Жизнеописание оболтуса
Шрифт:
– Обычные игрушки, скукота. А у меня свой верблюд есть, – скучающим голосом заявил я.
– Как это? – встрепенулся Коленька.
– У нас в Казахстане у всех школьников есть верблюды. Мы на них в школу ездим. Они такие большие, теплые и с двумя горбами.
– Не может быть, – бутуз недоверчиво посмотрел мне в глаза. – А где вы их держите? Дома?
– Нет. На ночь мы отправляем их пастись. А утром они сами приходят к дому и отвозят нас прямо к дверям школы. А когда я перейду в седьмой класс, то получу собственную лошадь и буду целыми днями скакать на ней,
Пацан изумленно смотрел на меня, открыв рот. Надо было остановиться, но чрезвычайно удовлетворенный произведенным эффектом, я уже не мог прекратить врать.
– А когда я вырасту, то смогу по казахским обычаям взять две, а то и три жены. У вас в Москве так нельзя. Будешь всю жизнь с одной жить.
Не думаю, что Коля до этого момента вообще имел какие-либо матримониальные планы. Однако известие о том, что у какого-то заезжего провинциального родственника будет чего-то в два или три раза больше, чем у него, расстроило избалованного пацана вконец.
– А я могу к вам в гости приехать и на верблюде покататься? – умоляющим голосом спросил Коленька.
– Ну не знаю. Верблюды только казахский язык понимают. Чтобы его позвать, надо знать слова «салам алейкум». Говоришь «алга» – он вперед едет. Скажешь «рахмет» – он останавливается и ложится, чтобы ты смог слезть. А вечером надо произнести «жол болсын». Тогда он идет пастись. Вряд ли ты запомнишь.
– Я запомню! Ты только на бумажке напиши эти слова!
– Оно мне надо? – безразлично ответил я.
– Я тебе за это автомат подарю! И лучшую модельку! – срывающимся голосом запричитал бутуз.
– Ну ладно. Мне, конечно, твой автомат не особо нужен, у меня дома три таких валяется. Ну, раз ты просишь, то возьму. И модельку.
Оставшийся вечер мы дружно играли, а стремящийся завоевать мое расположение бутуз даже притащил из-под своей подушки половину конфет.
Прогулка по Москве
Утром я получил небольшой нагоняй. Взволнованный Коленька перед сном, естественно, рассказал бабушке и дедушке о своем намерении поехать в Казахстан, поведав о верблюдах, лошадях и возможности завести нескольких жен. Давясь от смеха, родственники доложили о моих шалостях родителям, а те, в свою очередь, не в силах сдержать улыбки, провели профилактическую беседу. Мне пришлось просить прощения у Коленьки, но тот был смертельно на меня обижен, и вопрос получения вожделенного автомата, судя по всему, был снят с повестки.
Полковник завел свою «Волгу» и отвез нас на Красную площадь. Первым делом мама потащила всех в ГУМ. Идея была крайне неудачной. Дело в том, что основная масса наших денег уже была обменена на восточногерманские марки. Тратить небольшие запасы оставшихся рублей в самом начале путешествия было довольно рискованно: кто знает, какие могут приключиться неприятности. Поэтому, проходя мимо витрин и стеллажей ГУМа, мама стоически повторяла: «В Германии я куплю такую же, но лучше и дешевле». Пережив невероятные потребительские испытания, она все-таки приобрела венгерскую «губнушку» в качестве компенсации за страдания.
Мы пристроились в конце длинной очереди. Перед нами стояла группа детей из Средней Азии, туристы из Болгарии и еще сотни разных людей.
– А почему такая длинная очередь? – спросил я. – Дефицит дают? Мороженое или «Пепси-колу»?
– Тихо ты. Мы в Мавзолей идем.
Хорошо, пусть будет мавзолей. Я, правда, не знал, что это такое, но такая очередь не будет стоять ради какой-то ерунды. Стоп! Нам же в школе говорили! Это же Мавзолей Ленина. Я же октябренок! Эх, значок дома оставил!
Разношерстная очередь продвигалась быстро, и через полчаса мы вошли в небольшое помещение, где лежал маленький ухоженный старичок. Он не был похож на тот могучий памятник в сквере у нашей школы, но я все равно его узнал. Сделав скорбно-возвышенное лицо, как в фильмах о войне, я торжественно и вдохновленно прошел вокруг саркофага. Мы вышли на улицу.
– А почему Ленин здесь лежит? – спросил я.
– А где же ему еще быть? Понимаешь, он ведь – основатель Советского Союза, – отец присел на корточки передо мной. – А здесь он лежит, чтобы люди помнили о нем и его великих делах.
Я понимающе кивнул и весь день ходил под впечатлением от посещения Мавзолея, тайно мечтая о том, как расскажу всем одноклассникам об увиденном. Они будут поражены, удивлены и станут страшно завидовать. Я хотел было еще раз встать в очередь и вновь посмотреть на Ленина, но родители меня отговорили.
Оставшийся день мы бродили по Москве. Удивились у Царь-пушки, поохали возле Царь-колокола, покатались на речном трамвайчике и по инициативе мамы обошли все местные магазины. Москва была прекрасна: огромные здания, чистые улицы и улыбчивые люди со всего света. В первый раз в жизни я увидел здесь африканцев. Так и хотелось подойти к одному из них и сказать: «Приятель, обещаю: Советский Союз больше никогда не позволит возродить рабство». А он бы понимающе кивнул и крепко пожал мне руку.
Ближе к вечеру родственник забрал нас на своей «Волге» и отвез домой. Взрослые собрались на ужин и весело разговаривали. Мы с Колей тоже присутствовали за столом. Папа по своему обыкновению шутил и травил байки.
– Наши родители – все политические. Ходят на собрания и выборы, смотрят международную панораму. Мы с женой – профсоюз. Трудимся, получаем путевки и премии. А Витька у нас – анархист.
Взрослые рассмеялись.
– Папа, а Ленин тоже был анархистом? – серьезно спросил я.
На кухне стало тихо, женщины переглянулись, папа поперхнулся, а отставной полковник сурово посмотрел сначала на меня, потом на него.
– Нет, Ленин был верным… ленинцем, – обескураженно ответил папа.
– А почему ты меня тогда анархистом назвал? Я, между прочим, сегодня в Мавзолее был, – авторитетно заметил октябренок в моем лице.
– Анархист – это человек, который не признает порядка. Помнишь, ты двойку за поведение получил, когда девчонкам юбки задирал? Вот. Ты поступал, как форменный анархист, – выкрутился папа.