Жнецы свободы
Шрифт:
– Ной, я хотел… – говорит Трей, глядя при этом на Еву.
Не хочу знать, что он там хотел, поэтому перебиваю:
– Что он с ней сделал?
Брат встречается со мной взглядом и вздыхает.
– Ты уверен, что хочешь это знать?
Уверен ли я? Да, черт возьми! Но, судя по выражению лица Трея, ничего позитивного он не расскажет.
– Да, – заявляю твердо.
Он недолго думает над тем, что мне рассказать, а потом говорит:
– После того, как она успешно прошла процедуру изменения, нас поселили в одну камеру и сделали напарниками. – Трей откидывается на спинку сиденья и складывает руки на груди. – А потом начались тренировки. Ну, ты знаешь, Бишоп и его трость. – Он замолкает и задумчиво поджимает губы. – Она продержалась неделю.
– Неделю? – резко поворачиваю к нему голову.
Никто не выдерживает неделю. Жнецы-новички всегда делились на два типа.
Первые опускались на колени сразу же, как только слышали знаменитую фразу Бишопа.
Вторые, я был в их числе, недоуменно пялились на него, услышав странный приказ, потом терпели избиение тростью до потери сознания. На следующий день приказ выполнялся сразу, терпеть новые побои после вчерашних никто был не в силах.
А эта с виду хрупкая девушка, которую я продолжаю прижимать к себе, продержалась неделю. Не могу решить для себя, что это – смелость или глупость? Хотя скорее – упрямство.
Сердце замирает, а душа рвется на части, когда я представляю, каково ей было в те моменты, когда Бишоп избивал ее, а потом она мучительно долго ждала, пока раны и синяки заживут.
– Да. Сдалась только на восьмой день. – Трей тяжело сглатывает, вижу, как ему тяжело вспоминать произошедшее. – Не думал, что у нее был какой-то план. Она была весьма убедительна, и смогла провести не только меня, но и самого Бишопа. – Брат переводит взгляд на меня. – Ной, она непредсказуема и очень опасна. С ней надо держать ухо востро.
Недоверчиво смотрю на него. За идиота меня держит? Не нужна мне эта псевдозабота.
– Спасибо за совет, но я сам разберусь, как вести себя с ней. Можешь не стараться, я разгадал твой замысел. У тебя ничего не выйдет.
– Не понимаю, о чем ты.
– Она тебе не достанется! – грубо отрезаю, подавляя в себе желание пересесть подальше.
– О, не думаешь ли ты, что она достанется тебе? – насмешливо спрашивает он, чем выводит меня из себя.
Открываю было рот, чтобы в очередной раз ответить грубостью, но меня опережает Кейн, сидящий напротив. Вообще не думал, что он прислушивался к разговору.
– Вы это серьезно? Ведете себя как подростки. Это просто смешно. Может, не стоит устраивать разборки ради того, что не принадлежит вам обоим? Попробуйте спросить мнение самой Евы! – Кейн, как всегда, улыбается, а затем отворачивается.
Безусловно, он прав. Но что бы он ни говорил, даже если у меня нет шансов, Трею она не достанется. Отворачиваюсь от брата, чтобы не продолжать этот бессмысленный разговор.
Вскоре вагоны останавливаются, и я незамедлительно ухожу в вертолет. Около получаса уходит на то, чтобы замаскировать транспорт, на котором мы приехали, сразу после этого взлетаем и возвращаемся в Штаб оппозиции.
Наконец-то вздыхаю свободно. Я сделал то, что хотел сделать больше двух месяцев.
Полет длится несколько часов, я по-прежнему держу Еву на руках. Судя по времени, которое мы провели в воздухе, лететь осталось не больше пятнадцати минут. Заходим на посадку, когда Ева шевелится, смотрю на ее лицо, по правде говоря, я делал это практически все время.
Девушка медленно открывает глаза и встречается со мной взглядом. По выражению ее лица совершенно невозможно что-то понять. Она слегка напрягается, но не отстраняется. Не нахожу ничего другого, как просто спросить:
– Злишься?
16. Снова здесь
Ева
Шум двигателя подсказывает, что меня куда-то везут. Несложно догадаться, куда. Снотворное больше не действует, но силы по-прежнему не вернулись. Всем телом чувствую невероятную слабость, хочется продолжать лежать так вечность. Понимаю, что кто-то обнимает меня и прижимает к себе. Моя голова покоится на твердой мужской груди, спину заботливо поддерживают чужие руки. Но мне не хочется отстраниться. Не помню, когда меня обнимали в последний раз.
Возможно, это было больше двух лет назад, когда мамы не стало, а Джош утешал меня, помогал справиться с горем. В последнее время чужие прикосновения не приносили ничего, кроме боли. Не считая, конечно, поддержки Трея. Сейчас другая ситуация. Меня просто могли положить на пол, а не держать неизвестно сколько времени на руках. И я, кажется, знаю, чьи это руки.
Медленно поднимаю веки, встречаясь взглядом с зелеными глазами Ноя. Он внимательно смотрит на меня, а затем тихо спрашивает:
– Злишься?
Прикрыв веки, продолжаю лежать в его объятиях. Сил мало, энергия практически на нуле. Почему я вообще проснулась? Обдумывая вопрос Ноя, прислушиваюсь к своим чувствам и эмоциям. Злюсь ли я? Определенно нет. Может, слегка разочарована, но не более. С одной стороны, понимаю, почему он это сделал. И скорее всего, поменяйся мы местами, я поступила бы точно так же. Не смогла бы отпустить его к врагам. А с другой стороны, стрелять в меня…
– Это было грубо, – наконец отвечаю, не открывая глаз.
– О чем ты? – Ной чуть крепче прижимает меня к себе, и я немного смещаюсь, почти уткнувшись носом ему в шею.
Вдыхаю чистый запах его кожи, чуть разбавленный мылом.
– Стрелять мне в грудь. Вот что было грубо, – наконец отвечаю, запрокинув голову и заглянув ему в глаза.
Злости не испытываю, в последнее время я привыкла полагаться на изменчивость судьбы. В какой-то мере так жить даже проще.
– Я пытался поговорить с тобой, помнишь? – Ной слегка хмурится, но продолжает смотреть прямо мне в глаза. – Что-то мне подсказывает, ты не пошла бы со мной просто так. Пришлось применять меры.