Жизнеописание оболтуса
Шрифт:
– Давай! Здравствуйте, у вас есть в наличии газета «Правда»?
– «Правду» уже продали. Есть только сборник речей Михаила Горбачева.
Львов
Во Львове наше семейство провело примерно неделю. Тремя семьями мы бродили по этому удивительному древнему городу, любовались старинными зданиями и грозными крепостями. В местном магазине нам с братом купили две пластиковые шпаги, и мы на какое-то время оставили ряды советских разведчиков, поступив на службу в полк мушкетеров. По улицам мы ходили со своим новым оружием, засунув его за пояс.
– Здесь снимали фильм
Мы с братом переглянулись. Руки сами потянулись за шпагами.
– Слушай, мы просто обязаны устроить поединок в этом легендарном месте! – шепнул Димка.
– Точно! Я вызываю тебя на дуэль! Кстати, а как бы Дюма описал эту сцену? Солнце стояло в зените. Его лучи заливали мощеную улицу древнего города. Два непримиримых врага готовы были схлестнуться в смертоносном поединке. Первый – злой и неприятный, задира, грубиян, хулиган, забияка и кондотьер, долговязый, прыщавый и в очках – гвардеец кардинала де Дюмон.
– Что за отвратительное описание? И почему я опять гвардеец кардинала? Сколько можно? Я ни разу еще не был мушкетером, – возмущается Димка.
– Младшим надо уступать, а то я твоей маме пожалуюсь, – отвечаю я.
Что ж, надо отметить, что мастерством дискуссий, манипуляций и дворцовых интриг я владею не хуже, чем шпагой. Димка расстраивается: ему вечно приходится исполнять роль злодеев.
Лицо де Дюмона перекошено злобой из-за того, что он попал в полк гвардейцев не по своей воле. Он старше, больше и опытней своего оппонента. Но у него есть и слабые стороны. За последний год он сильно «вымахал» и стал слегка неуклюжим подростком, не успевшим привыкнуть к своим длинным рукам и ногам. Его противник – мушкетер и маркиз де Витёк. Он молод, весьма проворен и чертовски красив (так говорит его мама). Благородный де Витёк никогда первым не затевает драку, но всегда даст ответ любому наглецу. Конечно, мушкетер не столь опытен, как его престарелый противник, но он чертовски быстр, гибок и напорист.
– Как престарелый? Мне только двенадцать лет! Может, хватит уже хвастаться? – улыбается брат. – Начнем схватку, месье?
Противники испепеляюще смотрят друг другу в глаза. Их хищные пластиковые клинки, инкрустированные штампованными рубинами, готовы в любой миг схлестнуться, издавая неприятный щелкающий звук, предвещающий быструю погибель. На острие каждой шпаги надета специальная крышечка, чтобы не травмировать глаза оппонента. Она постоянно сваливается, поэтому примотана синей изолентой, делая оружие еще более эффектным и элегантным.
Расчетливый де Дюмон мог бы одолеть противника, но он знает, что если периодически не поддаваться, то де Витёк побежит жаловаться в королевский дворец, ведь у него там есть могущественные покровители. А это грозит очередным неприятным разговором и опалой без получения мороженого. Что ж, ставки сделаны!
– Тысяча чертей! Каналья! – кричу я и нападаю на брата.
– Щенок! – орет Димка, парируя мой выпад.
Дуэлянты дрались, как разъяренные тигры. Многоопытный и длиннорукий де Дюмон не без труда отбивался, а верткий де Витёк отчаянно атаковал, не в силах преодолеть оборону своего визави. Напряжение нарастало. С бретеров лился пот. Де Дюмон размышлял, стоит ли ему в этот раз выиграть или надо снова поддаться. Внезапно поединок был бесцеремонно прерван вербальным распоряжением из дворца.
– Вы что, обалдели? Орете и деретесь в центре города! Опозорить
Поединок окончен. Противники прячут шпаги и понуро идут дальше. Что ж, настроение монархов переменчиво. Сначала они вручают тебе грозное орудие убийства и защиты своей чести, купив его в магазине игрушек. А потом они же неожиданно запрещают публичные дуэли, скрепив свой запрет официальными подзатыльниками.
Де Дюмон и де Витёк привыкли к этим придворным интригам и хитросплетениям судьбы: они повержены, но не сломлены. «Се ля ви, шерше ля фам», – думают отважные бойцы, надеясь на то, что удача снова повернется к ним лицом, пусть даже двадцать лет спустя.
Все прогулки дядя снимал на небольшую кинокамеру. Поужинав, мы гурьбой садились перед стенкой с белой простынею, а дядя показывал киноотчет о наших гуляниях. Вот такой уютный ютубчик только для своих. В его хронику даже попала наша схватка с братом. Со стороны она выглядела не столь эпично и зрелищно, как мы себе ее представляли: на экране две макаки разного роста размахивали друг перед другом палками. Спать мы ложимся расстроенные.
Для детей выделена одна спальня, там нас набилось пять человек: я, брат, сестра и еще двое Круасановых младших – сын и дочь начального школьного возраста. По обыкновению мы лежим и болтаем перед сном.
– А у нас мама с папой часто ругаются, – грустно шепчут младшие Круасановы. – Хотят развестись.
– Наши тоже, – говорят брат с сестрой.
– И мои, – присоединяюсь я.
– Видимо, желание разойтись – это естественное состояние женатых людей, – резюмирует многоопытный и склонный к философии Димка.
– А еще мама говорит, что все папины родственники – алкоголики. А кто это? – шепчут Круасановы.
– У обычных людей есть деньги не только на водку. А у алкоголиков есть деньги только на водку. Так моя мама говорила, – вставляю свои пять копеек.
– Непонятно, – вздыхают неудовлетворенные ответом собеседники.
– А я недавно выпил водки! – шокирует всех Димка. – По ошибке. Когда у папиных знакомых свадьба в ресторане была. Думал, в стакане вода, а там оказалась такая жгучая и горькая водка. Я чуть не задохнулся. Вспомнил, что надо обязательно огурчиком ее заедать. Начал искать. Хорошо, что недалеко на столе стояла тарелка с малосольными огурцами. Вот я и схватил один.
– Ну и как? Помогло?
– С огурчиком пойдет! Но сама водка противная.
Так за разговорами мы засыпали безмятежным сном, чтобы утром продолжить беззаботные игры и забавы.
Несмотря на то, что все в моей жизни было хорошо и спокойно, во время путешествия я почувствовал, что в стране происходит что-то неладное и зловещее. Вечерами взрослые подолгу засиживались на кухне, что-то горячо обсуждали и спорили. Чернобыль, Афганистан, националисты, беспорядки в Алма-Ате, Тбилиси и Сухуми, страшный взрыв в Уфе, Ельцин, митинг в Москве, забастовки шахтеров – эти непонятные, но одновременно пугающие слова нередко доносились до моих ушей. Все чаще можно было услышать слово «душераздирающий», которым можно было описать те или иные события. С другой стороны, взрослые с удовольствием слушали записи Задорнова и Хазанова, которые смешно рассказывали, как все глупо и бестолково устроено в Советском Союзе. Все это сильно контрастировало с тем, чему нас учили в школе и что показывали по телевизору.