Жизнь российская. Том первый
Шрифт:
Затем вновь включил телевизор в надежде всё же найти что-нибудь увлекательное и пользительное. Не куковать же без занятия хоть какого. Ему хотелось увидеть что-либо новенькое. Да и отвлечься надо от нахлынувшей на него дикой напасти и хандры липучей.
На одном из каналов показывали документальный фильм про жизнь зверей в диких джунглях.
О! здорово! Ну-ка! ну-ка! о чём это тут?
Но передача вскоре закончилась.
Ой, какая жалость… не удалось познать неизвестное…
Щёлкнул пультом сгоряча. Ещё раз. И ещё.
Стоп! Стоп, говорят! Тпру!! Тут о вулканах дымящихся вещают.
Решил хотя бы на это взглянуть. За неимением лучшего.
Он калачиком свернулся на диване, подложив руку под голову, и равнодушно смотрел на извержение, на огонь, на дым, на лаву ползучую.
Постепенно втянулся и забылся…
После вулканов про подводный мир показали там же. Интересно. Увлекательно. Киты, акулы, скаты. Хищники. Кораллы, атоллы, глубины. Красочно. Живописно. Колоритно. Очень ярко и зрелищно. И впечатлительно…
Хоть и известно об этом ему давно. С детства ещё. Со школы.
Время тикало потихоньку. К полуночи приближалось.
Василий мрачно колесил по осиротевшей квартире без определённых намерений. Без интереса. Просто ходил туда-сюда. То по комнате, по залу; то по второй, по спальне; то по третьей, по гостевой; то по коридору длинному прогуливался, то по прихожей обширной, временами в кухню свою любимую наведывался.
Несколько раз холодильник открывал, а там – молоко, морс, сок, минералка. Прохладное всё. Холодное даже. Студёное…
Прикладывался то к одному, то к другому, то к третьему.
Опять колесил по комнатам. Гулял. Бродил. Без всякого интереса. Так просто.
Кухню снова посещал. В который уже раз. Тянуло туда как магнитом. Пил из холодильника всё, что под руку попадало. Охлаждался.
И вновь ходил. Как лось, как лань, как волк, как медведь в дебрях, как слон… в посудной лавке…
Время шло… часы тикали… стрелки шевелились…
Ноги вновь к телевизору привели.
На этот раз передача про путешествия шла. Как будто специально для него показывали места, где прошло его детство, юность, где он рос, взрослел, мужал.
«Это тоже можно посмотреть. Нет, надо. Даже нужно. Обязательно», – принял правильное решение новоявленный мученик. Тем более, что там про праздник летний показывали – про праздник того народа, где он жизнь свою сознательную прожил.
Празднества Вася воспринимал как необходимость, как данность, как воздух, как подарок, как премию, как награду за бескорыстный труд, за рвение и отличное поведение.
В праздниках чувствовалась торжественность и присутствовало коллективное участие. Ему это нравилось.
Он с удовольствием приник к экрану.
А там: мергены-лучники стояли на скудной, выжженной солнцем, вытоптанной людьми и лошадьми траве буро-жёлто-зелёного поля и выпускали стрелы в кожаные мишени наподобие маленьких пузатеньких подушечек, лежащих на земле.
Правильное их название – суры. Василий это знал. Знал наверняка.
В своё время он не раз бывал на подобных торжествах и видел воочию всю их красоту и необычность.
После стрельбы из лука всегда проводились соревнования по увлекательной национальной борьбе.
Здорово! Мощно! Зрелищно!
И в обязательном порядке стремительные и безудержные конные скачки.
Загляденье! Восторг! Экстаз!
А потом все присутствующие всенепременно исполняли бурятский танец ёхор, подобно русскому хороводу. Он и сам принимал в этом участие. И не раз. И Тоня тоже.
На этом прекрасном праздновании вечно полно людей, масса эмоций, много смеха и задора.
На таких зрелищных мероприятиях всегда весело и радостно, красиво и очень познавательно. Да, да! Чудесно и соблазнительно!
Увиденное на экране его увлекло, он почувствовал себя невольным участником великого национального праздника.
И сейчас Кульков с огромным удовольствием смотрел на лучников, на то, как проворно вылетают стрелы и поражают лежащие на поле мишени, эти «суры», эти комки шерсти, обшитые кожей.
Победителем считался тот, кто выбивал больше мишеней.
Василию всё это хорошо было знакомо с давних времён, с самого детства, но он с живым интересом наблюдал за всем, что там происходило. И решил досмотреть передачу до конца.
Он истосковался по родине. По солнечной Бурятии. По её красотам.
По горам. По скалам. По лесам. По тайге. По кедрачу. По степям. По рекам. По озёрам. По великому Байкалу.
По солнышку яркому. По воздуху чистому. По ветру забайкальскому.
Ему стало немного лучше, а на душе теплее. Гораздо теплее.
Он оттаял. Душой и сердцем. Грусть отошла на второй план. Ведь это как бы лично ему передавали привет с родных мест.
Пожилой человек, уроженец российской глубинки, сидя на диване, со слезами на глазах неотрывно смотрел на выступление земляков-мергенов и с нетерпением ждал острых моментов бурятской борьбы и лихих конных скачек.
Вскоре и это он увидел на экране.
Волнение навалилось на тело, на душу, на сознание.
Кульков «телепортировался» на родину.
Он всецело был захвачен происходящим. Ощущал себя и лучником, и борцом, и наездником… и танцором… и зрителем…
Переживал. Услаждался. Радовался.
Впитав дух родной земли, мысленно побывав на знаменитом летнем празднике под названием «сурхарбан», отогревшись душой и телом, Василий Никанорович вспомнил слова жены, сказанные ему по телефону о том, чтобы он пораньше лёг спать.