Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
Джованфранческо научился у Леонардо многому и в особенности тому, как делать лошадей: ему очень нравилось лепить их из глины и из воска в виде круглых скульптур или барельефов всевозможными манерами; некоторых из них можно увидеть и в нашей Книге, и они нарисованы так хорошо, что могут служить доказательством способностей и мастерства Джованфранческо, который умел писать и красками и написал несколько толковых картин, несмотря на то, что главным его занятием была скульптура. Одно время он жил на Виа-де'Мартелли и весьма подружился со всеми членами семейства Мартелли, в котором всегда были люди весьма достойные и стоящие; и в особенности сблизился он с Пьеро, для которого слепил несколько фигурок и среди прочих Богоматерь с младенцем на руках, восседающую на небесах среди херувимов; позднее он написал подобную же большую картину маслом с гирляндой херувимов, венчающей ее, как короной.
Когда же во Флоренцию возвратилось семейство Медичи, о Рустичи узнал кардинал Джованни через отца своего Лоренцо и принял его весьма благосклонно. Но так как придворная жизнь ему не нравилась и была противна его искреннему и спокойному характеру, чуждому зависти и тщеславия, он решил вести жизнь уединенную, почти что философскую, наслаждаясь в тишине спокойствием и миром. Иной раз он и развлекался, проводя время с товарищами по искусству или со знакомыми своими согражданами, не забывая и про работы, которыми занимался, когда приходило желание или выдавался случай.
Так, в 1515 году по случаю прибытия папы Льва во Флоренцию он по просьбе Андреа дель Сарто, близкого своего друга, сделал несколько статуй, которые были признаны прекраснейшими и так понравились кардиналу Джулио Медичи, что он заказал ему для завершения фонтана, что на большом дворе палаццо Медичи, бронзового Меркурия, высотой около локтя; он стоит обнаженный на шаре, собираясь улететь, в руках же у него орудие, вращающееся извергаемой вверх водой, а через отверстие в ноге трубка проходит через торс, вода же, дойдя до рта фигуры, ударяет в это орудие с четырьмя листочками, прикрепленными в равновесии в виде бабочки, и заставляет его вращаться. Фигура эта хоть и малая, как я сказал, получила одобрение большое. Вскоре после этого тому же кардиналу Джованфранческо вылепил модель бронзового Давида, похожего на Давида Донато, выполненного для великолепного Козимо Старшего, о чем говорилось раньше, для постановки в первом дворе, откуда тот был убран; модель эта очень понравилась, но из-за некоторой своей медлительности из бронзы Джованфранческо так ее и не отлил. Во двор был поставлен мраморный Орфей Бандинелло, а глиняный Давид Рустичи хоть и был вещью весьма редкостной, к величайшему сожалению, погиб. В большом тондо Джованфранческо сделал полурельефом Благовещение в прекраснейшей перспективе; в работе этой ему помогали живописец Рафаэлло Белло и Никколо Соджи, и, отлитая из бронзы, она была такой редкостной красоты, что лучше не увидишь. Работа эта была отослана испанскому королю. После этого в другом подобном же мраморном тондо он выполнил Богоматерь с младенцем на руках и со св. Иоанном Крестителем-ребенком; оно было помещено в первую залу магистрата консулов цеха Пор Санта Мариа.
Работами этими Джованфранческо завоевал большую известность, и когда консулы Купеческого цеха решили убрать мраморные фигуры, стоявшие над тремя дверями храма Сан Джованни, поставленные, как говорилось раньше, в 1240 году, они заказали другие Контуччи Сансовино, которые должны были стоять вместо старых над дверями, выходящими к Мизерикордии; Рустичи же они заказали те, которые хотели поставить над дверями, выходящими к каноникату храма; он должен был сделать три бронзовые фигуры в четыре локтя каждая, совершенно такие же, какими были старые, а именно проповедующего св. Иоанна между фарисеем и левитом. Работа эта пришлась Джованфранческо очень по вкусу, так как приходилось выполнять ее для места столь важного и знаменитого и притом в соревновании с Андреа Контуччи. Он приступил к ней тотчас же и вылепил небольшую модель, которая превзошла по качеству самое работу, так как вложил в нее все внимание и старательность, каких требовала подобная работа. Когда он ее закончил, она была признана во всех подробностях самой лучшей по замыслу и наиболее ладной из всех подобных, выполнявшихся ранее: ибо фигуры эти по работе отличались полным совершенством, а по виду грацией и бравурой ужасными. Равным образом и обнаженные руки и ноги были выполнены с отличнейшим пониманием и соединялись в сочленениях так превосходно, что сделать лучше было бы невозможно, не говоря уже о кистях рук и ступнях ног. А какие изящные позы, какая героическая суровость в выражении лиц! Когда Джованфранческо лепил из глины эти фигуры, он не позволял быть там никому, кроме Леонардо да Винчи, который был с ним и когда он готовил формы, и когда укреплял их железом, одним словом, не отходил от него ни на шаг до самого литья статуй, и потому кое-кто предполагает, не зная ничего, впрочем, точно, что Леонардо приложил там руку или, уж во всяком случае, помогал своим советом или добрым суждением. Статуи эти, самые совершенные и наилучшие, задуманные из всех бронзовых статуй, когда-либо выполнявшихся современными мастерами, выливались по три раза и отчищались в упомянутом доме, где Джованфранческо жил на Виа де Мартелли; там же делались и мраморные украшения вокруг св. Иоанна с двумя колоннами, карнизами и гербом Купеческого цеха. А рядом со св. Иоанном, фигура которого жива и подвижна, стоит превосходно выполненный лысый толстяк, подбоченясь правой рукой с обнаженным плечом; левой же рукой он держит перед глазами лист бумаги и, заложив левую ногу на правую, со внимательнейшим видом собирается отвечать св. Иоанну; одет же он в два рода одежды: легкая, надетая на голое тело, изящно его облегает, сверху же накинут более толстый плащ с весьма легко и искусно падающими складками. Не хуже и фарисей: поглаживая правой рукой бороду, он с важным видом отклонился несколько назад, будто дивясь словам Иоанна.
Когда Рустичи был занят этой работой, ему надоело выпрашивать каждый день деньги у названных консулов либо у их служащих: они иногда менялись, и часто среди них бывали люди, которые плохо разбирались и в самих талантах, и в ценности их произведений, и поэтому, чтобы закончить работу, пришлось ему продать свое доставшееся ему по наследству поместье неподалеку от Флоренции, в Сан Марко Веккьо. И, несмотря на все свои труды, старания и расходы, консулы и его сограждане вознаградили его плохо, и в особенности потому, что один из Ридольфи, возглавлявший названный цех, из особой неприязни к Рустичи, может быть, потому, что тот недостаточно почтительно к нему относился или, может быть, не позволял смотреть на его работу, когда ему этого хотелось, всегда и во всем ему перечил. И то, что Джованфранческо должно было пойти во славу, обернулось, наоборот, ему в ущерб. Ибо в то время как он заслуживал уважения не только как благородный гражданин, но и как человек талантливый, то, что он был превосходным художником, в глазах невежд и глупцов лишало его и тех достоинств, которыми он обладал и по благородному своему происхождению.
Когда же пришло время оценки работы Джованфранческо, он со своей стороны пригласил Микеланджело Буонарроти, магистрат же, по настоянию Ридольфи, пригласил Баччо д'Аньоло. Рустичи был огорчен этим и заявил членам магистрата на приеме, что ему кажется чрезвычайно странным то, что деревообделочник будет выносить суждение о работе скульптора, ведь это не случка быков с коровами. Ридольфи ответил, что и это слишком еще хорошо, и назвал Джованфранческо гордецом и наглецом. Но хуже было то, что работа, которая стоила не менее двух тысяч скудо, была оценена магистратом в пятьсот, да и эти деньги были выплачены не сразу, а было уплачено при посредничестве кардинала Джулио Медичи только четыреста.
Увидя такую несправедливость, Джованфранческо совсем было отчаялся и удалился, решив никогда больше не иметь дел ни с магистратом, ни там, где он зависел бы от одного из сограждан или вообще от одного какого-либо человека. Так и жил он сам по себе, ведя уединенную жизнь в помещении Сапиенцы возле братьев-сервитов, и кое-что делал для времяпровождения, дабы не пребывать в праздности, а сверх того растрачивал жизнь и деньги, пытаясь заморозить ртуть, вместе с другим таким же умником по имени Рафаэлло Бальони. На картине длиной в три и высотой в два локтя Джованфранческо написал маслом Обращение св. Павла с многочисленными воинами названного святого на лошадях разных мастей в красивых и разнообразных положениях и перспективных сокращениях; живописная работа эта вместе со многими другими его же вещами находится теперь у наследников упоминавшегося выше Пьеро Мартелли, которому он ее подарил. На небольшой картине он изобразил охоту с многочисленными и разнообразными животными. Эта своеобразная и красивая живописная работа принадлежит ныне Лоренцо Боргини, который ее очень ценит, поскольку имеет большую склонность к произведениям наших искусств.
Для монахинь св. Лучии на Виа ди Сан Галло он вылепил из глины полурельефом Явление Христа в саду Марии Магдалине; работа эта, покрытая позднее Джованни делла Роббиа глазурью, была поставлена на алтарь церкви названных сестер в обрамлении из мачиньо. Для Якопо Сальвиати старшего, ближайшего своего друга, он сделал прекраснейшее мраморное тондо с Богоматерью для капеллы при дворце, что над мостом у Бадии, и там же кругом во дворце многочисленные тондо с терракотовыми фигурами и другими прекраснейшими украшениями, большая часть которых, если не все, была уничтожена солдатами в дни осады, когда дворец был подожжен противниками Медичи. А так как Джованфранческо очень любил эти места, он ходил туда иногда из Флоренции: выйдя из города, он накидывал на плечи плащ и прогуливался, мечтая в одиночестве, и не спеша доходил до самого дворца. И вот как-то во время одной из прогулок стало ему жарко, и он спрятал плащ в кустах, в каких-то там колючках, и вспомнил об этом уже после того, как провел во дворце двое суток. Он тогда послал за плащом одного из своих людей, и когда увидел, что тот нашел его, воскликнул: «Этот мир слишком хорош, долго он не просуществует!»
Джованфранческо был человеком в высшей степени добрым и особенно был благосклонным к беднякам: ни одного не отпускал от себя не утешив и, храня деньги в корзинке, сколько бы там их ни было, много или мало, давал по возможности каждому у него просившему. Однажды он увидел, как один нищий, часто просивший у него милостыни, все ходит возле этой корзинки и, думая, что его никто не слышит, повторяет: «Боже ты мой, если бы принес я в свою каморку все, что в этой корзинке, все дела свои я бы обделал!» Наблюдавший за ним Джованфранческо, услышав эти слова, сказал: «Ну, иди сюда, и пусть будет по-твоему». И, высыпав в полу его накидки всю корзинку, он добавил: «Ступай с богом». А вскоре после этого он послал за деньгами к приятелю своему Никколо Буони, который ведал всеми его делами: Никколо этот вел учет его урожая и денег из Монте и, продавая иногда его вещи и по договоренности с Рустичи, он обычно выдавал ему еженедельно определенную сумму денег, которую Джованфранческо прятал затем в ящик письменного стола, и пользовался ею, вынимая по мере надобности для необходимых домашних расходов.
Возвратимся, однако, к его работам. Изготовил Джованфранческо прекраснейшее деревянное распятие с Христом с живого человека для отправления во Францию, однако оно осталось у Никколо Буони вместе с другими его вещами, барельефами и рисунками, которые и теперь у него, после того как он уехал из Флоренции, где помещение, в котором он жил, показалось ему неподходящим и он решил изменить и местожительство свое и судьбу. Для герцога Джулиано, благосклонностью которого он постоянно пользовался, он вылил из бронзы полурельефную его голову в профиль; вещь эта, признанная в своем роде единственной, находится в доме мессера Алессандро, сына мессера Оттавиано деи Медичи.