Жизни Кристофера Чанта
Шрифт:
– Э… гм! – произнес Кристофер позади него.
Флавиан развернулся так, словно Кристофер ударил его в спину ножом.
– Просто тренировался в практической магии, Флавиан, – громко произнес Кристофер со всей доступной ему легкомысленностью.
Доносившиеся из пустоты спотыкающиеся звуки прекратились. Богиня поняла, что здесь Флавиан. Но надо еще убрать ее отсюда.
– О. Правда? Хорошо, – сказал Флавиан. – В таком случае, сожалею, что вынужден прервать, но Габриэль говорит, я должен позаниматься с тобой сейчас, поскольку завтра меня не будет. Он хочет, чтобы весь персонал Замка отправился за Тенью.
Пока Флавиан
– Я люблю практиковаться в одиночестве, – сказал он Флавиану.
Флавиан бросил на него быстрый взгляд:
– Пошли в классную комнату.
Только когда они уже шли по коридору, до Кристофера дошел смысл слов Флавиана.
– Вы все завтра отправляетесь за Тенью?
– Если сможем схватить его. После того, как ты ушел, Мордехай раскололся достаточно, чтобы дать нам несколько имен и адресов. Мы думаем, он говорил правду, – Флавиан вздохнул. – Я бы с нетерпением ждал того момента, когда мы изловим их, вот только никак не могу смириться с тем, что Мордехай оказался одним из них!
«А что насчет мамы?» – встревожился Кристофер. Хотел бы он придумать способ предупредить ее, но он не имел ни малейшего представления, где она жила в Кенсингтоне.
Они дошли до классной комнаты. В тот момент, когда они вошли, Кристофер понял, что снял невидимость только со своей комнаты, но не с Богини и котенка. Он мысленно поискал, пытаясь обнаружить ее в башенной комнате – или где-нибудь еще – и снова сделать видимой. Но куда бы он ее ни отправил, похоже, она находилась слишком далеко для него. В результате он не слышал ни одного слова Флавиана в течение по меньшей мере двадцати минут.
– Я говорил, – с нажимом произнес Флавиан – явно уже не в первый раз, – что ты кажешься немного рассеянным.
– Я думал, что теперь будет с Та… Мордехаем Робертсом, – поспешно сказал Кристофер.
– Тюрьма, полагаю, – грустно ответил Флавиан. – На многие годы.
– Но им ведь придется создать особую тюрьму для его духа, чтобы он не сбежал, так? – спросил Кристофер.
К его удивлению, Флавиан взорвался:
– Именно такого идиотского, легкомысленного и бесчувственного замечания и стоило от тебя ожидать! – закричал он. – Из всех бессердечных, самодовольных, высокомерных маленьких паршивцев, что я когда-либо встречал, ты худший! Иногда я думаю, у тебя вовсе нет души – только связка бесполезных жизней!
Кристофер уставился на обычно бледное лицо Флавиана, порозовевшее от гнева, и попытался возразить, что он не намеревался быть бесчувственным. Он лишь хотел сказать, что достаточно сложно удержать в тюрьме спирита. Но начав говорить, Флавиан уже не мог остановиться.
– Похоже,
Кристофер и не подозревал, что окружающие видят его в таком свете. Он был поражен. «Что со мной случилось? – подумал он. – Я же хороший на самом деле!» Когда он малышом бродил по Везделкам, он всем нравился. Все улыбались ему. Абсолютно незнакомые люди дарили ему вещи. Кристофер понял, что продолжал думать, будто людям достаточно увидеть его, чтобы полюбить, а теперь стало совершенно ясно, что это не так. Он смотрел на тяжело дышавшего и пронзавшего его гневным взглядом Флавиана. Похоже, Кристофер сильно задел его чувства. А он и не знал, что у Флавиана есть чувства, которые можно задеть. И еще хуже становилось от того, что он не собирался шутить насчет Такроя – уж точно не после того, как Такрой целый день лгал в его интересах. Такрой нравился ему. Проблема состояла в том, что он не смел сказать об этом Флавиану. Как не смел сказать, что его мысли почти целиком сосредоточены на Богине. Так что же он мог сказать?
– Мне жаль. Правда жаль, – его голос дрожал от потрясения. – Я не хотел вас обидеть – во всяком случае, не в этот раз. Правда.
– Что ж! – произнес Флавиан. Румянец сошел с его лица. Он откинул стул на задние ножки, продолжая пристально смотреть. – Впервые за всё время я услышал, чтобы ты извинялся – то есть всерьез извинялся. Полагаю, можно считать это некоторым достижением, – он с хлопком вернул стул в обычное положение и встал. – Извини, что вспылил. Но не думаю, что сегодня смогу продолжать урок. Я слишком взволнован. Беги теперь – компенсируем послезавтра.
Кристофер внезапно оказался свободен – и со смешанными чувствами по этому поводу – пойти проверить Богиню. Он поспешил в башенную комнату.
К его громадному облегчению, она была там: окруженная сильным запахом убежавшего молока, она сидела на разноцветных шелковых подушках и кормила котенка из крошечной кукольной бутылочки. Воздух согрелся от разгоревшегося угля. Каменный пол покрывал ковер, на котором теперь со стороны жаровни появилось прожженное пятно. И комната вдруг показалась удивительно домашней.
Богиня встретила его самым неподобающим Богине хихиканьем.
– Ты забыл снова сделать меня видимой! Я никогда не занималась невидимостью, и у меня ушла целая вечность, чтобы снять ее, и всё это время мне пришлось стоять неподвижно, чтобы не наступить на Праудфут. Спасибо за комнату. Чашки очень красивые.
Кристофер тоже хихикнул при виде Богини в его норфолкской куртке и бриджах. Если смотреть только на одежду, можно было принять ее за пухлого мальчика – вроде Онейра, – но если посмотреть на ее грязные босые ступни и длинные волосы, становилось непонятно, кто это вообще.