Жонглер и Мадонна
Шрифт:
Одетый в новый серый костюм, который Майя два вечера обшивала блестками, и загримированный Иван вышел в коридор, спустился по лестнице и взял у форганга воздушные шары с ромашкой.
Представление прошло, как и все прощальные представления, торопливо и не в полную силу. Многие по дороге в Днепропетровск собирались заглянуть в Москву и боялись опоздать на поезд. Кое-кто из мужчин начал праздновать отъезд заблаговременно.
Иван не позволил себе ни малейшего послабления, мячи с кольцами его в этом поддержали.
В коридоре у гримерки уже творилось невероятное. Были вытащены все сундуки, контейнеры и фанерные кофры таких размеров, что их в распахнутом виде ставили взамен шкафов. Все это тяжеленное имущество бурно возили по полу и пытались закрыть. Контейнеры закрывались, кофры сопротивлялись до последнего. Стояли также на полу банки с белой краской и кистями – чтобы желающие могли написать на боку контейнера свою фамилию.
Иван забил имуществом и даже закрыл кофр еще вчера. Оставалось выгнать его из гримерки и сдать завхозу казенное зеркало.
В соседней, уже освобожденной от багажа гримерке накрывали на стол, разливали борщ, резали хлеб, вскрывали бутылки. Туда быстро прошли Гриша и Вадим. По коридору носились женщины с тарелками и свертками. Пронесся ничего не замечающий Сашка с двумя бутылками коньяка и зафутболил в угол банку с краской.
Иван вытолкал кофр, где его должны были утром забрать с прочим багажом коллектива, чтобы отвезти на товарную станцию. Вынес в коридор нетяжелую сумку и чемодан с реквизитом. Закрыл гримерку. Спустился и сдал ключ вахтерше.
– Что же ты про Леночку не спросишь? – укорила та.
– Да я слышал, обошлось… – буркнул Иван. В другой раз, пожалуй, подумаешь, прежде, чем снимать тигрицу с девчонки. Столько эти женщины подняли шума вокруг Ивана, что он рад был бы забыть всю эту историю навеки. Вот только зажили бы шрамы…
Майя ждала у входа.
Дома Иван сам открыл дверь и, войдя, уже привычно порадовался – все вещи обрели свои места и неплохо там прижились. Чугунный подсвечник стоял на книжной полке, Майя вставила в него три оранжевые свечи. Синяя сумка со старыми шариками стояла в прихожей под вешалкой, бархатная книга лежала посреди Майиного рабочего стола.
Иван боялся отправлять реквизит багажом. Однажды в коллективе, где он тогда работал, часть контейнеров завезли вместо Ялты в Кишинев, и сорвалось открытие программы. Иван рассудил так, что без зимней куртки он в Днепропетровске летом как-нибудь продержится, а вот без реквизита – дудки!
За столом они говорили друг другу только приятные вещи.
Ну вот, думал Иван, все очень даже правильно и красиво, никто никому ничего не обещал, никто никому ничего не должен, двое взрослых людей порадовали друг друга, чем могли, но их время истекло…
Неизвестно, что говорила себе Майя, угощая его прощальным ужином, но на ее лице грустных мыслей не отражалось.
– Могу
– А зачем? – подумав, спросила Майя и улыбнулась.
Возразить было вроде нечего. И молчание затянулось. Восстановили разговор они с трудом, как-то даже фальшиво.
А когда забрались наконец под одеяло, оба поспешили, оба захотели поскорее пройти сквозь обряд интимного прощания – и им это, к сожалению, удалось…
С утра у Майи были неотложные дела, она даже не знала успеет ли проводить Ивана, уезжавшего дневным поездом. На всякий случай простилась с ним на краю постели. Решили проблему ключа – если не получится отдать на вокзале, Иван возьмет его с собой в Днепропетровск, а потом понемногу затеряет в недрах кофра, как всякую ненужную вещь.
Без Майи Иван неторопливо встал, принял душ, позавтракал, собрался. Полистал книги под мурлыканье Мэгги. И заблаговременно приехал на вокзал.
К поезду никто не пришел.
Иван почитал «Королеву Марго», побеседовал с попутчиками, лег спать, а проснулся уже в Днепропетровске.
Город ему понравился сразу – чистотой и зеленью. Там вовсю разгулялось лето.
И началась обычная жизнь перед началом программы – вселяйся в гримерку, распаковывайся, договаривайся с осветителями и оркестром, учи уму-разуму униформу, репетируй – да еще в непривычное время!
Дня через два после премьеры Иван зашел в дирекцию и заявил, что у него в гримуборной страшные щели, сквозняк, поэтому он требует: или навести порядок, или ключ от другой гримуборной. Ему сказали, что цирк старый, он же ответил, как всегда, что если его в течение недели не избавят от сквозняков, он отказывается работать. Сказано это было с соответствующим случаю кислым лицом.
– Вот брюзга! – воскликнули четыре человека в один голос, когда дверь за ним закрылась.
Но поскольку имя брюзги писалось на афишах аршинными буквами, а его изображение в три метра ростом покачивалось справа от входа в цирк, просьбу Ивана со скрипом удовлетворили.
Преодолев мелкие трудности, он заскучал.
Хотя в коллектив вместо конного номера Гриши прислали новых людей, никто к Ивану первым не подошел, а сам он тоже что-то замешкался с инициативой и опять остался без компании. Был при нем неотлучно разве что Мэгги…
Цирк стоял на краю огромного парка. Парк Ивана изумил – был там пруд с белыми и черными лебедями, летний театр, всякие качели-карусели, даже детская железная дорога. Но Иван облазил все террасы, посидел во всех беседках, привык – и интерес к прогулкам пропал.
Самое скверное – что обычного интереса к репетициям не возникало.
Сумасбродный месяц май кончился, решительно подвел итог Иван, пора возвращаться к нормальному существованию.
И он честно вернулся.
Иван попросил прощения у Мэгги за то, что временно пренебрег им.