Жонглер с тиграми
Шрифт:
— Беда в том, — услыхал я издалека собственный голос, — что большинство диктаторов нельзя назвать благодетельными.
— Нам необходим сильный лидер, пусть даже не особо благодетельный. Кто-то, кто мог бы подгонять нас пинками под зад. Во время чрезвычайного положения, при Индире Ганди [180] , по крайней мере всё работало лучше. Даже поезда ходили по расписанию.
Использовать точность движения поездов как мерило благополучия общества всегда казалось мне странной идеей. В Германии поезда шли точно, как часы, даже когда там уничтожали шесть миллионов евреев.
180
Индира Ганди победила на выборах 1966 г., а в 1975 г. в связи со сложной экономической ситуацией, активизацией оппозиции и беспорядками ввела Чрезвычайное положение. Благодаря ему удалось сдержать инфляцию и дать сильный толчок экономике и промышленности, однако не обошлось без ограничения прав и свобод, в т. ч. свободы прессы, и даже (усилиями Санджая Ганди) в рамках программы сокращения рождаемости проводилась принудительная стерилизация людей. Из-за негативных последствий чрезвычайного положения в 1977 Индийский национальный конгресс (И) проиграл выборы, и Индира вернулась к власти лишь в 1979 г.
— Может быть, всё же не диктатор, а ответственный политик, с которого можно спросить за его работу?.. — предложил я. Не совсем уверен, что вслух.
Гаутам зажёг сигарету, игнорируя табличку «НЕ КУРИТЬ». Наш генеральный менеджер и незнакомый четвёртый пассажир недвижно лежали на своих полках.
— Понимаете, все политики в Индии — это коррумпированная мафия, — сказал Гаутам. — Они заводят толпы и превращают их в банды. Смотрите, что вышло в Айодхье [181] с разрушением мечети Бабри-Масджид! За всем этим делом стояли политиканы. Это они разжигали ненависть толп. А Индира Ганди сказала — «Не проливайте кровь, откажитесь от ненависти!» [182]
181
Имеется в виду разрушение священной для мусульман мечети Бабри-Масджид в Айодхье (Уттар Прадеш). Айодхья — один из семи Святых Городов (Дварака, Харидвар, Варанаси, Матхура, Айодхья, Канчипурам). Считается, что здесь находится место рождения Рамы и место действия многих эпизодов «Рамаяны». В XV в. На месте рождения Рамы могольские правители выстроили мечеть Бабри-Масджид, но позже мусульманам был закрыт туда доступ, а индусам разрешено иногда проводить на этом месте пуджу (богослужение). В 1990 г. индисты хотели выстроить здесь храм Рам-Мандир, но это привело к столкновениям на религиозной почве, и культовые постройки были повреждены. В 1992 г. толпы фанатиков-хинду разрушили мечеть и построили на её месте небольшой храм Рам Джанам Бхуми («Земля Рождества Рамы»), что вызвало бурные выступления мусульман во многих районах Индии. Центральное правительство затем объявило 96 акров, включая храм, зоной своего непосредственного управления и обнесло территорию забором, установив особые меры безопасности. Правительство обещало построить здесь индуистский храм, если будет установлено, что мечеть была построена на месте ранее существовавшего храма (как утверждают воинствующие индуисты). В 1994 г. Верховный суд отказался рассматривать дело, заявив, что оно не в его юрисдикции, и дело было передано в Аллахабадский суд.
182
В этом лозунге использована многозначность глагола «to shed» — «проливать» (кровь) и «отбрасывать» (ненависть) — «Do not shed blood, shed hatred!»
Хотя я уже вдохнул столько отравы, сколько хватило бы, чтобы усыпить и гиппопотама, я был впечатлён его красноречием.
— Вы, я смотрю, восхищены Индирой Ганди!
— Нет, вовсе не восхищён. Семейство Ганди [183] правило страной как собственной фирмой. Но я считаю, что она была неизбежным и даже необходимым злом, — Гаутам затушил окурок об пол. — Точно вам говорю, если у Индии не будет сильного лидера, страна превратится в одну огромную Боснию.
— Мне кажется, вы преувеличиваете.
183
Часто происходит путаница — Мохандаса Карамчанда Ганди (Махатму Ганди) причисляют к семье Ганди; на самом деле он не состоял ни в каком родстве с Неру-Ганди. В разное время премьер-министрами Индии были Джавахарлал Неру, Индира Ганди и Раджив Ганди; видные посты занимал брат Раджива, Санджай. Все члены семейства Неру (или Ганди) были убиты, кроме Санджая, разбившегося в авиакатастрофе.
— Нисколько. Моя дочь, а ей всего восемь лет, как-то спросила меня — правда ли, что мусульмане едят детей хинду…
Некоторое время мы лежали молча, слушая стук колёс. Потом наш генеральный менеджер заворочался, сел на своей полке и, с горящими глазами и встрёпанный, обратился ко мне:
— Так что же случилось с вашей сборной по крикету?..
Нагпур знаменит своими апельсинами и тем, что расположен в географическом центре Индии. В остальном — это совершенно обычный индийский город. Мы въехали в него после часа терпеливого ожидания на окраине — словно машинисту сообщили, что город ещё не готов к приёму гостей. Как бы то ни было, а к тому моменту, когда поезд медленно подтянулся к платформе и наш вагон замер напротив вывески «ДАМСКИЙ ПИССУАР», я уже девятнадцать часов провёл в поезде.
Поскольку я «не пил/не ел ни чего, предложенного спутником/незнакомцем» — несмотря на то, что свежеобкурившийся Гаутам уверял, что один из незнакомцев, нагруженный жестяными судками с каким-то месивом, был разносчиком из кухонного вагона, — я умирал от голода. Но на станции не было видно никаких источников пропитания. Только одиноко возвышались автоматические весы с надписью «Я СКАЖУ ВАМ ВАШ ВЕС». На циферблат была налеплена бумажка, сообщавшая: «НЕ РАБОТАИТ».
Нас встретил менеджер конфетного производства — бодрый, весёлый пенджабец, который во время нашей первой встречи, в Дели, смеялся надо всем, что бы я ни говорил. Теперь он спросил меня, «нет ли у меня с собой свежих гениальных идей».
— Ничего у меня нет, кроме голода, — мрачно ответил я. — Тут где-нибудь есть, где позавтракать?
Он захихикал.
— Человек есть то, что он ест [184] , — процитировал он вместо ответа.
— В таком случае я — ничто, — грустно пошутил я, вызвав очередной приступ хихиканья.
— У нас на фабрике вы сможете скушать столько печенья, бисквитов и конфет, сколько захотите, — пообещал он. Сбылась мечта маленького мальчика… но я-то давно уже не маленький мальчик.
184
Фейербах (Ein Mehsch ist was er isst)
Фабрики, которые производят печенье, во всём мире одинаковы, даже если они выпускают ещё и конфеты. Эта, на окраине Нагпура, мало чем отличалась от многих других, виденных мною в разных частях света: соединённые переходами кремового цвета строения с хорошо подстриженными газончиками перед входом. Правда, тут было и нечто отличающее эту фабрику от других, а именно часовня, небольшой индуистский храм и мечеть, служащие удовлетворению религиозных потребностей работников фабрики разного вероисповедания, утешительный символ мирного сосуществования разных религий в стране, остро нуждающейся в таком утешении.
— Это самая современная фабрика в Индии, — гордо сообщил кондитерский менеджер. — Мы используем новейшую итальянскую технологию для выпуска печенья, конфет и хлеба, которые отвечают самым высоким стандартам гигиены!
Хлеб?.. У меня заурчало в желудке.
Нам выдали белые халаты и шапочки вроде поварских и представили нас производственному директору, который и сам напоминал круглый румяный бисквит с глазками из чёрной смородины. Живот мой продолжал свои арии, а он показывал нам какие-то многочисленные графики и диаграммы, демонстрирующие производительность, ассортимент и рост разных параметров. Наконец, нам предложили чай с печеньем. Я жадно набросился на это последнее.
Первыми сладостями, которые нам показали, были конфеты под названием «Капля молока» — в сущности, ириски. Они вступали в жизнь в виде огромных клейких комов, которые затем продавливались сквозь фильеры, нарезались и заворачивались, приобретая более знакомый вид, однако молоко не присутствовало ни на одной стадии процесса.
— Самый популярный ароматизатор — манговый, — объяснял производственный директор, катая во рту одну из «капель молока». — На втором месте — кардамонный вкус, — он дал каждому из нас по горсти конфет на пробу. Я съел несколько штук, мечтая о большем разнообразии этой углеводной диеты.
Экскурсия по фабрике заняла больше часа, и кульминацией её стал чудовищный чан с латексом, коему предстояло обратиться в жевательную резинку. Нам дали новые образцы — теперь это была жвачка. Затем нас, старательно жующих резинку, отвезли в аэропорт на принадлежащем фабрике «Амбассадоре» цвета куриных бульонных кубиков (или цвета карамелек?).
— Надеюсь, в аэропорту есть ресторан, — вздохнул я.
— Я бы не рекомендовал рисковать, — остерёг Гаутам. — Лучше подождём, пока не сядем в самолёт.