Жонглер и Мадонна
Шрифт:
Майя освободилась, подошла и произнесла короткий монолог с двумя десятками фамилий и тремя десятками ругательств. Иван и тут ничего не понял – только поразился ее темпераменту.
– Ну, как? – наконец спросила она.
– Я обалдел! – честно и без выкрутас ответил Иван. Тут к Майе подошли двое с фотоаппаратами. И начался разговор, в котором Иван понял лишь одно – они оба не прочь с Майей переспать.
Он видел, что и она это прекрасно осознает. Шел тот бойкий и рискованный разговор, который сводится обычно к нехитрой схеме:
Он еще раз прошелся на выставке, проявил интерес к деревянной скульптуре и в ужасе отшатнулся от акварелей Майиной подруги. На прощание он вернулся к Мадонне, потом опять отыскал Майю и услышал именно то, за чем вообще явился на выставку, – вопрос о своих планах на поздний вечер.
До начала представления он успевал только переодеться и малость размяться где-нибудь возле конюшен. Сидя перед зеркалом и глядя себе в глаза, немного взбудораженный выставкой Иван медленно и бережно вводил себя в узкое пространство того образа, который собирался предъявить публике – отчаянного красавца с широко распахнутыми глазами на запрокинутом лице.
Он, как всегда, красиво выбежал на манеж и отработал номер с обычным блеском. Хотя делать уже хотелось совсем другое. Какие там блестки на будущем сером костюме? Какие вишневые завитки? А, главное, какая, ко всем чертям, победительно-разухабистая музыка? Темное трико, шнурованный короткий колет с прорехами под мышками, вокруг шеи – стянутый шнурком ворот грубой рубахи, а также полумрак и свет из высокого готического окна с витражем, вроде того, в башенке, и размеренные, ускоряющие ритм аккорды, и алые мячи…
Когда он приехал, Майя уже сняла свой пуленепробиваемый комбинезон, смыла боевую раскраску, а по количеству посуды в мойке он понял – только что выпроводила поздравителей.
– Я не ждала тебя так рано, – сказала она. – Видишь, ужин еще не готов.
– А чего слоняться без толку за кулисами? – обычным своим кисловатым тоном спросил Иван. – Да еще когда там клетки с тиграми возят? Я или удираю до тигров, или жду, пока они кончат, и тогда репетирую.
– Ты что, боишься тигров в клетках? – удивилась Майя.
– Их все боятся. Видела, какие у них когти? Во! – Иван показал согнутый указательный палец.
– Поужинаем на кухне, – предложила Майя. – Я из-за этой проклятой выставки совсем зашилась, дома раскардач, а послезавтра макет сдавать…
Инициатива наказуема – ей пришлось сходу объяснять Ивану, что такое макет книги и макет журнала, какие бывают шрифты и откуда берутся виньетки…
– А что такое виньетки? – естественно, спросил Иван.
Она со вздохом объяснила и для пущей наглядности сделала несколько набросков фломастером.
– Вот видишь, а я и не знал, – обычной своей формулировкой подвел итог Иван и спрятал к себе в сумку наброски.
– Чтобы не забыть, – сказал он. – Я ведь еще многого не знаю. Но буду знать.
Чтобы он угомонился, Майя молча согласилась.
Они поужинали, беседуя о цирке, о поворотах с семью мячами, а также о возможности поворота с ними же на триста шестьдесят градусов. Мэгги, забытый в сумке, молчал.
– А голова не закружится? – ехидно спросила Майя. – Движеньице-то довольно резкое!
– Не должна.
– А пробовал?
– Пока – ни разу.
– Тебе закон земного притяжения не позволит! – рассмеялась она. Хотя именно она и легкое головокружение этим вечером испытывала, и с законом земного притяжения поспорить пыталась. Не бывает, увы, безалкогольных вернисажей.
– Позволит! Я его обойду. Он ведь как столб – перепрыгнуть сложно, а обойти можно! – парировал Иван. Развеселившаяся Майя ему нравилась как-то больше.
Ведя такой беззлобно-колючий разговорчик, они прибрались на кухне, искупались, легли и потушили свет. Майя первой потянулась к Ивану. И тогда он решился.
– Знаешь, когда я впервые подумал про этот поворот на триста шестьдесят градусов?
– Ну? – недоуменно спросила Майя.
– После выставки, когда шел и вспоминал твою Мадонну.
Она онемела. Иван больше всего боялся, что Майя начнет перебивать и расспрашивать. Поэтому он даже не стал дожидаться ответа.
– Знаешь легенду? – спросил он и сразу же перешел к этой легенде. – Мне ее еще в училище рассказали. В средние века один жонглер ушел в монастырь. Аллах его знает, почему… – Иван, разумеется, не знал подробностей, как не знал их и старый учитель, жестоко его школивший. Свои же сочинять не пробовал – они ему были ни к чему. – Ну, молиться, как полагается, он, конечно, не умел. Вообще ничего не умел, только кидать.
– Как ты, – буркнула Майя.
– Ну, как я. Видит, один монах поклоны бьет, другой по-латыни шпарит, третий там больных врачует, и все стараются перед статуей Мадонны. А что он может? Вот он взял свои шарики, выбрал время, когда никого поблизости не было, встал перед Мадонной и начал кидать. Час кидает, два кидает. Сделал все, что умел. И то, что раньше не умел, тоже получилось. Чувствует – все, сил нет! Свалился. Пот градом, в глазах зеленые звездочки… И тогда Мадонна встала, сошла с пьедестала и вытерла ему лоб своим покрывалом…
– Красиво, – признала Майя.
– Я когда увидел твою Мадонну, так и встал – она! Только ничего не объясняй. Я ее так понял – и точка. Она идет к тому, кто делает все возможное. Ты вот рисуешь, я кидаю, но цель-то одна – чтобы Мадонна сошла с пьедестала. И сойдет!
– Не сомневаюсь, – довольно жестко сказала Майя. – Если ничем другим в жизни заниматься не станешь. А я до такого великого служения искусству, наверно, еще не доросла.
И отодвинулась от Ивана.
Иван помолчал. Он решительно не понимал, зачем надо было говорить с ним таким голосом и отодвигаться.