Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
— Увы! — бросила принцесса.
— Ее царствование обречено, — продолжал граф. — Это будет самое роковое и несчастное царствование за всю историю монархии.
— Милостивый государь! — вновь возмутилась принцесса.
— Что касается вас, ваше высочество, — продолжал граф, — то, возможно, ваши молитвы были услышаны: вы ничего этого не увидите, потому что, когда эти события произойдут, вы уже будете на небесах. Молитесь, ваше высочество, молитесь!
И принцесса, подчиняясь этому пророческому голосу, пробудившему страхи,
Граф же, обернувшись к кардиналу, сделал приглашающий жест и направился к окну со словами:
— А теперь, ваше высокопреосвященство, что вам от меня угодно?
Кардинал последовал за графом.
Действующие лица располагались так: принцесса с жаром молилась перед распятием; Лоренца стояла посреди комнаты, недвижная, безмолвная, с широко раскрытыми глазами, но взгляд у нее был застывший, словно незрячий; оба мужчины обосновались в нише окна: граф — опершись на задвижку, кардинал — наполовину скрытый гардиной.
— Итак, что вам угодно от меня? — повторил граф.
— Я хочу знать, кто вы.
— Вам это известно.
— Неужели?
— Конечно. Вы же сами сказали, что я — колдун.
— Превосходно! Но там вы звались Жозефом Бальзамо, а здесь именуете себя графом Фениксом.
— И что это доказывает? Я сменил имя, только и всего.
— Естественно, но да будет вам известно, что перемена имени человеком вроде вас может дать пищу для размышлений господину де Сартину.
Граф улыбнулся.
— О, кажется, один из Роганов объявляет мне войну? И какие же доводы приведет ваше высокопреосвященство? Verba et voces [139] , выражаясь по-латыни. В чем еще можете вы меня обвинить?
— А вы, как я вижу, становитесь шутником, — бросил кардинал.
— Не становлюсь — таков мой характер.
— Что ж, придется мне доставить себе небольшое удовольствие.
— Какого рода?
— Заставить вас сбавить тон.
139
Начало латинского изречения verba et voces praetereaque nihil — «слова и голоса, и ничего более», то есть «пустые слова».
— Извольте, ваше высокопреосвященство.
— И это, убежден, позволит мне доставить удовольствие ее высочеству дофине.
— Да, это будет вам крайне полезно при тех отношениях, в которых вы сейчас с ней находитесь, — флегматично заметил Бальзамо.
— А что вы скажете, господин предсказатель, если я велю вас арестовать?
— Скажу, что вы сделаете большую глупость.
— Вот как? — с неописуемым презрением процедил кардинал. — И кому же она отольется?
— Да вам же самому, ваше высокопреосвященство.
— Ну вот что, я немедля отдам приказ о вашем аресте. Тут-то мы и узнаем, кто таков барон Джузеппе Бальзамо, граф Феникс, сей прославленный отпрыск генеалогического древа, которого я не обнаружил ни на одном геральдическом поле Европы.
— Ваше высокопреосвященство, — удивился Бальзамо, — а разве вы не осведомлялись обо мне у своего друга господина де Бретейля?
— Господин де Бретейль не принадлежит к числу моих друзей.
— Сейчас нет, но когда-то он входил в него. Ведь вы же написали ему некое письмо.
— Какое письмо? — встревожился кардинал и придвинулся к графу.
— Ближе, кардинал, еще ближе. Мне не хотелось бы говорить слишком громко, чтобы не скомпрометировать вас.
Кардинал еще приблизился.
— О каком письме изволили вы упомянуть? — спросил он.
— Вы же сами прекрасно знаете.
— Отвечайте.
— Ну, хорошо. О письме, которое вы писали из Вены в Париж с целью расстроить брак дофины.
Кардинал вынудил себя не вздрогнуть.
— Это письмо… — пробормотал он.
— Я помню его наизусть.
— Что же, господин де Бретейль предал меня?
— Почему вы так решили?
— Потому что, когда была достигнута договоренность о браке, я потребовал вернуть мне письмо.
— И что же он вам ответил?
— Что сжег его.
— Он просто побоялся признаться, что потерял его.
— Потерял?
— Да. Но сами понимаете, если кто-то письмо теряет, то кто-то может его найти.
— А это точно то письмо, которое я написал господину де Бретейлю?
— Точно.
— И про которое он мне сказал, что оно сожжено?
— Да, да.
— Значит, он его потерял?
— А я его нашел. Бог мой, совершенно случайно, проходя через мраморный двор в Версале.
— И вы не вернули его господину де Бретейлю?
— Нет, я поостерегся это делать.
— Но почему?
— Потому что, будучи колдуном, знал, что ваше высокопреосвященство, которому я искренне желаю всего самого лучшего, будет гневаться на меня. Представьте себе: безоружный человек должен пройти через лес, зная, что там на него нападут, и вдруг на краю леса он находит заряженный пистолет…
— И что же?
— А то, что он будет глупцом, если не подберет этот пистолет.
Кардинал почувствовал, как у него закружилась голова, и он ухватился за подоконник.
После секундного колебания, все фазы которого граф с наслаждением наблюдал на его лице, он сказал:
— Будь что будет. Но никто не сможет сказать, что принц, принадлежащий к моему роду, сдался перед угрозами шарлатана. Это якобы потерянное и найденное вами письмо вы должны будете предъявить дофине, дабы погубить меня как политика, но я воспользуюсь этим, чтобы укрепить свою репутацию лояльного подданного и надежного посла. Я скажу правду, то есть скажу, что считал этот брак вредным для интересов своей страны, и страна защитит меня или выразит мне сочувствие.