Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
— Ришелье? Нет, нет, ни за что на свете этого не будет!
— Не хотите Ришелье — тогда дайте д'Эгийону.
— Но что? Портфель министра? В настоящее время это невозможно.
— Понимаю… Может быть, позже… Подумайте, человек он находчивый, деятельный; Терре, д'Эгийон и Мопу будут при вас подобны трем головам Цербера; примите в расчет и то, что ваш кабинет министров — сущая комедия, продержится он недолго.
— Вы заблуждаетесь, графиня, он продержится не менее трех месяцев.
— Через три месяца я напомню вам ваши слова.
— Ах, графиня!
— С этим покончено, а теперь обратимся к нынешнему дню.
— Но у меня ничего нет.
— У вас есть легкая конница; господин д'Эгийон — офицер, воин, вот и назначьте его командиром ее.
— Пожалуй, назначу.
— Благодарю вас, государь! — радостно вскричала графиня. — Благодарю!
И ушей г-на д'Эгийона достиг отменно плебейский звук поцелуя, запечатленного на щеках его величества Людовика XV.
— А теперь, — изрек король, — накормите меня ужином, графиня.
— Нет, — возразила она, — здесь ничего не приготовлено, вы уморили меня политикой… Мои люди стряпали речи, фейерверки, все, что угодно, только не угощение.
— В таком случае едемте в Марли, я отвезу вас.
— Я не в силах, моя бедная голова раскалывается на части.
— У вас мигрень?
— Невыносимая.
— Тогда вам следует лечь, графиня.
— Я так и сделаю, государь.
— Тогда прощайте.
— Вернее, до свидания.
— Я прямо как господин де Шуазель: меня изгоняют.
— И при этом провожают со всеми почестями и ласками, — подхватила лукавая женщина, потихоньку подталкивая короля к двери, пока он не очутился за порогом и не начал спускаться по лестнице, хохоча во все горло и оборачиваясь на каждой ступеньке.
Графиня с высоты перистиля светила ему свечой.
— Послушайте, графиня, — обратился к ней король, вернувшись на одну ступеньку вверх.
— Да, государь?
— Надеюсь, бедняга маршал не умрет от этой беды?
— Какой беды?
— От того, что ему не достался портфель министра.
— Какой вы злой! — воскликнула графиня, провожая его последним взрывом смеха.
И его величество удалился в восторге от последней шутки, которую сыграл с герцогом, в самом деле внушавшим ему отвращение.
Когда г-жа Дюбарри вернулась к себе в будуар, она увидела, что д'Эгийон стоит на коленях перед дверью, молитвенно сложив руки и устремив на нее пламенный взгляд.
Она покраснела.
— Я потерпела неудачу, — сказала она. — Бедный маршал…
— О, я все знаю, — отвечал он. — Я слышал… Благодарю вас, сударыня, благодарю!
— Я почитала себя обязанной сделать это для вас, — возразила она с нежной улыбкой. — Но встаньте же, герцог, а не то я, пожалуй, подумаю, что ваша память не уступает вашему уму.
— Это вполне возможно, сударыня: ведь дядя сказал вам, что я лишь усерднейший ваш слуга.
— А также слуга короля: завтра вам надлежит явиться к его величеству, да встаньте же!
И она протянула ему руку, которую он почтительно поцеловал.
Графиня, казалось, была в сильном смятении, она не добавила ни слова.
Г-н д'Эгийон тоже молчал, взволнованный не меньше ее; наконец графиня подняла голову.
— Бедный маршал! — повторила она еще раз. — Надобно известить его об этом поражении.
Г-н д'Эгийон истолковал эти слова как окончательное прощание и поклонился.
— Сударыня, — произнес он, — я немедля еду к нему.
— Ах, герцог, никогда не следует спешить с дурными вестями; вместо того, чтобы ехать к маршалу, отужинайте у меня.
Герцог почувствовал, как кровь у него в жилах вспыхнула и заиграла под дуновением юности и любви.
— Вы не женщина, — сказал он, — вы…
— Ангел, не правда ли? — шепнули ему на ухо горячие губы графини, которая подошла к нему совсем близко, чтобы быть услышанной, и увлекла его к столу.
В тот вечер г-н д'Эгийон мог почитать себя счастливчиком: он похитил назначение у дяди и съел на ужин долю самого короля.
89. ПЕРЕДНИЕ ЕГО СВЕТЛОСТИ ГЕРЦОГА ДЕ РИШЕЛЬЕ
У г-на де Ришелье, как и у всех придворных, был свой особняк в Версале, другой — в Париже, дом в Марли, дом в Люсьенне — словом, он располагал собственными жилищами повсюду, где жил или бывал король.
В свое время Людовик XIV умножил число своих резиденций и тем самым навязал всем высокопоставленным особам, в чьи привилегии входило присутствие на больших и малых выходах короля, необходимость быть очень богатыми, чтобы в более скромном виде перенимать заведенный им образ жизни и подражать полету его причуд.
Итак, в ту пору, когда г-н де Шуазель и г-н де Прален были отрешены от должностей, герцог де Ришелье обитал в собственном особняке в Версале; туда он велел отвезти себя накануне из Люсьенны, после того, как представил племянника г-же Дюбарри.
Маршала видели с графиней в лесу Марли, его видели в Версале, когда министру было объявлено об опале, известно было о тайной и продолжительной аудиенции, которую он получил в Люсьенне; с прибавлением длинного языка Жана Дюбарри всего этого было достаточно, чтобы весь двор счел необходимым посетить г-на де Ришелье и засвидетельствовать ему свое почтение.