Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
— И, даже разбогатев, вы не изменили своих намерений относительно меня? Должен сказать, я вам крайне признателен.
— Правда?
— Чистейшая правда.
— Ну, так по рукам? — не колеблясь, воскликнула Николь.
— То есть?
— Вы согласны?
— Нет, отказываюсь.
Николь отпрянула от окна.
— Жильбер, вы злой или, во всяком случае, бездушный человек, — сказала она, — и можете мне поверить, этот ваш поступок не принесет вам счастья. Если бы я вас еще любила и если бы сделать вам это предложение меня толкнуло что-нибудь, кроме щепетильности и порядочности, вы разбили бы мне сердце. Но слава Богу, я только хотела, чтобы никто не смог сказать, будто Николь, разбогатев, презрела Жильбера и в отместку за обиду заставила его страдать. Но с этой минуты между нами все кончено.
Жильбер равнодушно пожал плечами.
— Можете не сомневаться, — продолжала Николь, — я прежде всего подумала о вас, решившись при своем свободолюбивом и столь же независимом, как ваш, — и вы это знаете — характере похоронить себя здесь, когда меня ждет Париж! Париж, который станет моей сценой, — вы это понимаете? Я решилась обречь себя ежедневно, круглый год, всю жизнь видеть эту равнодушную физиономию, за непроницаемым выражением которой кроются презренные мысли! То была жертва с моей стороны, но вы не поняли этого, и тем хуже для вас. Не стану утверждать, Жильбер, что вы еще пожалеете обо мне, скажу лишь, что вы еще ужаснетесь и покраснеете, увидев, к чему приведет меня пренебрежение, которое вы сегодня мне выказали. Я могла остаться порядочной, и мне нужна была всего лишь дружеская рука, которая удержала бы меня на краю пропасти, куда я скольжу, скатываюсь, куда вот-вот упаду. Я взывала: «Помогите! Протяните руку!» — но вы, Жильбер, в ответ толкнули меня. И я скольжу туда, падаю, я найду там свою гибель. Господь еще спросит с вас за это преступление. Прощайте, Жильбер, прощайте навсегда!
И, закончив эту речь, явив все благородство, что таилось в глубинах ее души, гордая девушка ушла без гнева и раздражения, как подобает всем избранным натурам.
Жильбер спокойно захлопнул окно и прошел в глубину своей каморки, где возобновил таинственные занятия, прерванные появлением Николь.
18. ПРОЩАНИЕ С ТАВЕРНЕ
Прежде чем вернуться к хозяйке, Николь остановилась на лестнице, чтобы подавить клокотавшую в ней ярость.
Она застыла в задумчивости, сжав рукой подбородок и нахмурив брови, и в этот миг была так хороша собой, что проходивший мимо барон, несмотря на всю свою занятость, не удержался и поцеловал ее, точь-в-точь как это сделал бы г-н де Ришелье, будь ему лет тридцать.
Вырванная игривостью барона из раздумий, Николь поспешно поднялась к Андреа, которая уже закрывала сундучок.
— Ну как, надумала? — поинтересовалась м-ль де Таверне.
— Надумала, мадемуазель, — с самым непринужденным видом ответила Николь.
— Выходишь замуж?
— Нет, совсем даже наоборот.
— Вот как? А что же твоя великая любовь?
— Она не может для меня перевесить той доброты, какую ежечасно выказывает мне мадемуазель. Я принадлежу мадемуазель и хочу принадлежать ей всегда. Я в ладах с госпожой, которую выбрала себе, но буду ли в ладах с господином, которого выберу?
Андреа была тронута этим проявлением чувств: ей просто не верилось, что легкомысленная Николь способна на такое. Само собой, она не знала, что Николь держала ее, так сказать, на крайний случай.
И Андреа улыбнулась, радуясь, что вот еще одно человеческое существо оказалось лучше, чем она думала.
— Ты правильно делаешь, Николь, оставаясь со мной. Я этого тебе не забуду. Доверь мне твою судьбу, и, ежели мне повезет, обещаю, что ты получишь свою долю удачи.
— Мадемуазель, решено, я еду с вами.
— Без сожалений?
— С закрытыми глазами!
— Это не ответ, — заметила Андреа. — Мне бы не хотелось, чтобы когда-нибудь ты упрекнула меня, что последовала за мной очертя голову.
— Уж если я буду кого-нибудь упрекать, мадемуазель, так только себя.
— Значит, об этом ты и говорила со своим женихом?
Николь покраснела.
— Кто, я? — переспросила она.
— Ну, конечно, ты. Я видела, как вы разговаривали.
Николь подосадовала на себя. Ведь ее комната и комната хозяйки расположены на одной стороне, и ей же известно, что из ее окна отлично видно окошко Жильбера.
— Да, мадемуазель.
— И ты сказала ему?
— Сказала, — подтвердила Николь, у которой расспросы Андреа пробудили былые подозрения, и потому, сочтя эти расспросы хитрой уловкой соперницы, она постаралась ответить как можно неприязненней: — Сказала, что не хочу за него.
Уж так сотворены были две эти женщины, одна — кристально чистая, а другая — от природы склонная к пороку, что им никогда не суждено было понять друг друга.
Андреа до сих пор продолжала принимать колкости Николь за любезности.
Барон же за это время собрал свой багаж; старая шпага, которую он носил при Фонтенуа [55] , грамоты, подтверждающие его право ездить в каретах его величества, комплект «Газетт» [56] и кое-какие письма составляли самую объемистую часть его имущества. Подобно Бианту [57] , он нес все это под мышкой.
55
Деревня в Бельгии, где 11 мая 1745 г. французы разбили англо-голландскую армию.
56
Первая французская газета, которую с 1631 г. начал издавать Теофраст Ренодо.
57
Древнегреческий философ VII в. до н. э., автор знаменитого изречения «Все свое ношу с собой».
Следом за ним, согбенный под бременем полупустого сундука, шел Ла Бри, и вид у него был такой, словно он истекает потом.
На подъездной аллее они увидели королевского офицера, который, пока шли сборы, опустошил бутылку до дна.
От внимания сего повесы не ускользнули ни тонкая талия, ни округлая лодыжка Николь, и он все время рыскал вокруг пруда под каштанами, надеясь снова увидеть прелестницу, стремительно как видение, исчезнувшую среди деревьев.
Г-н де Босир, как мы уже имели честь отрекомендовать его, был вынужден прервать свои наблюдения, поскольку барон велел ему подать карету. Вздрогнув от неожиданности, он поклонился г-ну де Таверне и звонким голосом приказал кучеру подъехать к дому.
Карета подъехала. Ла Бри с невыразимой смесью ликования и гордости водрузил на нее сундук.
— Я поеду в королевской карете! — в восторге промолвил он, думая, что его никто не слышит.
— На запятках, друг мой, на запятках, — с покровительственной улыбкой поправил его де Босир.
— Отец, вы берете с собой Ла Бри? — удивилась Андреа. — А кто же будет сторожить Таверне?
— Да этот лоботряс философ, черт бы его побрал!
— Жильбер?