Жонглер и Мадонна

Трускиновская Далия Мейеровна

– Я немного поработаю, – подумав, ответила Майя. – В дурном настроении мне лучше работается. А такого дурного у меня давно не бывало.

Она села к столу – и Иван заснул, не дождавшись, чтобы она по крайней мере обернулась к нему.

Утром Майи не было, а свежая картинка для детской книги лежала на столе. Принцесса в облачном платье с воланами и в зубчатой короне собирала разноцветные ромашки на лугу перед замком. Серые глаза принцессы грустно смотрели на букетик. У ее ног встала на задние лапки собачка с такими же глазами.

Майя

тщательно выписала каждый завиток рыжих принцессиных кудрей, каждую травинку. Иван понял, что работала она чуть ли не до утра. Это он уважал – сам любил точность и тонкость в деталях.

И в цирке, где Гришины джигиты еще не освободили манеж, Иван, стоя у форганга в тренировочном трико и ежась от сквозняка, думал – что вот надо же, впервые в жизни встретил женщину, которая не боится работы, и с той ничего не вышло…

– Вот так-то, Хвостик, – сказал он мячу. – С бабой я завязываю, но хоть ты-то не подведи…

Очевидно, довольные его решением, мячи летали, как заведенные, радуя глаз и руку. Иван думал – первые куски будущего номера должны быть именно механическими, без азарта. А вот потом, когда за витражом начнет разгораться свет…

Очевидно, ему тоже работалось лучше в дурном настроении. Те несколько дней, что он не видел Майи, не звонил ей и даже не ходил на выставку, несомненно, пошли на пользу будущему номеру супер-экстра-класса «Жонглер и Мадонна».

Потом он встретил Майю в цирке – она входила в кабинет к главрежу, а он еле исхитрился не вылететь из-за угла приемной. Мавр сделал свое дело и ушел.

И наступил очередной вечер. Иван, вооруженный воздушными шарами с бутафорской ромашкой, маршевым шагом вышел на манеж в общей веренице артистов. В нужную минуту он раскинул руки в сторону, обратил лицо вверх и увидел, что в директорской ложе сидит Майя.

Она пришла посмотреть на него, так понял Иван, она делает первый шаг! Но – зачем? Ей нужна победа – вроде победы над первым мужем? Ей нужен мавр, которого даже не пытаются удержать? Чего она хочет? Клин клином, что ль, не до конца выбит?

Ах, ты пришла полюбоваться, как твой мавр выпендривается на манеже, думал Иван, ладно, ладно! Сейчас и мы кое-что устроим! Выпендримся!

– Хвостик, – сказал он мячу, уже стоя за кулисами перед выходом. – Хвостик, мы все сделаем о-кей! Понял?

Чужая музыка кончилась, началась своя. Иван сосчитал до четырех и побежал на манеж вдогонку за булавами.

Был в бархатной книге один трюк – просчитанный, продуманный, но еще ни разу не попробованный – поворот с семью мячами на триста шестьдесят градусов. На сто восемьдесят – это Иван освоил, на триста шестьдесят – даже не приступался.

Но он знал за собой одну странную вещь. Когда он начинал репетировать новый трюк, тот в самый первый раз удавался прилично, неприятности начинались уже потом. Значит, что – главное? Главное – повыше отправить мячи и не залететь вбок на стремительном повороте.

Майя, единственная в зале, уже знала – что это такое

и как оно невероятно. Более того – знала, что Иван это запланировал на будущий год. Так получайте же, мадам!

Иван работал отчаянно. Булавы и кольца изумлялись, но слушались. Мячи – помогали! Они знали, что такое – дьявольский всплеск гордости. И Иван знал, что они не подведут.

Завалив трюк на представлении, артист обязан его повторять до удачи. Это – закон. Людей, преступивших его, Иван не уважал. И понимал, что гордость гордостью, а ударь в глаза какая-нибудь дурацкая лампочка под самым куполом – и прощай, поворот… Но было и другое – номер шел слишком удачно, нужен был удар по нервам, чтобы удача из привычки опять стала победой. Нужен был рывок…

Красное облако зависло, колеблясь, над головой. И сквозь него под самым куполом обозначилась женская фигура в длинных складках царственной мантии, с силуэтом младенца, в ниспадающих, безупречно круглых завитках прозрачно-золотых волос. Сквозь фигуру на Ивана шел сверху свет… точнее, шел сквозь ее несуществующее, будто вырезанное из картины или витража ножницами, лицо…

Облако метнулось вбок, фигура обозначилась яснее. Шевельнулись складки – как будто она незримыми в рукавах мантии ладонями и еле заметным жестом опять собрала облако вместе. Ивану почудилось, что там оно и останется. Он испугался – что же тогда делать без мячей посреди манежа? Но блики на складках уже опять были дежурными лампочками под куполом… но мячи уже возвращались в цепкие руки…

– Ни фига себе! – весело прошептал кто-то из униформы.

Зрители, дождавшись конца комбинации, зааплодировали. Да хоть он волчком завертись – аплодисменты были бы все теми же. Впрочем, победа оставалась победой. И куда более яркой, чем ночной рисунок Майи. Принцессы, замки – это ремесло… Не изобразила же она вторую Мадонну! Жаль только, что и эту победу придется праздновать в одиночестве. Как привык…

Злость и ярость понемногу таяли, уходили. Иван и сам уже не понимал, зачем рисковал, что за дурь нашла?

– Спасибо, ребята, – сказал он мячам.

– Чего уж там, – за всех ответил Хвостик.

Иван, стянув влажный костюм, встал посреди гримерки в жонглерскую стойку – локти к бокам, глаза к потолку. Было в этой стойке что-то молитвенное… ну да! Как перед Мадонной… Почудилось же наконец ее суровое лицо! Начало будущего номера – просто эта стойка. А мячи могут упасть в руки откуда-то сверху…

Майя постучала в дверь, когда Иван развешивал костюм на перекладине.

– Здравствуй, – сказала она, – поздравляю! Ну, ты – герой!

– Стараемся, – ворчливо ответил уже остывший Иван и отвернулся, доставая из угла халат.

Майя присела к столику и, прищурившись, смотрела на него. Иван почувствовал этот взгляд и понял – его притянули плечи, исполосованные шрамами. Он поскорее накинул халат.

– Ну, как жизнь? – нерешительно спросила Майя.

– Нормально, – буркнул Иван.