Жизнеописание оболтуса
Шрифт:
– Вот мы и на границе Советского Союза. Там за рекой нас ждет чудесный край магазинов и прилавков с разными зарубежными шмотками. Отечественных нам не хватает, – объявил папа, считавший своим гражданским долгом вставлять «шпильки» во все мамины потребительские инициативы.
Мама хотела было подробно рассказать, что она думает о его шутках, но времени на выяснение отношений не было. Родители бросились к железнодорожным кассам. Нам продали билеты до Берлина на вечерний поезд.
– Там будут ленинградские вагоны. Вот в них и покатитесь, – сказала неприветливая кассирша.
К счастью, у нас было время
– Только бы это никогда не повторилось, – сказала мама и погладила меня по голове.
– Советский Союз – это силища. Никто не сунется, – заверил отец, который в армии служил танкистом.
Ближе к вечеру мы заняли боевую стойку на перроне. Когда состав подошел, мы стали судорожно искать обещанные ленинградские вагоны. Никто из проводников нам не мог ответить, где они находятся и существуют ли в природе. В итоге, когда до отправки оставались считанные минуты, нас запустили внутрь, предложив искать мифические ленинградские вагоны самостоятельно. Пока мы с мамой сторожили чемоданы в тамбуре, папа оббегал весь состав, но так ничего и не нашел. Кстати, мы были не единственными пассажирами тех самых вагонов: тут и там мелькали люди с выпученными глазами, которые тоже ничего не смогли разыскать.
Глядя на такую ситуацию, проводники предложили «безвагонным» пассажирам пристраиваться в коридорах – там хотя бы можно было разложить сиденья. В Берлин мы должны были прибыть только утром.
– Лучше, чем на своих двоих в пехоте, – заявил папа. – Но хуже, чем на танке, там хотя бы у каждого есть сидячее место.
Мама присела на раскладное сиденье, мы с папой примостились на чемоданы. За окном проплывала Польша: леса, поля и деревеньки. В принципе, все бы ничего, но, когда по коридору кто-то проходил, надо было вставать, чтобы освободить дорогу.
– Женсчина, ви можетэ поспать с ребьёнком в насчем купе. Просчу вас. А здьесь постою, – перед нами вырос здоровенный африканец. Он жестом пригласил маму в открытую дверь. – Мое мьесто возле окна.
Предложение было заманчивым. Папа одобрительно кивнул. Мама привстала, взяла меня за руку и прошла к купе. Оно было европейского образца: шесть просторных кресел, три напротив трех. У окна было одно пустое место, остальные пять занимали шумные немцы, которые поставили посередине чемодан и играли на нем в карты.
– Я туда не пойду, там одни мужики! – запротестовала мама. – Пацана вот возьмите. Пусть поспит.
Я был уверен, что немцы меня совершенно точно украдут, а родители меня обязательно тут забудут, но послушно зашел в купе вместе с африканцем: было неудобно отказывать в просьбе представителю угнетенных народов. А еще хотелось поспать. Немцы пропустили нас к окну, не несколько секунд убрав свой чемодан и понизив громкость разговора. Африканец сел у окна и посадил меня рядом. Он скомкал свою куртку, сделав из нее подобие подушки, на которую я уложил свою гудящую от усталости голову.
– Как тьебя зовут? – спросил африканец.
– Мьеня зовут Вьитя, – ответил я, решив, что так ему будет более понятно. –
– Мьеня зовут Патрик. Йеду из Москви домой в Сьеньегал. В Каолак жьивет моя сьемья. Мой дом рьядом с рьекой Салум. Прьизжай в гости!
«Откуда в Африке реки? Там же джунгли, львы, обезьяны и страшная жара», – подумал я, проваливаясь в сон.
Поезд качался, немцы шумели, я дрых. Во сне время пролетает быстро. Казалось бы, только уснул, а тут тебя уже будит звук женской перепалки. Я открыл глаза. Немцев и африканца в купе уже не было, вместо них с чемоданами в ногах сидел папа.
– Час назад проехали границу. Подъезжаем к Берлину. Уже скоро, – от всей души зевнув, сказал папа.
– А там кто ругается? – я показал в коридор.
– Выяснилось, что ленинградские вагоны, воспетые в легендах сладкоголосых брестских кассиров, все-таки есть. Но их вчера забыли открыть. Из-за этих му… мурзилок мы всю ночь в коридоре проторчали. Сейчас с ними мама и другие женщины ругаются, да только что теперь толку. Мы уже почти на месте.
За окном потянулись городские кварталы. Тот Берлин, который я сейчас наблюдал, сильно отличался от города, который я видел в кино про войну. Для начала, он был цветным, что само по себе уже было неплохо. Мы въехали в город солнечным утром, когда по бирюзово-голубому небу бежали ярко-белые взлохмаченные облака. На зданиях мелькали непривычные триколоры черно-красно-желтого цвета с молотком и циркулем посередине.
– Ну вот, посмотрим, где жили наши немецкие предки, – сказал папа, который наполовину был «германцем».
– Они были из Берлина? Фашисты?
– Нет, – рассмеялся папа. – Наши немецкие предки не были никакими фашистами. Они попали в Россию еще во времена императрицы Екатерины Великой. Их называли немецкими колонистами. Потом во время войны их сослали в Казахстан. Там немецкий дедушка встретил русскую бабушку. Так появился я. Не переживай, твои предки – вполне порядочные люди. Если подумать, потомки колонистов прожили в России и Союзе больше двухсот лет. У них кроме фамилии уже ничего немецкого не осталось. Разве что аккуратные не в меру…
В дверях появилась мама.
– Подъезжаем к вокзалу. Давайте выдвигаться.
– Яволь, майн фрау фюрер, – ответил папа.
Берлин – Хальберштадт
Оказалось, что в Берлине мы проездом. Согласно инструкции, выданной дядей, надо было купить билеты до Магдебурга, а оттуда ехать в Хальберштадт. Достав русско-немецкий разговорник, мы двинулись искать кассы.
Вообще, в процессе поездки оказалось, что лучшие друзья советских туристов – это африканцы. Во-первых, они поголовно понимали русский язык, так как все были студентами или выпускниками московских и ленинградских вузов. Во-вторых, их было легко найти. Серьезно, не будешь же тормозить каждого европейца, спрашивая, знает ли он великий и могучий. Это долгая история с непредсказуемым результатом. А вот увидел в толпе смуглое лицо с кучерявой прической – сразу иди к нему на консультацию. В итоге, два улыбчивых парня из Сомали, которые учились в СССР на врачей, помогли нам найти кассы, купить билеты и даже отвели к перрону. Они звали нас в гости в Могадишо, но мы с благодарностью отказались, так как нам было немного не по пути.