Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих
Шрифт:
и так далее.
Наконец, отличнейший этот художник послал королю католическому Тайную вечерю, написанную на холсте длиной в семь локтей, произведение исключительной красоты.
Помимо всех упомянутых вещей и многих других меньшего значения, созданных этим человеком, которые я для краткости опускаю, у него в доме находятся нижеследующие произведения, только начатые и набросанные: Мучение св. Лаврентия, подобное уже упомянутому, которое он намеревается послать королю католическому; большой холст для Джованни д'Анна с Христом на кресте, разбойниками и воинами у подножия креста; картина для дожа Гримани, отца патриарха аквилейского; для залы большого дворца в Бреши три больших начатых холста, которые должны быть включены в орнамент потолка, как уже было упомянуто в связи с Кристофано и его братом, брешианскими живописцами.
Точно так же несколько лет тому назад он начал для феррарского герцога Альфонсо I обнаженную юную женщину, которая склоняется к Минерве, рядом с другой фигурой, а вдали — море и Нептун на своей колеснице; однако за смертью этого властителя, для которого он написал эту вещь, согласно его заказу, картина осталась неоконченной на руках у Тициана. Далее, он значительно продвинул, но не закончил картину, на которой Христос является Марии Магдалине в саду в образе садовника; фигуры написаны в натуральную величину, точно так же, как на другой картине такого же размера, где изображено положение во гроб, в присутствии Богоматери и других Марий; и еще картина с изображением Мадонны — одна из лучших вещей, находящихся в его доме, а также, как уже сказано, прекрасный и очень похожий автопортрет, законченный года четыре тому назад, и, наконец, полуфигура читающего св. Павла, которая действительно кажется исполненной святого духа.
Все это, говорю я, и многое другое, о чем я умалчиваю, дабы не утомлять читателя, было создано Тицианом до того, как он достиг возраста приблизительно семидесяти пяти лет. Более чем кто-либо из равных ему Тициан пользовался исключительным здоровьем и удачами, от неба он не получал ничего, кроме счастья и благополучия. Не было такого правителя, ученого или знатного лица, который, побывав или поживши в Венеции, не посетил бы его дома, ибо он, помимо своего исключительного художественного дарования, был обаятельным человеком, вежливым и изысканным в обращении и манерах. Он имел в Венеции целый ряд соперников, однако не очень значительных, так что он легко побеждал их силой своего искусства и своим умением приобретать и сохранять расположение знатных особ. Зарабатывал он много, так как ему очень хорошо платили за его вещи, однако было бы лучше, если бы он в эти последние годы работал не иначе как для собственного развлечения, чтобы не лишиться, благодаря худшим вещам, той репутации, которую он приобрел себе в лучшие годы, когда талант его еще не был на склоне и не тяготел еще к менее совершенному. Когда Вазари, автор настоящей истории, был в Венеции в 1566 году, он посетил Тициана, как своего лучшего друга, и нашел его, несмотря на его большую старость, за работой с кистями в руках; от его произведений и от беседы с ним он получил большое удовольствие, и Тициан познакомил его со своим другом Джан Мариа Вердецотти, венецианским дворянином, благородным юношей, очень вдумчивым рисовальщиком и живописцем, как он это и обнаружил в целом ряде прекраснейших пейзажей, им исполненных. Он получил от Тициана, которого любит и почитает как отца, две фигуры в нишах — Аполлона и Диану, написанных маслом.
Итак, Тициан, украсивший не только Венецию, но и всю Италию и другие части света совершеннейшими творениями живописи, заслуживает того, чтобы художники его любили и почитали и во многом перед ним преклонялись и ему подражали, так как он создал и продолжает создавать произведения, которые достойны бесконечной хвалы и которые будут жить ровно столько же, сколько может жить память о знаменитых людях. Между тем, хотя многие и состояли в обучении у Тициана, все же не велико число тех, кого по праву можно было бы назвать его учениками, так как сам он преподавал немного, но каждый из них в большей или меньшей степени научился лишь тому, что он сумел почерпнуть из произведений, созданных Тицианом.
В числе прочих при нем состоял некий Джованни Фламандец, который оказался весьма хваленым мастером малых и больших фигур, а также удивительным портретистом, как это можно увидеть в Неаполе, где он прожил некоторое время и где он в конце концов и умер. Ему же принадлежат, и честь ему и хвала за это на все времена, анатомические рисунки, которые превосходнейший Андреа Везалио отдал в гравировку и опубликовал в своих сочинениях.
Однако больше всех подражал Тициану Парис Бордоне. Он родился в Тревизо от отца тревизанца и матери венецианки и восьми лет был отправлен к родственникам в Венецию. Там, научившись грамоте и сделавшись отличнейшим музыкантом, он поступил к Тициану, но провел с ним не много лет, увидев, что этот человек не очень-то склонен преподавать молодым своим ученикам, даже тогда, когда они настоятельно его об этом просят. Не получив от него ничего, кроме пожелания терпения и доброго здоровья, он решил покинуть Тициана, бесконечно сожалея о том, что как раз в эти дни умер Джорджоне, манера которого ему очень нравилась, а больше всего потому, что о Джорджоне шла молва, что он с любовью, хорошо и охотно преподает свое мастерство. Делать было нечего, но Парис все-таки решил во что бы то ни стало следовать манере Джорджоне. И вот, взявшись за дело и занявшись копированием произведений Джорджоне, он достиг отличной репутации, так что уже в возрасте восемнадцати лет он получил заказ на алтарный образ для церкви братьев-миноритов Сан Никколо. Услыхав об этом, Тициан всеми силами и пользуясь своими связями добился того, что вырвал у него этот заказ из рук, то ли чтобы помешать ему раньше времени показать свое умение, то ли просто движимый жаждой заработка. Когда же после этого Париса вызвали в Виченцу для написания фреской истории на площади в лоджии, где разбираются судебные дела, рядом с уже написанной Тицианом историей Соломонова суда, он охотно туда отправился и написал там историю Ноя и его сыновей, которая по тщательности исполнения и по владению рисунком почиталась произведением толковым и не менее красивым, чем работа Тициана, в то время как всякий, кто не знает, в чем дело, считает обе фрески написанными одной и той же рукой. Вернувшись в Венецию, Парис написал фреской несколько обнаженных фигур при входе на мост Риальто, по образцу которых ему была поручена роспись на фасадах нескольких домов в Венеции. Когда же его пригласили в Тревизо, он там точно так же расписал несколько фасадов и выполнил другие работы, в частности много портретов, которые очень понравились, а именно портреты: великолепного мессера Альберто Униго, мессера Марко Серавалле, мессера Франческо де Куер и монсиньора Альберта, каноника Ровера. В городском соборе он написал алтарный образ в трансепте этой церкви, который по предложению синьора викария изображал Рождество Христово и рядом его Воскресение. В церкви Сан Франческо он для кавалера Ровере написал другой образ и еще один в церкви Сант Джироламо, а также и в церкви Оньисанти, где изображены многие святые мужи и жены, очень красивые и разнообразные по выражению лиц, позам и одеждам. Другой алтарный образ он написал в церкви Сан Лоренцо, а в церкви Сан Паоло расписал три капеллы, в большей из которых он изобразил воскресающего Спасителя в натуральную величину, в окружении целого сонма ангелов, в другой — нескольких святых, также в окружении ангелов, а в третьей — Иисуса Христа на облаках с Богоматерью, представляющей ему св. Доминика. Все эти вещи заслужили ему известность человека достойного и своему родному городу преданного.
В самой же Венеции, где он жил почти безвыездно, он в разное время создал много произведений, из которых, однако, самым прекрасным, самым значительным и самым похвальным была история, написанная им в скуоле св. Марка, что в приходе Санти Джованни э Паоло, и изображающая, как пресловутый рыбак передает венецианской Синьории кольцо св. Марка, в помещении, отличающимся великолепнейшим перспективным построением, где заседает сенат во главе с дожем и где в числе сенаторов мы видим множество портретов, написанных с натуры, очень живых и необыкновенно хорошо исполненных. Красота этого произведения, столь отлично написанного фреской и в цвете, была причиной того, что к нему стали обращаться многие венецианские дворяне. Так, в большом доме семейства Фоскари в приходе Санта Барнаба он выполнил много стенных и станковых картин, в том числе Сошествие Христа во ад, откуда он выводит праотцов, — произведение, считающееся исключительным. В церкви Сан Джоббе на канале Рейо он написал прекраснейший алтарный образ, равно как и в церквах Сан Джованни ин Брагола, Санта Мариа делла Челесте и Санта Марина.
Однако, зная, что всякий, кто хочет получить заказ в Венеции, должен уж очень выслуживаться то перед тем, то перед другим, и будучи от природы человеком спокойным и чуждым такого рода поведения, Парис решил в любом предоставившемся ему случае отправиться за границу, чтобы работать над теми вещами, которые предложит ему сама судьба, вместо того чтобы быть вынужденным их выклянчивать. Поэтому, воспользовавшись удобным случаем, он в 1538 году перебрался во Францию на службу к королю Франциску и написал для него много женских портретов и всяких других живописных картин и в то же время выполнил для монсиньора Гиза прекраснейшую церковную картину, а также светскую с изображением Венеры и Купидона. Для кардинала Лотарингского он написал «Се человек», Юпитера с Ио и много других вещей.
Польскому королю он послал картину, которую признали великолепнейшим произведением и на которой был изображен Юпитер с нимфой. Две другие прекраснейшие картины он отправил во Фландрию. На одной из них была изображена св. Мария Магдалина в пустыне с несколькими ангелами, а на другой — Диана, купающаяся в ручье вместе со своими нимфами. Обе картины ему заказал миланец Кандиано, врач королевы Марии, который хотел подарить их Ее Высочеству. В Аугсбурге, в доме семьи Фуггеров, он написал для украшения их дворца много вещей, в высшей степени значительных, на сумму в три тысячи скудо. В том же городе для семьи Принеров, видных местных людей, — огромную картину, в которой он построил перспективное изображение всех пяти архитектурных ордеров и которая была очень хороша, а также другую, светскую картину, находящуюся у кардинала этого города. В Креме, в церкви Сант Агостино, — два алтарных образа, на одном из которых есть портрет синьора Джулио Манфроне, изображенного в облике св. Георгия в доспехах. Он же выполнил много хваленых вещей в Чивитале ди Беллуно, в особенности алтарный образ в церкви Санта Мариа, и другой в церкви Сан Джузеппе, оба — великолепны. Синьору Оттавиано Гримальдо он послал в Геную его портрет в натуральную величину, очень живой и отлично написанный, а вместе с портретом и другую картину такого же размера, но с изображением женщины, крайне любострастной. Отправившись после этого в Милан, Парис написал в церкви Сан Чельсо алтарный образ на дереве: несколько парящих фигур с великолепнейшим пейзажем внизу, как говорят, по настоянию синьора Карло из Рима, во дворце которого он выполнил маслом две большие картины, на одной — Венеру и Марса в сетях Вулкана, а на другой царя Давида, подглядывающего, как служанки купают Вирсавию в водоеме, а также — портрет этого синьора и портрет синьоры Паулы Висконти, его супруги, не говоря о нескольких небольших, но великолепнейших пейзажах. За это время он написал также много басен по Овидию для маркиза д'Асторга, который увез их с собою в Испанию. Равным образом и для синьора Томмазо Марини он написал много вещей, упоминания не стоящих.
О Парисе нами сказано достаточно. Ему сейчас семьдесят пять лет, он спокойно живет у себя дома и работает для своего удовольствия, выполняя просьбы кое-кого из знати или иных своих друзей и опасаясь соперничества и суетного тщеславия, во избежание обид и для того, чтобы те, кто (как он говорит) следует не по праведному пути, но коварно и ни с кем не считаясь выбирает окольные дороги, не нарушали его безмятежного и мирного существования, так как все его помыслы направлены на то, чтобы жить попросту и по доброте душевной, данной ему от природы, а изощряться в жизни или хитрить он не умеет. В последнее время он закончил великолепнейшую картину для герцогини Савойской с изображением Венеры и Купидона, спящих под охраной слуги, и выполненных так хорошо, что не нахвалишься.
Я не могу, однако, умолчать здесь о том виде живописи, который, почти что всюду оставленный, поддерживается Светлейшим Венецианским сенатом, а именно о мозаике. Поддержкой же этой мы, пожалуй, главным образом обязаны Тициану, который, насколько это от него зависело, неизменно добивался того, чтобы мозаики в Венеции создавались и чтобы мозаичистам оказывалась должная поддержка. Вот почему в соборе Сан Марко и производились различные мозаичные работы, почему почти что полностью восстановлены в нем старые мозаики и почему этот вид живописи доведен до возможного совершенства, не в пример тому, чем он был во Флоренции и в Риме во времена Джотто, Алессио Бальдовинетти, Гирландайо и миниатюриста Герардо. Ведь все, что сделано за последнее время в этой области в Венеции, восходит к рисункам Тициана и других выдающихся живописцев, которые заготовляли рисунки и цветочные картоны с тем, чтобы мозаичные работы достигали того совершенства, которого, как мы видим, достигают мозаики в портике собора Сан Марко, где в очень красивой нише находится Суд Соломона, настолько прекрасный, что действительно лучшим образом в цвете и не сделаешь.