны, осенью 1914 года, и что многие молодые химики и лаборанты попали в нее совершенно случайно, а потому состав ее за очень малым исключением не соответствовал поставленным ей задачам. Эти задачи были очень широки, так как должны были обслуживать все нужды армии (т. е. все Главные Управления: Артиллерийское, Инженерное, Интендантское и Воздухоплавательное), что заранее можно было сказать, что вся эта многогранная
На первом же заседании Совета я совершенно откровенно указал, что я никогда не искал счастья быть директором Института, а, наоборот, меня просили не отказаться взять на собя эту трудную обязанность; я заранее видел, что придется сделать многие коренные изменения и тем навлечь на себя очень неприятные нарекания8). Я решил с самого начала оставить только двух помощников: одного по научно-технической части, — Н. Ф. Дроздова, а другого по хозяйственной, — Н. П. Демидова. Что-же касается И. А. Крылова, который был третьим помощником у Забудского, то я предназначил его заведывать вновь открываемым аналитическим отделом. До моего прихода в Институте были следующие отделы: Неор-органический, Органический, Пороховой и Взрывчатых веществ, Пищевой, Интендантский, Электро-технический, Воздухоплавательный, Двигательный. Присылаемые в лабораторию обыкновенные химические анализы производились в каждом отделе и отнимали очень много времени, а потому в отделах мало уделяли времени для научных исследований. Кроме того, очень трудно было контролировать при таких обстоятельствах научную» работу, так как всегда находилась отговорка, что отдел был занят анализами.
Присмотревшись к работе Интендантского отдела, я пришел к заключению, что его деятельность сводится к нулю и при том составе персонала, который там имелся, нельзя было ожидать какой либо пользы и в будущем, поэтому он был в скором времени ликвидирован. Что касается Пищевого отдела, во главе которого стоял проф. Jl. М. Лялин, то хотя я не был доволен работой этого отдела, но по целому ряду причин было решено пока оставить его в том виде, как он находился до моего прихода. Помощник начальника отдела находился в очень натянутых отношениях с начальником, и потому мне часто приходилось разбирать разные столкновения между ними. В скором времени, однако, помощник оставил Институт, и так как он был главным работником в отделе, то пришлось волей неволей ликвидировать и этот отдел.
Пищевой отдел был полезен Институту в отношении связи с различными продовольственными учреждениями, и мы могли за производимые исследования получать не деньгами, которые ничего не стоили, а некоторыми продуктами, которые дружески делили между сотрудниками, принимавшими участие в работе. Так, например, к нам обратился один уполномоченный коммисариата продовольствия с просьбой выработать наилучший тип жестянок для консервов, а также выяснить влияние различных масел и жиров на стенки консервных банок. Мы потребовали для таких исследований известное количество жиров и некоторых продуктов для опытов, как плату за нашу работу. Другой пример — использования пищевого отдела для благосостояния нашего института особенно характерен. Военный коммисар J1. Д. Троцкий, озабоченный хорошим приготовлением пищи для вновь организованной Красной Армии, обратился в наш Институт с предложением создать курсы кашеваров, где последние могли бы научиться изготовлять наиболее питательную и вкусную пищу из тех продуктов, которыми снабжается армия. Хотя, по правде сказать, эта задача относилась к ведению скорее Продовольственного Института, чем нашего, тем не менее мы, обсудив вопрос, ухватились за это предложение и согласились организовать подобные курсы. Я лично не принимал никакого участия в этом деле, а назначил заведывать курсами моего помощника Дроздова с привлечением по его усмотрению тех лиц, которые могли бы своими знаниями помочь толковому ведению дела. Надо было организовать чтение самых популярных лекций по различным предметам, касающихся кулинарного искусства. Из разных частей армии к нам были присланы кашевары в количестве около 50 человек, а органы продовольствия стали снабжать Институт по нашим требованиям разными продуктами, которых, конечно, хватало не только для изготовления пищи для пропитания кашеваров, но также и для наделения пайками лиц, принимавших участие в обучении последних.
Переходя к научно-технической деятельности Института, мы должны были констатировать, что она едва-едва теплилась. 'Конечно, главная причина заключалась в том, что персонал не был обеспечен материально и больше приходилось думать о нахождении продуктов и дров для содержания себя и своей семьи. Хотя мне и обещали отпустить 200 пайков для институтских служащих, но, несмотря на огромную переписку, ничего из этого обещания не вышло и никаких пайков не было дано. Вторая причина малой продуктивности работы Института заключалась в том, что негде было достать химических препаратов, а также аппаратов для всех отделов Института. О выписке упомянутых предметов из заграницы нечего было и думать, так как ни одному из исследовательских учреждений не отпускалось ни одной копейки валюты. В одном из заседаний Совета мною был поднят вопрос о слабой научной деятельности отделов Института. Все выступавшие по этому вопросу указали на одну и ту же причину: ни за какие деньги нельзя было достать в Петрограде самых простых предметов для научной работы. Стеклянная химическая посуда, которую до революции изготовлял завод Риттинга и которая конкурировала по качеству с заграничной, стала выделываться так небрежно, что стаканы и колбы лопались при стоянии, а в пробирных цилиндрах было опасно производить опыты. Заведующие отделами заявили на Совете, что если так будет продолжаться, то они будут принуждены подать в отставку. В особенности горячо восставал против этих порядков М. Ра-кузин, который по предложению из центра был принят в Институт для продолжения своих био-химических исследований. Этот маленький оригинальный человек, известный в нефтяной промышленности по своей книге «Полиметрия нефти», во время революции был сильно болен и разбит параличем; кроме того он болел астмой, вследствии чего, когда говорил с сильным воодушевлением, то прямо задыхался и можно было опасаться, что он каждую минуту может умереть. На этом заседании он произнес такую реплику о порядках, воцарившихся в высших учебных заведениях и исследовательских институтах, что дальнейшие ораторы отказались от своих речей, «и было постановлено, чтобы я немедленно поехал в Москву и предпринял решительные шаги.
А в то счастливое время еще можно было критиковать советские порядки. Правительство Ленина все таки прислушивалось, хотя и немного, к общественному мнению высокоинтеллигентных людей, и за выступающими с протестом личностями еще стояли организации, которые могли их поддержать. Я в точности исполнил постановление Совета, поехал в Москву и доложил обо всем в заседании Научно-Технического Отдела, который был в то время возглавляем коммунистом, Николаем Михайловичем Федоровским. До революции Н. М. был оставлен при Московском Университете для подготовки в дальнейшем к профессорской деятельности по кафедре минералогии. Все мои доводы были выслушаны очень внимательно, не встретили никаких возражений, но что мог сделать НаучноТехнический Отдел, когда он сам не обладал средствами, чтобы помочь делу?
В 1920 году промышленность Российской Республики продолжала ухудшаться. Донецкий бассейн главный производительный центр находился в полуразрушенном состоянии и почти что бездействовал, а начавшаяся вскоре война с Польшей потребовала особого снабжения армии всеми необходимыми предметами, и, конечно, нельзя было обращаться к правительству об особом снабжении институтов необходимыми для них аппаратами и химикалиями. Н. М. Федоровский в частной со мной беседе (ранее мне никогда не приходилось встречаться с ним) с благодушным видом задал мне вопрос:
— Что, Владимир Николаевич, Вы, наверное, удивляетесь нашей бестолковщине >и, пожалуй, эта азиатчина Вам представляется ужасной?
Я никогда в своей жизни не любил болтать о вещах, изменить течение которых было выше моих сил; тем более тут, при первом знакомстве с человеком, на котором красовался ярлык коммуниста, вести откровенную беседу у меня совсем не было желания. Я ему вежливо ответил:
— Что делать, мы не в силах изменить исторический ход событий, а теперь надо жить и работать, насколько хватит сил при данных обстоятельствах.
Федоровский вскоре вместе с профессором А. А. Эйхен-вальдом были командированы в Берлин, чтобы образовать особое бюро для связи российской науки и техники с заграницей под названием «Бинт», о котором мне придется говорить впоследствии.
Все дела по Научно-Техническому Отделу сосредоточивались в ее коллегии, председателем которой был М. Я. Ла-пиров-Скобло. Нельзя сказать, чтобы деятельность этого Отдела была продуктивной в течении 1920-1921 годов, хотя он и стал обрастать целым рядом ученых и технических учреждений, которые искали поддержки во всесильном в то время ВСНХ. Но, конечно, в то время, когда еще не окончилась гражданская война и война с Польшей, нельзя было и требовать, чтобы уделялось много внимания развитию науки и техники. В этом отношении весь 1920 и начало 1921 года были самыми тягостными во все время революции.
Здесь будет не безынтересным привести мое участие в заседании президиума ВСНХ весной 1920 года, куда меня вызвали по настоянию JI. Я. Карпова по поводу обсуждения вопроса о коксобензольной промышленности. В то время ВСНХ помещался в доме бывшей Сибирской Гостиницы, в Златоустовском переулке, <и заседание Президиума происходило в небольшом помещении, переполненном приглашенными лицами, которым большей частью приходилось стоять. Председательствовал А. И. Рыков и первыми вопросами на повестку были поставлены: коксобензольные заводы и суперфосфатные