Жизнь - вечная. Рассказы о святых и верующих
Шрифт:
Поэт «сознает, что жизнь и всё, ей присущее, – дар, но этот дар Пушкин отвергает: он напрасен, не нужен и случаен, не имеет смысла. Отвержение дара Творца (а чей ещё может быть дар?) есть уже вызов Ему. И что значат эти вечные душевные муки… эта казнь души, зачем она, непонятная и оттого, быть может, бессмысленная? А далее уже не просто вызов, но богоборческий бунт… Власть Творца враждебна твари? Но тогда исполнение Его воли – бессмысленно, если не сказать более. Ничего не может быть страшнее этой мысли, рождаемой в уме человека и в душе его, в сомневающемся уме и в страдающей душе. Мы можем сказать, что сама христианская вера человека сопряжена с несомненным знанием того, что Бог есть высшая Правда, источник справедливости…» (М.М. Дунаев».)
Через полтора года это стихотворение было напечатано в альманахе «Северные цветы». Чутким сердцем узрела
Не напрасно, не случайно
Жизнь от Бога мне дана,
Не без воли Бога тайной
И на казнь осуждена.
Сам я своенравной властью
Зло из темных бездн воззвал,
Сам наполнил душу страстью,
Ум сомненьем взволновал.
Вспомнись мне, Забвенный мною!
Просияй сквозь сумрак дум —
И созиждится Тобою
Сердце чисто, светел ум!
Чрезвычайно занятой человек, постоянный член Священного Синода, церковный первоиерарх, облеченный огромной властью, суровый аскет отложил все прочие государственной важности дела и лично ответил на «скептические куплеты» Пушкина. При том – не обличением, а проникновенными стихами, гениально «перелицевав» пушкинские. Какую цель преследовал святитель?
Митрополит Филарет прекрасно понимал, что Пушкин был поэтом национального масштаба, слово которого обладало огромной заразительной силой. Именно поэтому Московский митрополит не мог допустить, чтобы через талантливые стихи, напечатанные в одном из немногих массовых изданий пушкинского времени, распространялось пагубное для человеческой души чувство уныния и ощущение бессмысленности жизни.
«Так как подобная безотрадная философия распространяемая великим поэтом, не могла не производить смущения в умах тогдашнего общества, митрополит Филарет решил не оставлять его стихотворения без ответа, – считает митрополит Анастасий (Грибановский). – Его целью было доказать всем и особенно самому поэту, что наша судьба отнюдь не предопределена для нас слепым роком, как думали язычники, она управляема благою волею Творца и Промыслителя мира, указавшего для нее высокое назначение в приближении к Его совершенству. Мы сами становимся источником своих страданий, отступая от Него, и снова обретаем душевный покой и мир, возвращаясь в Его лоно».
Обращаясь Пушкину, святитель Филарет предостерегал от пагубной страсти безверия тысячи и тысячи читающей публики – не только современников, но и нас, отдаленных потомков.
Узнав об ответном стихотворении митрополита от Е.М. Хитрово, Александр Сергеевич немедленно послал ей записку, в которой среди прочего были слова: «… Стихи христианина, русского епископа в ответ на скептические куплеты! – это право большая удача». Несерьезный, тон записки давал некоторым повод усомниться в искренности вскоре созданного поэтом покаянного стихотворения. Но, зная обстоятельства жизни того периода, трудно не понять, что это была лишь его бравада: «Пушкин смущен, встревожен, может быть, даже несколько напуган, – так объясняет ситуацию B.C. Непомнящий. – Полтора года назад он написал стихотворение мрачное, бунтарское, в сущности богохульное (неприятностями в то время грозили и куда более робкие проявления религиозного вольномыслия); и вот теперь, когда он уже пережил и оставил позади этот тяжкий момент (тем легче ему сейчас назвать «Дар напрасный…» «скептическими куплетами»), когда позади дело о «Гавриилиаде», подвергнувшее его совесть жестокому испытанию, когда он изрядно устал от целого ряда конфликтов с властями, от того, что любое начальство, от шефа жандармов до квартального надзирателя, непрестанно учит его, как себя вести, можно ли читать друзьям свои произведения или нельзя, куда ему ездить позволено, а куда нет (ибо он – после другого разбирательства, относительно стихотворения 1825 года «Андрей Шенье», – на всякий случай оставлен под надзором), – в это время высшее «церковное начальство» в лице первоиерарха, к тому же в светских гостиных пользующегося репутацией человека сурового и жестокого, тоже изволит его учить и делать – в стихах! – выговоры… И он, растерянный и раздраженный… отчаянно гусарствует, заранее по-мальчишески дерзит: «…это право большая удача». Но вот он получает от Е.М. Хитрово рукопись стихов митрополита и видит в них не гнев, не выговор, даже не поучение, а совет, увещание, тихую подсказку: «Вспомнись мне, Забвенный мною, Просияй сквозь сумрак дум…» – вовсе не то, чего он, заранее ощетинившись иронией, ждал… И тогда появляется ответ: «…Я лил потоки слез нежданных…»
В часы забав иль праздной скуки,
Бывало, лире я моей
Вверял изнеженные звуки
Безумства, лени и страстей.
Но и тогда струны лукавой
Невольно звон я прерывал,
Когда твой голос величавый
Меня внезапно поражал.
Я лил потоки слез нежданных,
И ранам совести моей
Твоих речей благоуханных
Отраден чистый был елей.
И ныне с высоты духовной
Мне руку простираешь ты,
И силой кроткой и любовной
Смиряешь буйные мечты.
Твоим огнем душа согрета
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе Ф и л а р е т а
В священном ужасе поэт.
Первоначальный текст последней строфы по требованию цензора был изменен:
Твоим огнем душа палима
Отвергла мрак земных сует,
И внемлет арфе с е р а ф и м а
В священном ужасе поэт)
В своем поэтическом послании святитель подводит поэта к неизбежному выводу что его лирический герой должен направить свой взор в глубину собственной души, там искать причины тоски от неверия. Пушкин прекрасно понял ответ Московского митрополита и искренне раскаивался в том греховном состоянии, из которого родился «Дар напрасный…», и в стихотворном «ответе на ответ» проникновенно сказал о целительной силе слова владыки понимая источник этой силы в Боге.
Возможно, именно под влиянием урока, полученного от мудрого святителя, по словам Плетнева, Пушкин к концу жизни часто возвращался к беседам о Божественном Промысле, управляющем миром и направляющем его жизнь к благим целям.
Надо ли что-то прибавлять к изложенному? Кажется, достаточно пищи для размышлений…
Что касается дальнейшего моего писательского труда, то с несомненностью свидетельствую: святитель Филарет (Дроздов) взял меня под свое покровительство. По молитвам к нему произошло несколько чудесных встреч с совсем незнакомыми людьми (как правило, с монахами); и эти встречи приводили к тому, что появилась новая книга. Но это отдельные рассказы.Рождественская история
Несколько лет назад возвращалась я под утро домой с рождественской службы. На душе – радость, в теле – обычная послепостовая усталость. Год на год не приходится: иногда стоишь ночью на Рождественской литургии и самого тела не чувствуешь – летать хочется. А бывает – только и думаешь: спина разламывается, ноги не держат, голод одолевает, поесть хочется – мясца, творожку… В чем загадка таких разночтений – неведомо. В тот раз усталость, казалось, достигла апогея: на посту было много срочной работы, вся постная еда свелась к одному чаю с бутербродами из кабачковой икры и как лакомство – к жареной картошке. Моя радость тогда тоже была больше душевного свойства, думалось об одном: слава Богу, доползла до Рождества, отстояла ночь и вот иду домой, а впереди – заслуженный отдых, вкусная еда, лыжные вылазки в лес, какие-то веселые встречи, одним словом, Святки…
Я поднялась на лифте на свой этаж, сунула ключ в замок и услышала звук, похожий на стон. Обернулась. Между этажами, у батареи, во всю длину лестничной площадки лежал бомж. Господи, только не это, Господи, это не мой клиент, взмолилась я и все же осторожно спустилась по ступенькам, прислушалась в темноте: вроде дышит, еле-еле… Господи, пожалуйста, дай мне отдохнуть, заныла я.
На улице был мороз, успокаивала я себя, он прячется здесь от мороза… С утра непременно кто-нибудь выгонит его. А что я сейчас могла сделать? Только покормить. Поднялась в квартиру, сделала бутерброд с вожделенной бужениной, налила в стакан чаю, вернулась к бомжу и все это молча поставила около него. Дома съела такой же бутерброд – законный, чай не допила – опротивел за пост, легла в кровать и провалилась в сон…
С полудня замучили звонки – православные проснулись и – давай друг друга с Рождеством Христовым поздравлять. За окном быстро стемнело… Я снова съела бутерброд с бужениной и легла, думая спокойно почитать хорошую книгу – на законных основаниях, три дня не буду работать, а только отдыхать.
Кто-то позвонил в дверь. Пошла открывать: увидела соседку сверху – она протянула мне давно обещанный отросток экзотического цветка. Поблагодарив, я глянула вниз: бомж лежал в другой позе. Удивительно, что никто его не выгонял…