Жизнь замечательных времен. 1975-1979 гг. Время, события, люди

Раззаков Федор Ибатович

Весьма сумбурным выдалось начало весны и для писателя Юрия Нагибина. Сначала его не пустили на кинофестиваль в Вену, где демонстрировался фильм по его сценарию «Дерсу Узала». Поскольку представлять фильм все равно кто-то должен был, туда послали одного из чиновников Госкино, а Нагибина оставили дома. Но затем ситуация резко изменилась: фильм стал реально претендовать на первую премию, и присутствие кого-нибудь из авторов стало просто необходимым. Пришлось вызывать в Вену Нагибина, хотя до этого чиновник Госкино уже успел сообщить организаторам фестиваля, что тот тяжело болен. Короче, вышел конфуз. А первую премию «Дерсу Узала» действительно получил.

Удачным выдалось начало весны для Владимира

Высоцкого. В течение нескольких недель он пребывал в неизвестности относительно того, разрешит ему ОВИР или нет выехать в ближайшее время во Францию. А выехать ему ох как хотелось: измученный событиями последних месяцев донельзя (скандалы в театре, на съемочной площадке, болезни и прочая-прочая), он рассчитывал хотя бы за границей отдохнуть и развеяться — они с женой намечали совершить круиз на теплоходе. Но ОВИР как будто специально тянул и тянул с ответом. И вот, когда уже казалось, что положительного ответа им не дождаться, случилось чудо: 2 марта «добро» на выезд было получено. У обоих как гора с плеч свалилась. Кроме этого, для Высоцкого начало марта ознаменовалось еще одним приятным событием: 1 марта на экраны столичных кинотеатров вышел фильм с его участием — «Единственная» Леонида Хейфица. В нем Высоцкий играл небольшую роль руководителя хорового кружка и исполнял новую песню «Погоня» («Во хмелю слегка…»). Во многом именно это обстоятельство и подогревало интерес зрителей к фильму.

Тем временем в Швеции проходит очередной чемпионат мира по фигурному катанию. Проходит, в общем-то, без особых сенсаций. 3 марта пришло сообщение о том, что золотые медали в спортивных танцах вновь завоевали советские фигуристы Ирина Роднина и Александр Зайцев. Для Родниной это была уже 8-я по счету золотая медаль, для Зайцева — четвертая.

Под Муромом продолжаются натурные съемки фильма «Восхождение». 2 марта снимали эпизод, где Рыбак и Сотников, получив от старосты деревни овцу, возвращаются в партизанский лагерь. Вспоминает В. Гостюхин, игравший Рыбака:

«Разгоряченный удачей, Рыбак рвется вперед — быстрей добраться до лагеря, уйти из деревни, вернуться к своим. Больной Сотников еле тащится за ним, отстает, мешает, задерживает его. Стоял сильный мороз, хлестала вьюга, вдобавок наметал снегу ветродуй. Я нес овцу, и когда к концу эпизода уходил вдаль и слышал команду: «Стоп!», то поворачивался и видел копошащийся белый клубок: то был Плотников, которого моментально заносило снегом (а он снимался в одной шинельке). И каждый раз, каждый дубль к нему бросалась Лариса Ефимовна (Шепитько. — Ф.Р.), накрывала своим телом, растирала ему уши, руки. И вот уже их обоих заносило снегом… Этот заметаемый снежной пеленой клубок снится мне до сих пор по ночам и вызывает в сердце щемящую боль, а может, любовь или благодарность… не знаю…»

А в Москве подходит к концу XXV съезд КПСС. 5 марта состоялось последнее заседание, после чего состоялся Пленум первого состава ЦК КПСС, который избрал новый состав Политбюро. В новый состав вошли практически все члены старого за исключением одного человека — Дмитрия Полянского, которого сняли с поста министра сельского хозяйства и вскоре отправили послом в Японию. Как мы помним, дочь Полянского является супругой актера Театра на Таганке Ивана Дыховичного, у которого одно время жили Высоцкий с Влади. В тот день, когда Полянского вывели из Политбюро, они тоже были у них. Вот как об этом вспоминает М. Влади:

«Обед, поданный в восхитительном фарфоровом сервизе эпохи Екатерины II, действительно ни в чем не уступал царскому: голуби в сметане, икра и самые тонкие закуски. Нам всем было грустно: во-первых, приходилось расставаться, но главное, в то утро наша подруга сообщила нам с искаженным лицом: «Мой отец освобожден от должности и выведен из состава Политбюро».

Все

мы знали, что для них золотые денечки закончились…»

Между тем если для Полянского и его родственников золотые денечки закончились, то для другой высокопоставленной семьи они только начинались. Речь идет о главном редакторе газеты «Правда» Михаиле Зимянине, которого тот же Пленум ЦК КПСС от 5 марта избрал секретарем ЦК. На тот момент дочь Зимянина Наталья лежала в роддоме и до избрания отца секретарем пользовалась минимумом благ. Как вдруг… Впрочем, послушаем ее собственный рассказ:

«В роддоме на улице Веснина, что прямо за МИДом, десятки лет рожали дочки и невестки всех партийных, совминовских и вообще номенклатурных чиновников. Я лежала в палате на четверых, девчонки говорили, что это рай по сравнению «с городом». Но и здесь, на Веснина, на все отделение патологии был только один туалет, а подмываться было и вовсе негде, и каждое утро нас обходила акушерка с судном в одной руке и большим ватным тампоном, намоченным в слабой марганцовке — в другой. У меня вдруг начался сильный насморк, но на просьбу дать какие-нибудь капли старая усатая врачиха (она, наверное, принимала роды еще у дочек эпохи Сталина) рявкнула, что тут не больница и насморки они не лечат.

Через несколько дней произошло чудо. Меня вдруг навестила врач из поликлиники и сообщила, что она «очень за меня рада», что папу моего куда-то там выбрали. «Теперь все будет по-другому, вот увидишь».

Жизнь перевернулась в одну минуту. Меня тут же перевели в отдельную палату, усатая хамить перестала, поставили персональный телефон. Позвонила мама: оказывается, прошел съезд и папу выбрали секретарем ЦК КПСС. Но мне это мало что говорило: «главный редактор «Правды» — по-моему, это звучало солиднее, чем какой-то там «секретарь». Но мама доложила, что они уже ездили смотреть дачу, что можно будет заказывать любые продукты, покупать любые вещи и т. п. Боже мой, много ли надо было советскому человеку? И вот я уже перестала думать о своем будущем любимом ребеночке, а только и мечтала, какие куплю себе джинсы, «лапшу», косметику и сапоги на высоких каблуках. Как же легко человека сбить с толку, с высоких и чистых помыслов, запудрить мозги жратвой и шмотками!..»

В тот же пятничный вечер, 5 марта, вскоре после закрытия съезда, по давно устоявшейся традиции, некоторые делегаты высшего партийного форума устроили прощальный банкет. На него они позвали начальника 4-го управления Минздрава Евгения Чазова (он получил личное приглашение от 1-го секретаря Ставропольского крайкома М. Горбачева, так как входил в число делегатов от этого края). Веселье продолжалось несколько часов и оставило у всех присутствующих самые приятные впечатления. Во всяком случае, Чазов вернулся домой в бодром расположении духа, насвистывая себе под нос какой-то веселый мотивчик. Но едва он переступил порог своего дома, как веселье с него слетело в один миг. В коридоре зазвонил телефон, Чазов снял телефонную трубку и услышал на другом конце возмущенный голос Брежнева. А далее послушаем рассказ самого Е. Чазова:

«Я ожидал слова благодарности, но вместо этого услышал труднопередаваемые упреки, ругань и обвинения в адрес врачей, которые ничего не делают для сохранения его (Брежнева. — Ф.Р.) здоровья, здоровья человека, который нужен не только советским людям, но и всему миру. Даже сейчас мне неприятно вспоминать этот разговор, в котором самыми невинными фразами было пожелание, чтобы те, кому следует, разобрались в нашей деятельности, и нам лучше лечить трудящихся в Сибири, чем руководство в Москве. Последовало и дикое распоряжение, чтобы утром стоматологи из ФРГ, которые изготавливали ему один за другим зубные протезы, были в Москве. В заключение он сказал, чтобы ему обеспечили сон и покой.